Его строптивая любовь (СИ)

— Даже интересно, с чего ты начнёшь. Ну, говори.
— Поскольку вы знаете обо мне больше меня самой, — неспешно произнесла я, ожидая кивка, который последовал почти сразу, — для вас не секрет, что моя мать — сайрена. И, думаю, вы прекрасно знаете обычаи сайрен, наверняка ведь сталкивались. С вашим–то огромным опытом! — не польстила, а констатировала я. Дождавшись очередного благодушного кивка, продолжила: — Так вот, я хочу узнать, как максимально быстро снять рабский ошейник, в который меня заковали, отдав нянькам. Вы можете мне помочь с этим?
Я нарочно не закончила предложение словом «вопросом», поскольку хотела намекнуть, что жажду действий, а не подсказок. А личи, как я прочитала в книге, знают много недоступных простым смертным обрядов, умеют заглядывать в прошлое и будущее, и даже разговаривать с самой смертью.
— Занятно. Я думал, ты спросишь о внезапно исчезнувших с территории академии… друзьях, — нарочно выделил наставник последнее слово. — Но ты приятно удивила. Рад, что смог научить тебя правильно расставлять приоритеты.
— Благодарю вас. Я действительно очень хотела задать именно тот вопрос, что вы упомянули, но в настоящее время, подозреваю, даже окажись я рядом с ними, стану обузой, а не помощницей. Хотя сердце, конечно, не на месте.
Намёк. Толстый–толстый! Но вдруг Маэстро расщедрится!
— Верно. Твой рабский ошейник, как ты назвала обряд подчинения — весьма занимательная вещица. Если бы ты оказалась в мире сайрен до освобождения, стала бы марионеткой правящей семьи, поскольку концы всех пут ведут во дворец. Именно там проводят обряд.
— В круглом храме с таким же круглым прудом–бассейном центре? — быстро проговорила я. — В нём плавают живые рыбки, а люди вокруг словно безмолвные статуи? И песнь… звучит и звучит и звучит.
— Тебе приснился такой сон? — въедливо уточнил учитель.
— Да. Словно там стоит Маро, моя мать и ещё кто–то… Но я во сне думала, что обряд брачный, хотя у Маро были связаны руки за спиной. Тонкой золотой цепью.
Я принялась за рассказ, описывая сон от начала и до конца, делясь чувствами, мыслями, переживаниями. Вопрос учителя стал совершенно неожиданным.
— Ты уверена, что это был твой друг?
— Конечно! Я слышала его голос, он просил его спасти!
Я волновалась всё сильнее. Наставник обычно не проявлял лишних эмоций, а если проявлял, это было или что–то ехидное и саркастичное, или откровенно страшное. Но, как ни крути, Маэстро был слишком харизматичным, чтобы я его боялась хотя бы вполовину того, как боялась учительницу русского и литературы в школе. Вот та как зыркнет своими ледяными глазищами, так слова и буквы проваливаются в пищевод, разрезая острыми углами его стенки, вызывая рвотные позывы, заикание, тремор конечностей и много чего ещё, но только не желание и возможность отвечать на вопрос. А лич… ну да, страшный–ужасный лич — но такая ведь душечка! Чудо, а не преподаватель! И чего его все так боятся? Лично я считала себя счастливицей!
— Алессаль… Нет, ну я всё же хочу отгадать твоё личное имя, — пробормотал Маэстро, хитро на меня посмотрев, но я промолчала. Рагнар не велел его произносить и точка. Когда вернётся и разрешит, тогда и откроюсь учителю, не раньше. Хотя хотелось безумно! Было приятно, когда меня называли Миа, отчего–то сразу губы растягивались в улыбке, настроение улучшалось, хотелось обнять весь мир.
— Извините, Маэстро. Запрещено.
Он не стал реагировать на очередной отказ, продолжил, словно и не было отступления от темы беседы.
— Сны — это отражение ранее увиденного. Скорее всего, ты жила в мире сайрен до определённого возраста и видела подобный обряд, а сейчас фрагменты наложились один на другой: прошлое, настоящее, твои переживания о будущем.
Глаза мои стали круглыми как плошки. А ведь у меня действительно очень мало детских фотографий, и все они настолько отвратительного качества, что вполне могли быть не моими вообще. И Маро недавно очистил мою память от блоков и наносной шелухи. Быть может, это и не сон вовсе, а воспоминание из детства? Я ведь вполне могла бегать по острову, заходить куда угодно, не боясь упасть в море, захлебнуться, утонуть. И во сне совершенно спокойно бегала по морю в полной темноте, а это даже для сна — перебор. Несмотря на принятие Тьмы я до сих пор иногда напоминала себе, что бояться нечего, Тьма — мой друг, а не враг.
 
А вода… её я никогда не боялась и могла плавать часами. Даже не помню, учили меня тому или я сразу умела. А как–то на пляже ко мне обратилась одна старушка и назвала русалочкой за то, что я без устали ныряла с пирса и, казалось, только заряжалась силой, а не теряла её в морской воде, как остальные.
Что ещё было в моём сне? Пейзаж не вызвал никакого удивления. Я буквально не заострила на нём особого внимания, словно видела не раз. И точно знала, что узкую полосу берега закрытой бухты затапливает. Не столько из–за зелени на каменных сводах. Я просто знала.
— Мамочки! — выдохнула недоверчиво. — А ведь действительно! Я жила там, в мире сайрен. Потому так люблю воду, хотя моя основная стихия — огонь. И вода меня любит, очень любит. Каждый раз когда я оказываюсь в море, оно предлагает мне ауромо. В любых количествах! А ведь Рагнар говорил, что найти его — большая удача. И когда жила на Земле, всегда обожала ездить на море или речку, могла часами не вылезать из воды, даже совершенно ледяной. И никогда не болела после. А мама… сайрена, которую я считала матерью, тоже часами плавала. И за меня не переживала — видимо, была уверена, что ничего со мной не случится.
Пока я говорила в памяти возникали десятки ситуаций, подтверждающих теорию. Особенно вспомнился случай, когда я сильно заболела и врачи не могли установить диагноз, зато прописали килограммы таблеток. Лжемать тогда увезла меня на море и велела плавать, пока мне не станет лучше, сама же стояла в шубке на берегу. И я выздоровела! И всю жизнь верила, что это из–за термического шока. Хотя… нет, об этом я тоже только сейчас вспомнила, а много лет воспоминание было недоступным.
— Захотелось прогуляться в мир сайрен, — со зловещей улыбкой произнёс наставник. — Что же там такого произошло, что мать посчитала более безопасным отправить тебя с няньками в другой мир? Ох, интересная ты загадка, Алессаль. Очень интересная.
Посмотрела на Маэстро. Он расхаживал вдоль учебной доски и был определённо взволнован. Разве это свойственно личам? Может, в мире сайрен он тоже бывал и спрятал там свой… забыла, как называется этот футляр для души? Или за меня переживает, как учитель за ученицу?
— А почему вы уверены, что мама меня спасала, а не избавлялась от ненужной обузы? — задала я вопрос нейтральным тоном, хотя на самом деле сидела, боясь шелохнуться. Слишком много во мне было сомнений, слишком много недоверия и подозрений. Я уже лишилась одной матери и теперь страшно боялась привязаться к другой, даже не зная её. Не помня. И когда признавалась Рагнару, что не испытываю к истинной матери чувств, не лукавила. Я заперла сердце на амбарный засов, ещё сверху монтажной пеной все щели заделала, чтобы не позволить себе ни единой эмоции, пока не уверюсь, что это безопасно.
— Сайрены — древняя раса, и как у любой древней расы у неё есть слабая сторона — дети. Чем сильнее становятся женщины, тем больше у них амбиций и тем меньше желания рожать и воспитывать детей в молодом возрасте. А позднее уже не всегда получается, ведь всему своё время.
Маэстро так многозначительно на меня посмотрел, словно я должна была всё бросить и бежать, роняя тапки, беременеть и рожать.
— Если это новое домашнее задание, то я официально отказываюсь, — пошутила, желая разрядить обстановку.
— Вернётся твой дракон, по–другому запоёшь, — хмыкнул наставник, возвращаясь к себе за кафедру. — Главное — обучение не бросай.
— Я и не собираюсь бросать учёбу. А дракон мой вернётся, да? Вы что–то знаете?
Сердце колотилось как ненормальное, отдаваясь в ушах такой пульсацией, что я всерьёз боялась не услышать ответ.