Запретное влечение
Его губы вновь нашли мои, влажный язык, проникал в мой рот, наш поцелуй только усиливал мою дрожь. Чем дольше он целовал меня, тем сильнее опустошался мой разум. Я недоумевала, почему вдруг неспособна оттолкнуть его? Почему он так влияет на меня?
Оторвавшись от моих губ положил руки на грудь и обвёл их, словно прощупывал и примерял насколько она вмещаются в его ладонях.
– Твою мать…
Большим пальцем нажал на сосок и стал водить ими круговыми движениями дразня и будоража меня. Я выгнулась вперед не в силах сдержать рванный вздох вырвавшись из горла.
– Ариф, пож-ж-жалуй-ста, нужно остановится. – сказала, прикрыв веки и дернувшись на нём.
Я чувствовала какой жар исходит от него. В промежность упиралась его выпуклость. Его рука поползла по моему животу и начала расстегивать пуговицу на джинсах.
– Не сопротивляйся Змейка, сегодня я буду использовать только пальцы. Если конечно ты сама не станешь умолять меня о большем. Ты меня поняла?
На этих словах я открыла глаза, хмурясь. У него хватало наглости быть таким самоуверенным и дерзким в такой момент.
– Пошел ты…—
Его пальцы скользили внутрь моих трусиков, и он начал массировать чувствительный бугорок и впился своим ртом в мою грудь. Он посасывал её, очерчивал круги языком. Я зарылась пальцами в его волосы и стянула зубы не позволяя стону вырваться наружу. Мои бедра дернулись вперед, вращаясь, чтобы сильнее почувствовать его прикосновения. Дыхание стало одновременно быстрым и неглубоким.
– Уже очень далеко в тебе, Змейка, —прошептал он мне в ухо, тихо посмеиваясь.
Он ввел в меня палец и задвигал им быстрее и глубже. Я отдалась ощущениям, мной овладела такая адская похоть, которую я никогда прежде не чувствовала.
Я знала, что уже через несколько часов мне будет жутко стыдно. Что мне захочется собрать чемоданы и навсегда покинуть страну или пустить пулю себе в лоб, лишь бы не встречаться с ним после всего.
Но мне было плевать на то, что будет потом. Я хотела жить этим моментом. Проживать эти безумные эмоции и ощущения с ним.
Глава 8
Каждый день в течение двух недель я просыпалась с сожалением о том, что не страус и не могу спрятать голову в песок. Именно этого мне хотелось после всего, что произошло с Арифом. Я ругала себя, злилась на себя, пыталась найти оправдания – и так день за днем по бесконечному кругу. Каждую ночь я воспроизводила в голове всё случившееся, и меня бросало то в жар, то в холод – от стыда и от бурлящих фантазий.
В тот день мне стоило огромных усилий ехать с ним обратно в одной машине. В салоне всё ещё витал аромат нашей страсти. Когда всё закончилось и пелена, затуманившая мой разум, начала спадать, я осознала, какая я клиническая идиотка.
Внутри меня было чувство опустошенности и омерзения к самой себе. Хотелось реветь и бить себя по щекам, и я держалась из последних сил, чтобы не разреветься перед Арифом.
Нужно отдать ему должное: он не лез ко мне с разговорами, будто считывал моё состояние. Он позволил мне погрузиться в тишину и довёз до Наты.
Только когда я выходила из машины, он удержал меня за кисть руки и сказал:
«Иллан, не жалей ни о чём, всё, что произошло, останется между нами.»
«Спасибо,» – пряча глаза, сказала я и, тихо попрощавшись с ним, направилась к подруге.
Поднимаясь к Нате на лифте, я смотрела на себя в зеркало и размышляла о том, куда делось моё воспитание, все принципы и морали, которые бабушка вкладывала в меня.
Какого чёрта со мной происходит, когда этот парень оказывается в радиусе метра от меня? Почему во мне просыпается какая-то вторая личность, которая начинает творить полный беспредел? Как я вообще могу быть такой? Бояться и при этом делать с ним все непристойности, которые насмотрелась в проклятом Netflix. Нужно завязывать с этими фильмами и сериалами!
Когда я рассказывала Нате обо всём, боялась увидеть в её глазах осуждение, но она успокоила меня. Ната уверяла, что ничего страшного не произошло, что нас с Арифом влечёт друг к другу, и это вполне нормально – что мне сносит башню.
Я ненавидела это чертово влечение и не знала, что с ним делать. Не знала, как теперь вести себя с Арифом. Он звонил мне вечером этого дня и каждый последующий день ровно неделю, но я не могла заставить себя ответить. Я знала, что веду себя по-детски, но шла на поводу у своих эмоций. В тот момент единственное, чего я хотела – это спрятаться в своём панцире, подобно черепахе.
Когда звонки от Арифа прекратились, меня накрывало по другому поводу: значит, я ему не так уж и нужна. Всё, что произошло, стало для него лишь небольшим эпизодом в его бурной сексуальной жизни. Может быть, для него это обыденное дело?
Да, он не овладел мной, как и обещал, но заставил моё тело сотрясаться в его руках.
Выходить с ним на связь первой я точно не была готова. Все мои дни проходили с мыслями о нём, и я пришла к решению, что всё к лучшему: нам не стоит видеться. Тогда и не будет никаких проблем. Я и моя девственность, которую, к слову, я должна беречь до брака, будут в безопасности. Ведь я дурела именно тогда, когда он был рядом.
Успокоив себя этим, я смогла продолжить жить своей обычной скучной бесцветной жизнью
***
Я спускалась по лестнице со второго этажа, когда заметила отца. Он стоял у комода с зеркалом и пытался завязать галстук. Его лицо было сосредоточенным и напряженным, а движения резкими и нетерпеливыми. Я сразу поняла, что папа сегодня не в духе.
– Доброе утро, пап! – сказала я, подходя ближе. Его взгляд встретился с моим в зеркале и немного потеплел.
Папе было сорок пять, но он выглядел статным и уверенным в себе. Темные волосы, слегка поседевшие на висках, придавали ему мужественности, а в глубоких карих глазах светился ум. Он был из той категории людей, о которых говорят: «сделал себя сам». Когда они с мамой только поженились и переехали в Москву в поисках лучшей жизни, папа подрабатывал продавцом в цветочном магазине. Позже он открыл собственный ларек, а через пару лет уже владел сетью цветочных бутиков по всей Москве. Сейчас за его фирмой были зарегистрированы более ста компаний разного профиля, но основным направлением является гостиничный бизнес. Папа работал столько, сколько я себя помнила, но при этом он всегда был отличным отцом, не обделяя меня вниманием. У нас была особая связь: я всегда чувствовала его настроение и улавливала энергетику, стоило только взглянуть на него. Вот и сейчас я ощущала, что с ним что-то происходит, но не могла понять что именно.
Мне было страшно даже думать о том, что это могло быть связано со мной. Что если папа узнал об Арифе? Нет, он не был бы так спокоен! Я тут же успокоила себя.
– Доброе, дочь, – ответил он. Его голос звучал глубоко и спокойно, но в нем слышалась нотка напряжения. Папа развернулся ко мне, когда я подошла ближе и встала за спиной.
– Вижу у тебя проблемы, – усмехнулась я, наблюдая за тем, как его пальцы нервно сжимают ткань галстука. – Ты что, резко разучился их завязывать?
Я всегда восхищалась его строгими чертами лица и тем, как он умело сочетал деловой стиль с легкой небрежностью. Сегодня он был одет в серый классический костюм и светлую рубашку; наличие галстука говорило о том, что у него запланированы важные переговоры или встреча.
Папа нахмурился, заметив мой взгляд на его сером галстуке в тон костюма.
– Да… что-то не ладится сегодня, – хмуро произнес он и перевел взгляд мне за спину, его лицо стало еще мрачнее.
Я удивленно обернулась назад и увидела тетю Аню. Мама Наты, миниатюрная блондинка с живыми горящими глазами и добрым нравом, сегодня выглядела бледной и грустной. Она родила Нату в восемнадцать и была для дочери больше подругой, чем матерью. К мне она относилась с особой теплотой и любовью, часто прикрывая наши с Натой проделки перед бабушкой и отцом.
– Тетя Аня, вы заболели? – с тревогой спросила я, внимательно изучая её лицо. Я заметила, как её губы дрогнули в слабой улыбке, но в глазах всё равно читалась глубокая тревога, словно за ними скрывалось что-то большее, чем просто усталость.