90-е: Шоу должно продолжаться 5 (СИ)
— Ну так-то все верно, — поддакнул я.
— Слушай, вот ты жук! — рассмеялся Колямба. — Ты чего тут мне киваешь, не понимаешь что ли, к чему я веду?
— Сколько? — спросил я.
— Чего? — мой шарообразный собеседник сделал вид, что не понял.
— Ты же мне предлагаешь культ-массовое направление в твоем теневом картеле возглавить, если я правильно понимаю твои намеки, — хмыкнул я. — Вот я и спрашиваю — сколько денег ты мне заплатишь. Или ты думаешь, что я бесплатно буду работать?
— Ну… Такое дело… — замялся Колямба и забарабанил по столу похожими на сардельки пальцами. — Это же пока получается шкуру неубитого медведя делить, так-нет? Я тебе сейчас предложу сумму, а ты все мероприятия провалишь, и что мне тогда, себе в убыток получается работать?
— Двадцать пять процентов, — секунду подумав, сказал я.
— Сколько⁈ — выпучил глаза Колямба.
— Четверть дохода с тех мероприятий, которые я буду устраивать, — не меняя тона, продолжил я. — Это для меня и моей команды. Плюс гонорары группам, которые будут выступать. И всяким там прочим наемникам, которые потребуются.
— Ничего себе рассчеты ты мне тут устроил! — Колямба грозно подался вперед, упершись круглым животом в крышку стола. — А мне тогда что же получится? Шиш с маслом?
— Больше, чем если это твое овощехранилище будет бесполезно простаивать, — я пожал плечами. — Так-то ты ничем не рискуешь. Будут люди — будут деньги. Не будет людей, значит и мне платить ничего будет не нужно.
Колямба молчал и сопел. Я тоже заткнулся, наблюдая, как в его кабаньих глазенках мелькают циферки.
— Пятнадцать! — выпалил он.
— Давай сойдемся на двадцати, — сказал я. — И оплата уборки в мои обязанности не входит.
— Вот ты жук, а… — снова повторил он. Теперь уже скорее задумчиво. — Я думал, доброе дело делаю, чтобы вы, ребятишки, фигней не страдали, да по подвалам клей не нюхали. Чтобы было где собраться и поплясать…
— Эх, Колямба, добродетельность — она такая, — хохотнул я. — Каждый норовит сесть на шею и ножки свесить!
— Двадцать процентов… — задумчиво повторил он, как будто пытаясь примириться с этой ужасной цифрой в своей голове. — Двадцать, понимаешь, процентов…
— Кстати да, Колямба, а что насчет того концерта? — невинно спросил я. — Мне там доля никакая не полагается?
— Вовчик, ты совсем-то не наглей! — напустился на меня Колямба. — Там за одну только проводку, которую вы сожгли, отдать пришлось… Ээээх! И уборку еще потом оплатить! Хорошо, если в ноль сработали, билеты-то копеечные были, а цены ишь как растут! Не угнаться!
— Не звезди, мы там навели порядок после себя, — усмехнулся я. — Даже сортиры помыли!
— Ой, да что вы там навели, смех один! — Колямба хлопнул себя по жирным ляжкам. — И вообще, мы же с тобой договаривались…
— Да ладно, ладно! — засмеялся я. К этому повороту событий я был полностью готов, Макс предупредил, да и сам я тоже не без глаз, ясно же, что за человек Колямба. — Договаривались. Проба пера, и все такое. Но я должен был попытаться, ты же понимаешь?
Я подмигнул и широко улыбнулся. Напрягшийся, было, Колямба расслабился и выдавил из себя смешок.
— Поэтому дальше и предлагаю договориться на берегу, — сказал я. — Чтобы без непоняток, недомолвок и разночтений. Чтобы все честно.
— Честно — это хорошо, — проговорил Колямба и вздохнул. — Без ножа ты меня режешь, Вовчик, вот что!
— Без ножа — это если бы я пятьдесят затребовал бы, — хохотнул я. — Хотя, кстати, пятьдесят — хорошо, да. Если пятьдесят, то тогда я беру на себя все гонорары, уборщиц и прочую техническую часть, вроде электриков, звуковиков и охрану. А?
— Ааа! Черт с тобой! — Колямба стукнул ладонью по столу. — Уболтал ты меня, языкастый. Двадцать процентов, так двадцать. Только вот еще что… У меня есть еще один человечек, вроде тебя. Тоже с идеями всякими. И думаю я, что мы с вами это овощехранилище поделим. Половина времени — твоя, половина — его. И устроим между вами, так сказать, соцсоревнование. Ну а победитель где-нибудь к лету получит все помещение целиком. А? Как тебе?
— Справедливо, — кивнул я. — Только делить по-честному. Два уикэнда в месяц мне, два ему. Третий — разыгрываем на камень-ножницы-бумага.
— Уикэнды, слово-то какое, — фыркнул Колямба. — Ладно, по рукам!
Мы пожали друг другу руки. И когда я направился к двери, на столе Колямбы опять затрезвонил телефон.
* * *«Как-то он легко согласился», — думал я, неспешно гуляя в сторону своей новой квартиры. От офиса Колямбы до нее было вообще рукой подать. Считай что, перейти дорогу и свернуть на неширокую Транспортную, которую, не зная, что она там есть, можно было и не заметить. Потом пройти мимо стекляшки, вокруг которой ввиду не очень холодной погоды тусовались любители безыдейно принять на грудь, свернуть во двор, и вот я и дома, собственно. Примерно в том часу, в котором и планировал. Как раз должен был заскочить евин отец, чтобы поговорить по душам и подробно разъяснить, какие у меня теперь права и обязанности.
Подумав, завернул в «стекляшку» под неодобрительными взглядами местной «богемы». Прикупить бутылочку «алиготе». Пусть будет, иной раз для серьезного разговора требуется.
— Восемнадцать-то есть тебе? — неприветливо спросила продавщица, оглядывая меня с головы до ног.
— А я для папы! — гордо заявил я и засмеялся. — Да совершеннолетний я, не волнуйтесь. А вас разве наказывают, если вы несовершеннолетним алкоголь продаете?
— Да кому сейчас какое дело, кому я продаю, — вздохнула продавщица. — Хоть в детский сад, лишь бы деньги платили… Чего тебе, говоришь, портвейна?
— Алиготе, — сказал я.
— Хм… — продавщица посмотрела на меня долгим взглядом. Я бы даже сказал, одобрительным. Сняла с полки зеленую бутылку с неяркой этикеткой, поставила рядом с кассовым аппаратом. — Сынок у меня твоих лет же, школу закончил прошлым летом. Работать на склад подвизался, а как деньги появились, закладывать начал. Как придет домой, несет от него сивухой… Ты смотри много не пей.
— Да я правда не для себя, — усмехнулся я. — Я же спортсмен. Просто вдруг в гости кто придет, мало ли…
— Ну хорошо, если так, — она вздохнула.
— Спасибо за заботу, — улыбнулся я. — Хорошего вам вечера!
Я забрал бутылку и шагнул к двери. У выхода оглянулся и помахал рукой. Не смог пока отделаться от желания причинять добро, захотелось, чтобы уставшая продавщица улыбнулась. И она улыбнулась. Только улыбка вышла грустная очень.
* * *Леонид Карлович уверенно прошел в мою комнату и, уверенно же, уселся в кресло. Явно привычное место, прямо по-хозяйски так плюхнулся, не выбирая. Одобрительно посмотрел на бутерброды на журнальном столике и коробку «птичьего молока». Вино я на столик выставлять не стал, разве что сам спросит.
— Вот что, ты парень взрослый и на вид вроде умный, так что не буду всячески вилять и ходить вокруг да около, — с минуту помолчав, сказал отец Евы. Что-то в нем как будто неуловимо так поменялось. Вроде те же очки, та же жилетка… Но если дома он был такой интеллигентный увалень, к жизни неприспособленный и простодушный, то сейчас передо мной сидел… хм… Босс. Плечи расправились, в глазах — этакая хитринка чуть сумасшедшая. — Давай я сразу скажу тебе, чем занимаюсь, и если вдруг тебе это покажется неправильным или похабным, то мы просто полюбовно распрощаемся, и надеюсь, ты забудешь об этом разговоре. Хотя бы для блага Евушки. Хорошо?
— Заметано, — кивнул я.
— Ты себе в общих чертах представляешь, что такое «фильмы для взрослых»? — спросил он и цепко уставился мне в лицо.
— Порнография? — с самым серьезным видом уточнил я.
— Ох уж мне это слово… — поморщился Леонид Карлович. — Порнография — это что-то из милицейских сводок или, там… Историй про загнивающий запад. А у нас как? В СССР секса вроде как не было, а вот ишь ты, поди ж ты, оказалось, что на самом деле-то он есть. И им, вроде как, заниматься надо, а как — люди-то и не знают!