Дьявольская сила (сборник)
Наконец я вышел наружу и увидел Аткинсона — тот сидел на надгробии и курил.
Мы продолжили наш разговор с того самого места, на котором прервали его.
— Извините меня за мой вопрос, — проговорил я, — но не знаете ли вы чего-то такого, за что вас могли бы привлечь к суду?
Он покачал головой.
— Я не банкрот, дело у меня вполне процветающее. Три года назад я на Рождество преподнес нескольким гвардейцам индейку, но это все, что я могу припомнить. Да и потом, она была такая маленькая, — добавил он после некоторого раздумья.
Он встал, снял с крыльца лейку и стал поливать цветы, — В жаркую погоду обязательно надо поливать дважды в день, — сказал он, — а остальное уже доделает жара. Такие чудеса иногда получаются, даже не поверите. А вот папоротник, Боже праведный, совершенно этого не выносит! Вы сами где живете?
Я назвал ему свой адрес. Мне понадобится час быстрой ходьбы, чтобы добраться до дома.
— Ну так вот, — сказал он. — Давайте посмотрим правде в глаза. Если вы сегодня пойдете домой, то с вами может произойти какой-нибудь несчастный случай. Телега сшибет или там на корку банановую или апельсиновую наступите, это уж если не говорить про то, что лестница может подломиться.
Он говорил обо всех этих невероятных вещах, причем с такой невероятной серьезностью, которая показалась бы просто смешной всего каких-то шесть часов назад. Я, правда, не смеялся.
— Лучшее, что вы можете сделать, — продолжал он, — это до полуночи побыть у нас. Поднимемся наверх, покурим; внутри у меня даже прохладнее.
К своему удивлению, я согласился.
* * *И вот мы сидим под потолочной балкой в длинной, низкой комнате. Жену свою Аткинсон отправил спать. Он деловито натачивает на оселке с маслом какие-то свои инструменты и одновременно покуривает мои сигареты.
Кажется, что вот-вот грянет гром. Я пишу эти строки, сидя за шатким столиком перед открытым окном. Одна ножка стола расшаталась, и Аткинсон, который, похоже, привык возиться со своими инструментами, собирается починить ее — вот только как следует доведет на камне лезвие стамески.
Времени уже перевалило за одиннадцать часов. Меньше чем через час мне уходить.
Только жара даже не думает спадать.
Одна она может свести человека с ума.
Энтони Верко
МУХИ
Я услышал эту историю от самого участника событий — бывшего преподавателя университета, ставшего впоследствии бездомным бродягой. Вероятно, в жизни его постигла какая-то неудача, и теперь он лежал в больнице на грани смерти.
И вот что он мне рассказал.
— Погода была отвратительная — типичное английское лето. Весь день напролет дождь уныло стучал по крышам и журчащими струйками стекал на мостовые Сити по бесчисленным водосточным трубам. Купол собора Святого Павла окутала огромная туча. Небо хмурилось и в ближайшие часы не предвещало ничего хорошего.
Когда наступили сумерки, на какое-то время дождь все-таки прекратился, и я смог покинуть свое убежище под старой аркой, надеясь подыскать для ночлега более приятное место.
Было не холодно, даже напротив. В воздухе парило, как в тропиках, духота угнетала и нарастала все больше, но освежающая гроза почему-то задерживалась. Я был так голоден, что у меня темнело в глазах, подташнивало, и я едва не терял сознания. Мерещилась чистая постель. И я тупо блуждал в поисках какой-нибудь комнаты за сравнительно доступную плату.
И вот, когда ноги сами вынесли меня в район Холборн, я впервые увидел этот дом. Если бы тогда меня переехал какой-нибудь случайный грузовик, мне не пришлось бы пережить такой ужас, и я не рассказывал бы вам сейчас весь этот кошмар.
Дом был небольшой, но очень старый. В этом районе полно таких памятников времен Елизаветы. Казалось, его красивые высокие окна ухмыляются, видя мою нищету, и бросают мне в лицо наглый вызов. Над входом я увидел табличку со словами, которые вселили в меня немалую надежду — «Дом сдается». Время уже было позднее, улицы опустели, и голова моя гудела от напряжения и усталости, как небо, так и не разрядившееся долгожданной грозой. И вдруг, словно подхлестывая меня в моей нерешительности, огромная капля упала мне прямо на лоб. Капля была липкой и теплой, как сама эта ночь, и все сомнения тут же рассеялись. Внутри этого самоуверенного и надменного дома, несомненно, меня ждало убежище от предстоящей бури.
Я осторожно приблизился к двери. Естественно, она оказалась запертой. На всякий случай я проверил окна первого этажа и выругался: как всегда, мне фатально не везло. Но тут я заметил, что одно окно не совсем плотно закрыто — видимо, ослабли болты. Я огляделся по сторонам. Полицейский, дежуривший на углу, как раз повернулся ко мне спиной, две парочки торопливо пробежали мимо. Свидетелей нет. Остальное было делом одной минуты. Звон стекла, поворот ручки — и окно открыто.
Открыто, и соблазнительно манит вовнутрь.
Из последних сил я вскарабкался на подоконник и, спустя считанные секунды, довольно неловко плюхнувшись на пол, все же оказался в заветном месте.
Не знаю, сколько времени я пролежал на полу, пытаясь отдышаться. Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Может быть, часа полтора, а может, всего несколько минут. Наверное, я все-таки потерял сознание. Еще бы! Уже три дня у меня во рту не было ни крошки! Но вот, наконец, я поднялся, закрыл окно, чтобы не вызывать подозрений, и осмотрел карманы в поисках завалявшейся спички.
Когда спичка зажглась, я чуть не выронил ее при виде открывшегося зрелища.
Комната была обставлена дорогой старинной мебелью в стиле XVII века. На большом мраморном камине возвышался серебряный подсвечник на семь свечей, и я сразу же зажег их, чтобы разглядеть все получше.
Вначале я подумал, что от голода у меня начались галлюцинации. Но нет — все было настоящим. И я, несчастный бездомный бродяга, нашел приют в таком месте, описать которое не хватает никаких слов. Это был настоящий рай антиквариата!
С подсвечником в руке я подошел к двери комнаты и ненадолго задержался у порога. Мне вдруг стало не по себе. Снаружи дом казался пустым и заброшенным, и свидетельством тому была табличка о сдаче. Внутри же стояла роскошная мебель, и все говорило о том, что здесь живут люди. Неужели я ошибся?
Я вполне мог попасть не туда, куда хотел, если принять во внимание мое тогдашнее плачевное состояние. Если хозяева обнаружат меня, мне несдобровать. Насколько я помнил, — полицейский стоял совсем рядом, и если меня отведут в участок, то все мои отговорки покажутся неубедительными. С точки зрения хозяина дома, я был самым настоящим вором-взломщиком.
Тюрьма? Да, она представляла своего рода убежище, но моя природная гордость всегда вынуждала меня отказываться от выгод тюремного заключения. Впрочем, какая у меня может быть гордость?.. Я только усмехнулся при мысли о ней, вспомнив о своем незавидном положении. И вот тогда-то я впервые услышал этот страшный звук.
Сперва я подумал, что шум — вернее, какое-то непонятное гудение — рождается в моей голове, и приготовился к новым сюрпризам, которые мог преподнести мне мой до крайности измученный организм. Гул то нарастал, то почти прекращался, но не совсем, будто какой-то невидимый самолет кружил высоко над домом. Я остановился и встряхнул головой, чтобы избавиться от этого назойливого шума в ушах. Но нет, гудение не прекращалось, и было такое впечатление, будто я засунул голову в пчелиный улей.
Как только мне на ум пришло это сравнение, я заметил, что в комнате стало теплее. Покачнувшись, я протянул руку вперед и толкнул тяжелую дверь. Она открылась, и через секунду я очутился в просторном зале. И в тот же миг гудение смолкло.
При свете свечей я заметил небольшую дверь, ведущую, очевидно, на кухню, и сразу же шаткой походкой направился туда — там наверняка найдется что-нибудь съестное! Я шел медленно, опасаясь, как бы скрипучие дубовые половицы не выдали меня хозяевам.