Академия Militas Dei. 1-й курс (СИ)

— Принесите воды! — велел Иван, когда же Фаина чуть под успокоилась, он продолжил допрос, — А что вы можете сказать о вашей соседке?
— Жалко мне её было. Мать-одиночка, работавшая продавщицей в ларьке. После того, как умерла Аглая Михайловна, царство небесное… Ну, бабка Женьки, ей не с кем было Нинку оставить, поэтому я за ней бывало присматривала. Такая хорошая девочка… Бедняжка такая маленькая, а уже без матери.
— Фаина Семёновна, вы не знаете у Евгении не было больше родственников?
— Уж лучше бы не знала! — резко бросила женщина.
— В смысле?
— Мать Женьки, дочь Михайловны, умерла, когда сама Женька только-только школу закончила. И после этого её папаша запил. А год назад после дефолта это зависимость стала ещё хуже. — речь Фаины стала более злобной, — Этот проклятый алкаш, наверное, запросто бы продал за пузырь водки дочь и внучку. Этот вечно пьяный урод довольно часто ломился сюда. Я говорила Женьке, что надо заявление написать, но она всё отвечала: “Да как же я на родного отца!” Да в гробу я видала такого папашу! Господи, прости мою душу грешную за такие слова.
— А к ней ещё кто-то приходил?
— Парня одного, бывало, видела. Он к ней довольно часто ходил. Однажды я даже видела, как они из подъезда выходили, и этот парень Нинку на руках держал с такой нежностью и любовью. Я даже прослезилась.
— Да, — подтвердил участковый, — Я его тоже часто видел, но Женька о нём практически ничего не говорила.
— Как и мне. — подхватила Фаина, — Хотя это странно. Женечка, несмотря на проблемы в семье, была достаточно общительной… Ох, что же с Нинкой будет? Неужели её этому алкашу отдадут?
Иван ничего не стал отвечать. Закончив допрос, он вместе с участковым прошёл в спальню, где в своей кроватке сидела девочка двух с половиной лет от роду, находившаяся под присмотром одного из милицейских. А вот сама комната вызывала, куда больше вопросов. Подойдя к кроватке, следователь взглянул на маленькую кучку чёрной рассыпчатой массы, которая лежала на полу.
— Странно, — надев перчатки, Иван взял немного для изучения, — Не хочу, конечно, к таким выводам приходить, но это больше похоже на… Прах.
— Ха! — усмехнулся участковый, — А вы на стену гляньте.
Встав на ноги, Иван обратил внимание на стену, у которой стояла кроватка. На ней зияли две дырки от выстрелов, однако самих пуль внутри не было.
Вскоре озадаченный следователь обратил внимание на саму малютку. Сев на корточки, молодой человек отвлёк девочку от игры, установив с ней зрительный контакт.
— Привет, — улыбнувшись Иван открыл паспорт Евгении на странице с графами о наличии детей, — Нинель. У тебя очень красивое имя. Ты, наверное, даже говорить ещё не умеешь. Жаль… Ты бы нам очень помогла.
— Мне кажется, — предположил участковый, — Что неумение говорить и спасло ей жизнь.
Затем следователь обратил внимание на то, с чем играла девочка. Круглый деревянный амулет на таких же бусинках. В центре круглой формы был нарисован ядовито синим цветов нечто похожее на византийский орнамент. Следователь понимал, что такую вещь на рынке не купишь за сто рублей. Иван хотел взять этот амулет, но Нинель, прижав его к себе, возмущённо залепетала.
— Прости, я не знал, что он тебе так дорог. — затем, обратившись к участковому, Иван, убрав улыбку с лица, спросил, — Вы связывались органами опеки?
— Они ещё в пути. Сами понимаете, путь до Перекопа не близкий.
Утвердительно кивнув, молодой человек снова взглянул на осиротевшую малютку.
Это было первое дело следователя Ивана Капшукова. К сожалению, улик в нём было очень мало, да личность загадочного парня так и не смогли установить, несмотря на фоторобот, составленный со слов соседки, поэтому убийство Евгении Воронцовой так и осталось не раскрытым.
Судьба малютки Нинель была менее печальной. Хоть у неё и остался дедушка, но мужчина, страдавший алкоголизмом и живший в запущенной квартире, не мог быть хорошим опекуном, поэтому органы опеки через суд лишили его прав на внучку. Сама же Нинель была направлена в детский дом, в котором ей предстояло прожить свои детские и подростковые годы.
   
Собеседование
 
Ярославль, май 2014 года.
Подъём, завтрак, занятия, обед, занятие, ужин, короткое личное время и отбой — , в таком каждодневном распорядке без четырёх месяцев восемнадцатилетняя Нинель Воронцова жила детском доме уже пятнадцать лет. И очередной день не предвещал ничего нового.
Встав в привычное время в общей спальне, Нинель привела себя в порядок: спрятала каштановые волосы в пучок, оставив свободной короткую, крашенную в фиолетовый, прядь, и надела блузку из лёгкой цветастой ткани и джинсовую юбку. Полученные от спонсоров, старые шмотки, конечно, быстро изнашивалась, но подлатать и можно было ходить дальше. Затем девушка достала из своего укромного тайника деревянный амулет с синим византийским орнаментом. Эта вещь имела для неё важное значение, которого не могли понять малознакомые люди. Каждый раз смотря на него, девушка видела в нём загадку, которую она не могла разгадать несколько лет.
Параллельно с переодеванием, Нинель болтала со своей подругой Татьяной, которая стояла перед зеркалом, крася губы в ярко красный цвет. За годы, прожитые в детском доме, их дружба успела много чего пережить: горе, радость, драки по пустякам и серьёзным поводам, — и одна всегда стояла за другую горой. Подойдя к подруге, Нинель нежно убрала с её плеча прядь длинных чёрных волос. Улыбнувшись Таня хотела помадой тыкнуть подругу в нос, но та успела уклониться. Когда девушка закончила свой яркий для дневного дня макияж, она накинула на себя старый спортивный пиджак с полосками. После, захватив с собой сумки, девушки направились в столовую завтракать.
Кормили не самой лучшей едой, но есть можно было. Во время завтрака, Таня, сидевшая напротив Нинель, незаметно под столом передал подруге половинку плитки шоколадки.
— Спасибо за то, что позавчера контрольную по русскому дала списать. — так Таня прокомментировала свой сладкий подарок.
— Мне то не трудно, но… — тон Нинель стал более строгим, — А как ты ЕГЭ будешь сдавать? Я тебе при всём желание помочь не смогу.
— Знаешь, я особо над этим не парюсь. Это лишь формальность. Я вообще не понимаю смысла учится дальше ради какой-то бумажки, которой в будущем разве что жопу можно подтереть.
— А жить то где собралась? — с усмешкой спросила девушка, — Ты же знаешь наше государство. Обещать квартиру одно, а выдавать, так очередь длинная. Можно не дожить. Так что прописка в общежитие более реальным вариантом кажется…
— Да-да-да. Для этого надо куда-нибудь поступить. Знаю! — подруга скривила недовольное лицо, — Нинка, порой ты бываешь до тошноты правильной! Тебе вообще хорошо: у тебя прописка в Перекопе осталась… Удивляюсь, как она вообще дожила до окончания этой шараги… Кстати, ты можешь за меня не волноваться. У меня уже есть вариант.
Нинель вопрошающий взглянула на Таню. Подруга, достав телефон, показала фотографию своего нового ухажёра, с которым, по словам самой девушки, она встречалась уже три месяца. И внешне этот кавалер ничем бы не отличался от предыдущих, если бы не глаза. Нинель этот взгляд показался хищным, как будто парень ищет жертву. По мимо дрожи, она также почувствовала, что участок груди, с которым соприкасался амулет, начало покалывать, что, впрочем, случалось с ней не впервой.
— Витька, предложил после вручения диплома переехать к нему. — довольно сообщила Таня.
— Так быстро? — отдав телефон подруге, Нинель поёжилась на стуле, — Скажу честно, Танька, он мне не нравится.
 
— Нинка, да тебе все мои ухажёры не нравились! Я бы больше удивилась, если бы ты сказала иначе. — после подруга улыбнулась, — Наверное, поэтому мы так давно и дружим.
Не успела Нинель сказать о своих подозрениях, как к девочкам подошёл лысый долговязый парень в спортивном костюме.
— Чего тебе, Колесников? — спросила Нинель, устало закатив глаза.