Будет больно (СИ)

— Я… ээ…
— Когда ты уже научишься точно выражать свои мысли? — Чон опустил руки и вновь взял кружку. — Прости, я сейчас не в том состоянии, чтобы проводить сессии.
Дже выдохнул с облегчением — Юнхо принял его испуг за трепетное ожидание игрищ.
— Свободен сегодня?
— Угу.
— Съездишь ко мне домой? Нужно забрать папку с эскизами, альбом и фотографии.
— Тебе нельзя сейчас работать!
— Сроки поджимают.
— Нужно позвонить эро-старику и все объяснить, — настаивал Дже.
— Мне легче, когда руки чем-то заняты, — Юнхо отвернулся к окну. — Отвлекает от… болезни.
Джеджун натянуто улыбнулся.
— Ну, если работа поможет тебе выздороветь, хорошо, съезжу.
— Спасибо.
Юнхо чмокнул Дже в темечко и ушел в спальню, забрался в постель вместе с кружкой недопитого кофе. Джеджун взлохматил влажные волосы — делать вид, будто пребывает в счастливом неведении, оказалось безумно сложно. В первую очередь по причине собственной нервозности и развивающейся паранойи на фоне абсолютного незнания диагноза любовника.
Немного отдохнув и обсохнув, Джеджун сгонял по указанному адресу, приволок объемную сумку со всем, что перечислил Юнхо, а так же немного сменной одежды. Получив на руки рабочий инвентарь, его мужчина оккупировал спальню и погрузился в работу. Дже не смел мешать, шатался из кухни в гостиную, смотреть телевизор и обменивался ничего не значащими сообщениями с приятелями в соцсетях.
Прошло несколько дней. Дже возобновил учебу и, сам того не заметив, нырнул на самое днище, как сказал бы его кореш, ибо после занятий зависал в библиотеке. Возвращаться в квартиру было стремно — лишний раз попадать на налившиейся кровью глаза Чона не хотелось. Ночевать приходилось на диване, ибо мужчина терзал бумагу, не замечая, как день сменяла ночь. Либо же ему было наплевать. Он действительно словно умом тронулся, практически перестал есть, сидел, закутанный в одеяло, заросший и немытый.
В пятницу вечером Дже вернулся с учебы довольно поздно. В ванной слышался шум воды. Что ж, хоть какой-то прогресс — по крайней мере, Юнхо выбрался из заточения. Ким зашел в спальню с намерением проветрить помещение и сменить постельное белье. Когда стягивал простыню, парень заметил кучу смятой бумаги, валяющейся на полу. За неимением ведра, Юнхо мял испорченный лист и швырял прямо под стол. Дже прислушался, потом опустился на колени и подгреб к себе белые комочки, с хрустом расправил. Прямо как в фильмах ужаса, на нее глядели портреты. На некоторых он узнал себя, но большинство были незнакомы. И принадлежали женщине. Дальше — больше. Джеджун закусил губу, обнаружив эскиз, в основу которого, несомненно, легла фотография, сделанная в галерее Нокамуры. Сексуально изогнувшись, на нем замерла фигура. Андрогинное существо, ни женщина, ни мужчина, словно бы Юнхо начал рисовать одно, а потом резко передумал и вывел холмики грудей и округлые бедра, но в итоге вовсе психанул, зачеркал. Таких запоротых эскизов было большинство.
Дже как загипнотизированный смотрел на сочетания красоты и безумия, пока не услышал шаги. Как вор, он подорвался и принялся спешно комкать бумагу, вскочил на ноги, но было уже поздно. Юнхо вошел в спальню, на ходу вытирая полотенцем волосы.
— Я… э… прости, что вошел без разрешения!
— Ничего, это ведь твоя квартира. Точнее, твоего отца, — мужчина, собрал в охапку белье, которое грудой валялось на кровати, вынес из спальни. Вернулся с ведром, в которое принялся собирать бумагу. — Извиняться должен я. За бардак.
— Это Аюми? — Дже переборол нерешительность.
— Да.
— Очень красивая. Кажется, мы немного похожи.
Юнхо взял со стола альбом и, не глядя, швырнул к мусору.
— Нисколько, — ответил он довольно резко.
Джеджун догадался, что балансирует на лезвии ножа. Опустив глаза, он замолк.
— Вы разные… разные… и я не такой, как она…
— Почему ты выбрасываешь?
— Они неудачные.
— Ты почти неделю их рисовал!
— Еще нарисую.
Юнхо ушел, бросил ведро под мойку и сел за стол. Вздрогнул, ощутив на плече руку. Джеджун подошел совершенно бесшумно.
  
— Давай я помогу.
— У меня уже есть фотография, — мужчина сунул руки под стол, чтобы скрыть нервозность от парня. — Занимайся своими делами.
— Рисуй с натуры.
— Это займет несколько часов.
— Я выдержу!
Юнхо некоторое время сидел, раздумывая, потом кивнул. Он никогда не рисовал Аюми, более того, любовь к искусству у него появилась как раз в специализированной клинике. Возможно, работая непосредственно с Дже, он сможет забыть о госпоже и тех ужасах, что не отпускали его денно и нощно.
— Ты знаешь, что делать, малыш.
Дже ощутил легкое возбуждение, услышав привычную команду. Давно же они не играли. Он жеребчиком убежал в гостиную, снял футболку и джинсы, избавился от трусов. После чего опустился на колени перед диваном. Юнхо медлил. Парень перестал шуршать, послушным щенком замерев на полу, и тогда он поднялся. Однако прежде чем заняться делом, он решил запихнуть-таки постельное белье в стирку. В машинке уже лежали кое-какие вещи. Юнхо вытащил черную футболку, в которой Дже ходил на тусовку, сразу же почувствовал сладковатый запах, буквально впитавшийся в ткань…
… линии укладывались одна на другую, удлинялись и утолщались, складываясь в рисунок. Дже распростерся на полу, согнув ноги в коленях и разведя их в стороны, руки были заложены за спину, отчего его фигура являла собой просто воплощение покорности и неизбежности. Юнхо намеренно выбрал эту позу, потому что меньше всего ассоциировалась с Аюми. Но сосредоточиться мешали мысли уже о другой стерве. В конце концов, Юнхо отложил карандаш, поднялся и сделал шаг к модели. Намеренно наступив на волосы парня, разметавшиеся по полу, он взглянул на него сверху вниз, жестко и испытующе.
— Что тебе рассказала Рина?
========== Часть 25 ==========
Дже рванулся вверх, взвыл от боли. Выпростав из-за спины руки, он вцепился в волосы, попытался вытащить их из-под стопы мужчины. На его лице отразился дикий страх.
— Юнхо, мне больно!
— Не хочешь остаться лысым, не дергайся. Что она сказала?
— С ч-чего ты взял, что мы встречались?!
— Твоя футболка провоняла ее дрянными сигаретами.
— Сейчас многие курят, — пискнул Ким, отчаянно барахтаясь.
— То есть, ты с ней не встречался?
Джеджуну очень хотелось соврать. Ради собственной безопасности. Но что-то подсказало, что этим он перечеркнет все, что связывает их с Юнхо, потому он пересилил низменный инстинкт и выдохнул.
— Мы столкнулись в клубе. Случайно!
— Допустим, — кивнул Чон.
— Она перебухала, несла чушь. Я слушал чисто из вежливости, а потом ушел.
— К друзьям, да? И всю оставшуюся ночь вы шлялись по барам?
Дже мучительно закусил губу. Юнхо поиграл с ним в молчанку несколько минут, потом протянул руку к шкафу, ухватился за полку, чтобы не потерять равновесие. Тут же поднял ногу и ступил парню на грудь, надавил, вжимая его в пол.
— Сеул! Се… кхе кхе, — Ким не верил, что с ним происходит нечто подобное, ударился в панику и задрыгал ногами.
Юнхо усмехнулся.
— Стоп-слово, угу. Маленькое, но какой вес, согласись. Оно дарит ощущение власти. Уж я знаю, о чем говорю… чувствуешь собственную значимость, диктуешь условия, можешь остановить руку с занесенной над тобой плетью, когда заблагорассудится. Это заводит. Но, детка, сейчас не сессия.
— Т-тогда почему ты делаешь мне больно? — Дже казалось, что он медленно задыхается, хотя мужчина не давил слишком уж сильно. — Почему держишь?
— Боль — часть нашей жизни. Она помогает быстрее понять свою сущность и мир вокруг. Сабмиссив — раб психологии, ведомый, готовый на многое, лишь бы получить новую порцию кайфа. Ты еще мечтаешь попробовать розгу?
— Нет.
— Тебе страшно?
— Да!
— Это хорошо, очень хорошо. Потому что если перестанешь бояться, забудешь стоп-слово… оно вообще станет ненужным. Ты начнешь принимать от господина все, абсолютно все: оскорбления, пытки, унижения — как награду за свое послушание. Ты будешь рад каждой новой больной фантазии ублюдка. Забудешь стоп-слово, и начнется насилие. Ты должен бояться!