Дон Кавелли и Рука Бога

Как Кавелли и предполагал, он нашел Монтекьесу возле могилы.
Один-единственный раз взглянув на него, Кавелли похолодел. Темные глаза Монтекьесы метали молнии, а губы были плотно сжаты, вся его поза выражала с трудом сдерживаемую ярость. О чем вообще Кавелли думал, когда отправился в одиночку в это укромное место? Ну конечно, Монтекьесе уже давно рассказали, что произошло ночью. Теперь ловушка захлопнулась.
  
Монтекьеса подчеркнуто безразлично и грустно посмотрел на часы и изобразил натянутую улыбку:
— О, это вы, монсеньор, а я уже начал беспокоиться.
В это невозможно было поверить, но плохо скрываемый гнев Монтекьесы, похоже, был вызван тем, что ему пришлось прождать несколько минут! Разве может опаздывать тот, кого он считал одним из самых близких и доверенных лиц папы? Монтекьеса действительно одержим манией величия. Но, по крайней мере, он, кажется, все еще ничего не знает ни о визите в полицию, ни о смерти Маргариты и Адельфи. Кавелли вздохнул с облегчением, но, вспомнив об ужасе, пережитом ночью, испытал приступ ненависти к этому человеку. Хотя он и не приказывал ничего напрямую и даже не подозревал о том, что произошло, кровь Маргариты на его руках. Понятно, что улыбка Кавелли вышла такой же искусственной, как и дружелюбный оскал Монтекьесы. Кавелли объяснил, что ошибочно посчитал местом встречи базилику. Как же нелепо осознавать, что благосклонность Монтекьесы зависит от таких второстепенных вещей, как пятиминутное опоздание! Но тот в ответ добродушно махнул рукой, будто даровал Кавелли отпущение всех смертных грехов, и улыбнулся, показывая, что это не имеет никакого значения.
— Вы, конечно, догадались, монсеньор, почему я захотел встретиться с вами именно в этом месте? — спросил Монтекьеса, хитро блеснув глазами.
— Полагаю, что из соображений безопасности. Хотя, с другой стороны, святой Себастьян известен среди верующих как защитник от чумы.
Монтекьеса радостно улыбнулся, оценив, что Кавелли упомянул об этом обстоятельстве.
— Это была совершенно незаурядная личность. Римский военачальник, входивший в преторианскую гвардию императора Диоклетиана. Когда он принял христианство, его приговорили к смертной казни. Его изрешетили стрелы нумидийских лучников. Но он не умер, как было задумано его врагами, хотя и был тяжело ранен. Вскоре он поправился и снова предстал перед императором, по-прежнему провозглашая свою приверженность христианству. Тогда его забили до смерти дубинами в Большом цирке [28]. Я часто задаюсь вопросом, хватило бы мне мужества поступить так же, окажись я на его месте.
— Особенно во второй раз.
Монтекьеса кивнул, сохраняя полную серьезность.
— Совершенно верно. Я хотел еще раз помолиться здесь в тишине, до того как тут все окажется переполнено. Только представьте, десятки тысяч людей придут сюда и будут умолять о пощаде или исцелении.
Он мечтательно улыбнулся, словно планировал посетить любимый ресторан.
— Вот увидите, они явятся десятками, сотнями тысяч! Сюда и, конечно же, в церковь Сан-Марчелло-аль-Корсо, где находится чудотворное распятие, которое в свое время изгнало из города чуму за шестнадцать дней.
— И в собор Святого Петра.
Монтекьеса как-то странно улыбнулся, как будто услышал в словах Кавелли больше, чем тот хотел сказать.
— Дай Бог, чтобы вы оказались правы, синьор Монтекьеса, но я все же не до конца уверен, что ваш план сработает. В наши дни многие не только игнорируют церковь, а даже от всей души ее отвергают. Да что уж говорить, таких людей большинство! Даже в величайшем отчаянии они не вернутся в лоно церкви.
Взгляд Монтекьесы преисполнился доброжелательной снисходительности.
— Сначала не вернутся, но когда испытания станут невыносимыми, они начнут молиться, одни, дома, тайно. Верующих людей больше, чем мы предполагаем. Дело в том, что вера глубоко укоренилась в человеке. Просто люди задушены всем этим эгоистическим безумием, которое сегодня овладело обществом, охотой за удовольствиями и признанием, так называемым рационализмом, о котором постоянно твердят СМИ. Я расскажу вам то, чего вы, возможно, не знали: папа римский Иоанн Павел II, как известно, внес решающий вклад в разрушение Советского Союза. И, пока он боролся против коммунизма, он был героем для оппозиционеров. Но что произошло после распада Советского Союза? Церковь там стала не сильнее, а слабее. А почему? Тамошний неблагодарный сброд желает потреблять, а не молиться. Им стало слишком хорошо жить. Но если люди попадают в дерьмовую ситуацию, в величайшую беду, когда государство несостоятельно, когда ничто не помогает, а на улицах валяются трупы, то они опустятся на колени и начнут молиться, одни раньше, другие позже. Сначала они будут молиться, потом по-настоящему уверуют и, наконец, пойдут в церковь. Это не мое личное мнение, это извечный закон, я хочу сказать — естественный закон природы. Поэтому не беспокойтесь, монсеньор.
Кавелли ощутил, что его начинает тошнить от подобного цинизма и презрения к человечеству, он с трудом пробормотал в ответ что-то одобрительное. Монтекьеса потер уголок рта. Едва ли не впервые Кавелли видел его растерянным.
— Причина, по которой я пригласил вас сюда, несколько, как бы сказать, необычного свойства.
У Кавелли пересохло во рту. Что же за этим последует? Он всем видом изобразил крайнюю степень внимания и участия:
— Я вас слушаю.
— Речь идет о монсеньоре Лонги. Он…
Монтекьеса, по-видимому, изо всех сил пытался деликатно объяснить нечто, что не давало ему покоя.
— Он что?
— Скажем так, можно ли ему доверять?
К чему он клонит? Кавелли постарался выиграть время.
— Можно ли доверять монсеньору Лонги? Святая Богоматерь, конечно!
Его собеседник недовольно скривился.
— Речь не идет о том, можно ли ему доверять в принципе. Я имею в виду, в нашем деле.
— У вас есть какие-то сомнения?
— Что-то идет не так. В среду перед генеральной аудиенцией я должен был еще раз поговорить со святым отцом. Этот разговор имеет решающее значение. Но вот уже несколько дней монсеньор Лонги не отвечает на телефонные звонки. Его подчиненные уверяют меня, что он перезвонит, но, увы, этого не происходит. Вот почему я вас спрашиваю: можно ли доверять монсеньору Лонги?
Мозг Кавелли заработал на полную катушку. По-видимому, Ватикан полностью прекратил все контакты с Монтекьесой, не поставив того в известность. Но, к сожалению, Кавелли тоже об этом не сообщили. Сейчас все зависит от него, и ему придется импровизировать. Дон выдавил из себя улыбку.
— Извините, это моя ошибка. Во всем, что касается вашего проекта, я — ваш единственный связной со святым отцом. Он сам так пожелал. Наверное, я недостаточно ясно это объяснил, прошу прощения.
— Хорошо, тогда, пожалуйста, будьте добры, монсеньор, передайте святому отцу, что мне надо с ним увидеться. Сегодня! — решительно объявил Монтекьеса.
Кавелли почувствовал, как по его спине сбегают капли пота. Он, конечно, мог отделаться стандартной фразой в том духе, что «в столь короткие сроки такие вопросы не решаются» или что «у святого отца есть много других важных дел». Но, учитывая замысел Монтекьесы, это не лучший вариант. Нет, именно сейчас настал момент истины. Он должен объяснить этому безумцу, что тот не сможет увидеть папу римского ни сегодня, ни в другой день. Больше никогда! Пора бы уже ему узнать, что католическая церковь, Ватикан и папа самым решительным образом отвергают его бесчеловечные планы и не испытывают к их создателю ничего, кроме презрения. Настал момент наконец сказать, что он отнюдь не человек Божий, а обыкновенный преступник с манией величия.
И вот сейчас…
Кавелли сам с трудом мог поверить в то, что от себя услышал:
— Приезжайте в Ватикан к воротам Святой Анны в восемнадцать часов. Я вас провожу.
  
КНИГА ТРЕТЬЯ
   
XXXIV
 
— Монсеньора Лонги нет на месте.