Портрет с девятью неизвестными
– Бывают моменты, когда даже самый рациональный человек начинает верить в нечто большее, – ответил Ренар.
Их взгляды встретились, и в этот момент между ними повисло напряжение, которое нельзя было выразить словами. Это было чувство, которое они оба понимали, но ни один из них не хотел озвучивать.
– А вы? – спросил он, нарушив тишину. – Почему вы здесь?
Катрин грустно улыбнулась.
– Я здесь, потому что всегда ищу правду. А этот отель её скрывает.
Ренар слегка наклонил голову, смягчив до того сдержанный взгляд:
– Мне кажется, мы ищем одно и то же, – тихо произнёс он.
Катрин ничего не ответила, но её взор, задержавшийся на профессоре, говорил больше, чем могли бы выразить словами. Она, казалось, думала, что сказать, как человек, который знает, что каждое произнесённое может изменить ход разговора.
– Одно и то же? – задумчиво повторила она. – Но мы ведь совершенно разные. Вы – человек науки, а я…
Ренар поднял руку, мягко прерывая её.
– Человек, который ищет. Разве это не общее между нами?
Катрин улыбнулась уголками губ, но выражение глаз оставалось серьезным.
– Искать – одно. Но находить ответы – совсем другое. Вам когда-нибудь приходилось находить не то, что вы хотели?
– Постоянно, – коротко ответил Ренар. – И это не делает мои открытия менее значимыми. Наоборот, порой неожиданные истины оказываются самыми важными.
– Вы считаете, что здесь можно найти истину? – с сомнением спросила она негромко.
Ренар посмотрел в сторону, будто пытаясь заглянуть за пределы стен библиотеки.
– Возможно, – произнёс он, наконец. – Но она будет не той, что мы ожидаем.
Катрин на мгновение замолчала, мягко коснувшись пальцами обложки книги, что лежала на столе.
– А если истина окажется слишком страшной? Если её лучше не знать?
– Тогда, возможно, её стоит узнать тем более, – Ренар посмотрел прямо на неё. – Отказ от правды не делает её менее реальной.
Катрин выдержала его взгляд, её глаза блеснули в мягком свете лампы.
– Вы всегда так уверены в своём выборе? – спросила она.
Ренар горько улыбнулся.
– Нет. Уверенность приходит позже, если она вообще приходит.
Катрин расслабленно откинулась на спинку стула, сохранив при этом прежнюю сосредоточенность.
– Вы говорите как человек, который видел слишком много, – заметила она.
– Возможно, так и есть, – признал он. – Но иногда важно не то, что ты видишь, а то, как ты это понимаешь.
На несколько мгновений в библиотеке воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском дров в камине. Катрин задумчиво смотрела на огонь, всё ещё касаясь книги, но она, казалось, забыла о её существовании.
– Знаете, – тихо начала она, не отрывая взгляда от огня, – я всегда думала, что знаю, чего хочу. Всегда считала, что могу контролировать всё, что происходит вокруг. Но сейчас…
Она замолчала, словно эти слова были слишком личными, чтобы их продолжить. Ренар, понимая её колебания, наклонился чуть ближе, но не стал её торопить.
– Продолжайте, – мягко сказал он.
Катрин, борясь сама с собой, послушалась:
– Сейчас я не уверена, что могу контролировать хоть что-то, – призналась она. – Этот отель, картина, все эти странности… Они словно издеваются надо мной, заставляя чувствовать себя… уязвимой.
Ренар внимательно слушал, не перебивая. Ему было интересно и одновременно с этим он понимал ее.
– Уязвимость – это не слабость, – наконец сказал он. – Это часть того, что делает нас людьми.
– А вас что делает человеком, профессор? – почти что прошептала она
Ренар грустно улыбнулся.
– Желание понять то, чего я никогда не смогу понять до конца, – ответил он.
Эти слова прозвучали так тихо, что на мгновение Катрин показалось, что он говорит не с ней, а с самим собой. Она снова посмотрела на огонь, но её мысли были далеко за пределами этой комнаты.
– Спасибо, что выслушали, – неожиданно сказала она.
– Вы думаете, что я сделал это из вежливости? – с лёгкой усмешкой спросил он.
Катрин сперва улыбнулась, но потом внутри неё мелькнула искренность.
– Нет. Думаю, вы сделали это потому, что сами искали момент, чтобы рассказать что-то своё.
Ренар не ответил. Они оба понимали, что этот разговор стал чем-то большим, чем простой обмен мыслями. Это была встреча двух людей, которые, возможно, были слишком похожи, чтобы этого не заметить.
Катрин наклонилась, её взгляд задержался на глазах Ренара. В этом движении не было ничего поспешного или неловкого – она словно хотела убедиться, что её жест будет понят. Её губы коснулись его губ мягко, почти невесомо, как первое прикосновение снежинки. На мгновение весь мир вокруг замер, исчез шум отеля, мерцание свечей, даже их дыхание стало неслышным.
Ренар не отстранился. Его глаза, которые до этого были полны сосредоточенности, теперь выражали нечто другое – тихое удивление и, возможно, признание. Он ответил на её поцелуй осторожно, сдержанно, словно боялся разрушить то хрупкое, что возникло между ними.
Когда Катрин постаралась отстраниться спокойно, но не смогла скрыть тревогу. Она склонила голову, будто прислушивалась к себе.
– Простите, – произнесла она тихо, скорее, как признание, но не извинение
Ренар задержал взгляд на её лице, его глаза мягко блестели в свете лампы.
– Простите за что? – спросил он, умудрившись улыбнуться не губами, а голосом.
Катрин отвела взгляд, её руки нервно сжались на столешнице.
– За то, что позволила себе… – она замялась, подбирая слова. – За то, что дала себе слабость.
Ренар понимающе улыбнулся:
– Это не слабость, – сказал он спокойно. – Это – момент истины.
Она посмотрела на него со смесью удивления и облегчения.
– Истина? – повторила она. – Вы слишком идеалистичны для учёного.
– А вы слишком циничны для журналистки, – парировал он, его глаза блеснули. – Разве это не делает нас равными?
Катрин тихо рассмеялась, но в её смехе не было злости.
– Возможно, вы правы, – признала она. – Но что будет дальше?
Ренар, посерьезнев, откинулся на спинку стула.
– Мы не знаем, что будет завтра, Катрин, – ответил он. – Но я знаю, что этот момент важен.
Она молчала, её пальцы скользили по обложке книги, будто пытаясь найти в этом движении опору.
– Зачем вы сюда приехали? – неожиданно спросила она.
Ренар задумался на мгновение, затем произнёс:
– Возможно, чтобы понять, почему я так долго избегал истины.
– А вы нашли её здесь? – продолжила она негромко.
– Я нашёл больше, чем ожидал, – ответил он, и их взгляды вновь встретились.
В библиотеке воцарилась тишина. Свет лампы освещал их лица, и в этом свете казалось, что мир сузился до этих двух фигур, сидящих за столом. Катрин неотрывно смотрела на него, её дыхание стало ровным, но взгляд был полон вопросов.
– Спасибо, что выслушали меня, – наконец сказала она.
– Спасибо, что доверились, – ответил он.
Её губы дрогнули, словно она собиралась что-то сказать, но передумала. Она плавно, почти грациозно поднялась со стула.
– Мне нужно подумать, – произнесла она, стоя в полумраке библиотеки.
Ренар кивнул, не отводя взгляда от её лица.
– Иногда тишина – лучший способ найти ответы, – сказал он.
Катрин задержалась у двери и её силуэт выделялся на фоне тёмного коридора. Она повернулась к Ренару ещё раз, её глаза встретились с его, но она ничего не сказала. Затем она исчезла в тени, оставив его одного в мягком свете лампы.
Ренар долго сидел неподвижно, медленно пролистывая книгу, но мысли его были далеко. Ему казалось, что эта встреча изменила нечто важное – в нём самом, в ней, а, возможно, и в этом месте, полном тайн и загадок.
В гостиной, освещённой мягким светом камина, Филипп Готье расположился в глубоком кресле, задумчиво перебирая струны своей гитары. Он перебрасывал пальцы по ним, но звуки получались отрывистыми, словно его мысли не позволяли сосредоточиться на музыке. Жанна Дюваль, расположившаяся напротив него, изучала его молча. Она пыталась разгадать нечто скрытое в его позе, движениях, паузах между звуками.