You, salvation (СИ)

Обратный путь кажется короче. Перед входом в дом Джеймс оставляет найденный тазик. Капли тут же звонко начинают биться о железо, довольно быстро заполняя посудину.
Барнс заходит внутрь, скидывая на ходу капюшон, и подходит к двери. Быстро отстукивает незамысловатый ритм, о котором они со Стивом договорились, и слышит, как с той стороны раздаются торопливые шаги. Мальчик отпирает дверь и отходит, пропуская мужчину, который сбрасывает рюкзак на пол и начинает стягивать влажную куртку.
  
– Ты сегодня долго, – Стив все это время сидел на стуле, глядя на запертую дверь. И ждал, – все нормально?
Джеймс кивает в ответ и начинает доставать найденные вещи.
– Ого, спасибо! – Роджерс берет протянутые ему ботинки, плюхается на стул и торопливо стягивает рваные кеды.
Он аккуратно отставляет поношенную обувь в сторону и надевает ботинки, затягивает шнурки и встает на ноги. Проходится вперед-назад.
– Как влитые. Ну, почти, – он поднимает взгляд на Барнса и благодарно улыбается, – спасибо, Джеймс.
Слышать, как мальчик обращается к нему по имени, непривычно. В груди у Барнса что-то смутно и тревожно ёкает.
– Пожалуйста, – он плотно сжимает губы и хмурится.
Улыбка на лице Стива гаснет. Он не совсем понимает, почему мужчина отстраняется. Что он опять сделал не так?
– Пора ужинать, – Барнс всегда торопится перевести тему, когда чувствует, что между ним и мальчиком повисают неуютные паузы.
– Хорошо, – Роджерс возвращается к стулу и принимается расшнуровывать ботинки, низко склонив голову.
Шапка, найденная Джеймсом, так и остается лежать в кармане куртки.
Поздно вечером, когда Стив засыпает, Джеймс тихо выходит из комнаты, прихватив с собой заранее приготовленный фонарик и кусок мыла. Накидывает толком не просохшую куртку и выходит под мелкий, моросящий дождь. Тазик наполнен до краев, через которые переливается дождевая вода, не впитывающаяся в чернозем. Барнс старается не наступать в чавкающую жидкую грязь. Он поднимает таз и торопливо идет под покосившийся навес. От пронизывающего ветра там не спастись, но хоть дождь не так донимает. Джеймс ставит тазик на перила, стараясь придать посудине как можно более устойчивое положение, зажимает включенный фонарик между зубов, и достает из кармана мыло и шапку. Внимательно осматривает вещицу, повертев в руках, и, наконец, опускает в холодную воду. Джеймс не особо надеется, что от багрового пятна удастся избавиться полностью, но хотя бы немного отстирать шапку попытаться все же стоит. Он хорошенько намыливает пятно, одной рукой придерживая мокрую, потяжелевшую ткань, а второй усиленно втирает мыло. Смотрит на то, что получилось, откладывает заметно уменьшившейся кусок обратно на бумагу, в которую тот был завернут, и вынимает фонарик изо рта. Еще раз светит на шапку, чтобы убедиться, что все пятно находится под довольно плотным мыльным слоем, и гасит свет, чтобы не расходовать батарейки.
Барнс будто со стороны видит себя: стоит, обдуваемый стылым ветром, сгорбившись, немеющими руками продолжая в ледяной воде стирать какую-то дурацкую шапку с помпоном, который мотается из стороны в сторону и разбрызгивает вокруг мыльную воду, которая попадает на и без того мокрую куртку.
В какой-то момент Джеймса пробирает смех, ну не идиотская ли ситуация? Во что он вообще ввязался? Что он делает? Еще какие-то три месяца назад Барнс никак не мог представить, что будет задаваться философскими вопросами стоя посреди ночи черте где, черте с кем и черте чем занимаясь. Настроение странно приподнятое, будто он всю жизнь только и мечтал отстирывать по ночам шапки от заскорузлых кровавых пятен.
– Что я делаю? – задает Джеймс вопрос в пространство. Слова тут же уносит свистящий ветер. – Бред какой-то.
Он обреченно качает головой, шмыгает покрасневшим носом и с силой продолжает шоркать ткань. Костяшки его пальцев иногда трутся друг о друга, но руки настолько задубели, что он этого не чувствует. Через какое-то время Барнс нащупывает непослушными пальцами фонарик, долго возится с кнопкой, включает его, и, прищурившись, пытается разглядеть насколько удачной вышла стирка. Пятно заметно поблекло, да и в целом шапка стала выглядеть более прилично. Джеймс довольно усмехается в бороду, хорошенько выжимает ткань, откладывает аккуратно вещь в сторону и идет набирать новый тазик воды – полоскание никто не отменял.
К тому времени, как Барнс возвращается в дом, он весь мокрый и продрогший. Мужчина торопливо и неловко раскидывает куртку, чтобы та хоть чуть-чуть подсохла к утру, рядом кладет злополучную шапку. Доползает до своего места, прячет окоченевшие кисти рук подмышками, все никак не может согреться. Он лежит, вслушиваясь в завывания ветра за окном, в шум вновь разошедшегося дождя, в тихий, надсадный скрип дома, который будто надрывисто стонет под натиском непогоды. И так и засыпает – толком не согревшись, но с губ почему-то все никак не хочет сходить едва заметная улыбка.
Наутро Стив трет припухшие со сна глаза, зябко ежится под тонким одеялом и натягивает рукава «новой» рубахи на самые кончики пальцев. Он всегда удивляется во сколько встает Джеймс. К тому времени, как сам Роджерс просыпается, чай уже закипает, а нехитрый завтрак дожидается в тарелке.
– Доброе утро, – мальчик садится по-турецки и чешет щеку, на которой остался след от подушки. От рюкзака, который служит подушкой.
– Доброе, – Барнс заходит в комнату, перетрясая свою куртку.
Пытается пристроить ее поближе к скудному теплу горелки, но толку от этого мало, конечно.
– В тазике вода, – он кивает куда-то себе за спину.
Стив кивает и поднимается. «Умывальник» стоит в соседней комнате на подоконнике. Рядом дожидается алюминиевая кружка, из которой валит пар. Роджерс радостно охает и смешивает воду в так же заранее пристроенной рядом косушке. Неторопливо, тщательно чистит зубы, глядя в окно. Пейзаж размытый, унылого бело-серого цвета. От одного вида хочется передернуть плечами и вернуться под одеяло. Мальчик заканчивает умываться, аккуратно отставляет все в сторону, убирает щетку и на глаза ему попадается кусок мыла. Барнс всегда говорит держать его завернутым в бумагу, поэтому Стив берет обкатанный брусочек в руки и только начинает шуршать клочком бумаги, как вдруг замечает на светлой поверхности прилипшие волоски, напоминающие шерсть. Неужели, пока он спал, Барнс еще успел что-то постирать? Все-таки Роджерс не понимает, как мужчина умудряется делать все так быстро, незаметно и тихо. Он кладет плотно завернутое мыло обратно и возвращается в комнату.
Джеймс никогда не начинает завтракать без него, хотя, очевидно, встает намного раньше. Стив зарывается обратно под одеяло и маленькими глотками пьет чай, грея руки о горячие бока кружки. Барнс тоже прихлебывает чай, и когда привычным жестом откидывает волосы с лица, Роджерс замечает покрасневшую кожу рук, покрытую цыпками. Вопрос вертится на языке, но даже если Стив и задаст его, Барнс вряд ли снизойдет до того, чтобы ответить. Поэтому мальчик проглатывает этот самый вопрос вместе с очередным глотком.
– Надо найти куртку, – вдруг подает голос мужчина.
– А… да, – несколько заторможено реагирует Роджерс. Ему все еще как-то неловко при общении с Джеймсом. – Мы пойдем дальше, когда дождь закончится? – Спрашивает он, чтобы как-то продлить разговор.
Джеймс согласно кивает, и только Стив с огорчением успевает подумать, что не будет никакого разговора, как вдруг Барнс тянется куда-то за свой рюкзак и что-то достает.
– Вчера нашел. Забыл отдать, – он протягивает вещь Стиву, и тот сжимает в худых пальцах шапку.
Роджерс разглядывает ее, и, честно признаться, он в восторге и от помпона, и от жестковатого, чуть колючего материала, и от цвета. Шапка светло-светло-фиолетовая. По сравнению с их остальной одеждой она выглядит невероятно чистой, будто… Стив вскидывает голову и потрясенно смотрит на Барнса. Тот сидит, отводя глаза в сторону и вниз, около переносицы морщинки становятся глубже – неуверенность и беспокойство. С приоткрытых губ мальчика скрывается легкий вздох. Хорошо, ему совсем не сложно сделать вид, будто он ничего не понял.