Призраки долины папоротников (СИ)

– Да, сэр, конечно, – кивнул дворецкий, и Джексон, едва ли подозревая о готовой разразиться грозе, повел трех гостей в гостиную Уиллоу-холл.
В ней-то сразу вслед за словами хозяина дома: «Миссис Джексон, позвольте присоединиться к вашему милому дамскому обществу», и совершилась молчаливая пантомима, так озадачившая хозяев и миссис Чемблер не в последнюю очередь.
Первой замерла с чашкой у рта мисс Стаффорд и даже рот округлила, потом покраснел Эден Аддингтон, став почти свекольного цвета, а его спутник, мистер Андервуд, многозначительно кашлянувший в кулак, с трудом скрыл неловкость, мгновенно испытанную.
Все остальные переводили взгляд с одного на другого в недоуменном молчании, пока Грейс Стаффорд охнула:
– Мистер Марлоу... мистер... Дж-жексон... – И глядела она не на хозяина дома, что озадачило Эвелин в первый момент, а на юного Эдена Аддингтона. Впрочем, гадать долго ей не пришлось…
Лоренс Андервуд произнес:
– Мистер Андервуд, если быть точным, мисс Стаффорд, – раскланялся он. – Простите, что скрыл от вас свое настоящее имя! И я был бы рад объяснить вам причины своего поведения, но только наедине.
Рот девушки, округлившийся еще больше, почти исторг покорное «да», когда директриса, явно того ожидавшая, упреждающе вздернулась на ноги, словно ее потянули за волосы.
– Что вы себе позволяете, молодой человек? – грозно осведомилась она. И в сторону юной воспитанницы: – Мисс Стаффорд, кто этот мужчина?
Грейс, побледневшая было, теперь стала огненно-красной, и вообще менялась в цветах, словно проглотившая радугу канарейка.
– Эт-то Терренс Марлоу... то есть мистер Андервуд...
И директриса все поняла:
– Этот тот самый мужчина, который вскружил вашу маленькую головку?
И, потупившись, девушка быстро кивнула. Другого миссис Чемберс было не нужно: она как будто опустила невидимое забрало, сжала невидимое копье и ринулась в бой.
– Известно ли вам, кто я такая? – обратилась она к Андервуду. Но ответа и не ждала: – Миссис Чемберс, директриса пансиона для юных леди, которых заботливые родители доверяют на мое попечение и которых, как они верят, я пестую, оберегая от всякого зло. Вы – зло, мистер Как-вас-там-звать-по-настоящему! – ткнула пальцем она в мистера Андервуда. – И я, в полной мере осознавая весь вред, нанесенный вашей особой моей юной воспитаннице, вопрошаю как на духу: готовы ли вы понести последствия оного? Станете ли вы просить руки мисс Стаффорд, как следует честному и благородному человеку?
На этих словах девушка вскрикнула, Эден шумно выдохнул, Лоренс Андервуд вскинул вверх подбородок.
– Мне кажется, между нами случилось некое недопонимание, миссис Чемберс, – произнес он спокойным, даже вкрадчивым тоном. – И я, искренне уважая вашу готовность блюсти честь своих подопечных, вынужден все же ответить отказом. – И продолжил, не дав миссис Чемберс вставить ни слова: – И в большей степени из-за самой юной мисс Грейс, которая, я уверен, едва выслушав все обстоятельства, сподвигшие меня к небольшому обману, и сама не захочет для себя такой участи, как оказаться женой недостойного себя человека.
Грейс Стаффорд глядела на Андервуда большими глазами, в которых, как в штурмующем океане, блестели близкие слезы. Слезы обиды, разочарования и тоски... Ее сердце рвалось сотней вопросов, но язык, как ни странно, словно приклеился к небу.
Зато язык миссис Чемберс действовал преотлично:
– О, так вы признаете, что поступили бесчестно! – в сердцах выдохнула она. – Что ж, в таком случае расскажите нам всем, зачем вы, воспользовавшись доверчивостью мисс Стаффорд, принудили ее чуть ли не к воровству. – И еще более грозно: – Вы обманули ее ради дневника ее деда! Она нам все рассказала, так что не думайте увильнуть.
Андервуд, в самом деле, был удивлен – он явно не ожидал, что мисс Грейс расскажет даже об этом – но быстро взял себя в руки.
К счастью, Эвелин в этот момент и сама отойдя от первого шока, поспешила сказать:
– Постойте, прошу вас, какие бы страсти в нас ни кипели, давайте по-прежнему оставаться воспитанными людьми: прошу вас, мистер Андервуд, Эден и вы, доктор Брент, присаживайтесь к столу. Я уверена, чашечка чая поможет нам успокоить возбужденные нервы... Вот, кстати, и Мозли. – Дворецкий, действительно, распахнул дверь в гостиную и впустил горничную с подносом. Та опустила его на стол и спешно ретировалась, должно быть, каким-то образом ощущая повисшее в комнате напряжение. От него, верно, даже кожу покалывало!
 
Мужчины сели. Миссис Джексон разлила каждому чая, все это время не было сказано ни единого слова. После, стоило ей присесть и молча кивнуть, поднося к губам чашечку чая, как миссис Чемберс, словно только этого и ждала, первой кинула:
– Ну, мы вас слушаем, мистер Андервуд. – Имя она произнесла слогам, чуть презрительно.
В искусстве психологического давления драконице не было равных... Она совершенствовала его многие годы на череде своих подопечных, как иные совершенствуются в музыке или танцах, она знала, как посмотреть, как сделать вроде бы комплимент, но при этом таким особенным тоном, что человек ощущал себя полным ничтожеством. И вообще, миссис Чемберс не любила играть не первую скрипку...
Комната снова наполнилась тишиной, звонкой и одновременно вязкой, Эден даже запил ее чаем, словно она встала в горле комком. Он не знал, решится ли Андервуд рассказать женщинам правду, но, даже будучи не причастен к его обману, все-таки ощущал себя виноватым перед маленькой мисс с голубыми глазами.
Сама юная мисс грела руки о чашечку чая, и та чуть подрагивала в ее тонких пальцах. Эдену очень хотелось взять эту руку и успокоить юную мисс, но вместо этого он снова сделал глоток...
– Признаю, что поступил очень скверно по отношению к юной Грейс, – произнес наконец мистер Андервуд, который к своему чаю так и не прикоснулся. – Я использовал вас, – поглядел он на девушку, – я желал с вашей помощью добраться до дневника вашего деда, и действовал не во благо старого друга, о котором вас говорил, а ради себя самого. Вернее, ради отца, оклеветанного когда-то, да так и умершего, я полагаю, во имя правды, в которую верил...
Грейс Стаффорд снова сменила окраску с розового на бледно-лиловый, и что именно за эмоцию эта раскраска скрывала, понять было сложно. В любом случае, она лишь вздохнула, а в разговор вступил мистер Джексон.
– Прошу меня извинить, – произнес он, – но я, кажется, совершенно запутался. Расскажите, о чем идет речь... Что за дневник и при чем здесь наш новый гость, мистер Андервуд?
– Полагаю, – предположила супруга, – будет лучше, если сам мистер Андервуд расскажет нам всю историю целиком.
Мистер Андервуд мысленно улыбнулся: за последнее время он уже дважды рассказывал всю историю целиком и третий вряд ли что-то бы изменил. К тому же он должен был объясниться – миссис Чемберс казалось не из тех женщин, которые довольствуются полуправдой. Он даже мысленно возблагодарил бога, что в его пансионе когда-то директором был мистер Пибоди, очень тихий, безобидный, словно щенок, человек, а не это вот... нечто. С изрыгающими пламя глазами...
– Полагаю, так будет лучше всего, – произнес он, обращаясь к Эвелин Джексон. И в третий раз пересказал всю историю от начала и до конца...
Ровно на том моменте, когда на пороге его квартиры на Гленуэй-стрит в Кардиффе появился Эден с дневником мистера Стаффорда, сама мисс Стаффорд встрепенулась, услышав хорошо знакомую фамилию пропавшей подругу.
– Аддингтон? – удивилась она и посмотрела на Эдена большими глазами.
Он и признался в повисшем неловком молчании:
 
– Я – брат Кэтрин Аддинтон, вашей подруги, мисс Стаффорд.
– Ну, конечно, – сказала она, – вот почему вы представились Гарри Джексоном. Не хотели, чтобы я знала! И расспрашивали меня о сестре.
– Поверьте, это вышло случайно, я сам весьма удивился, догадавшись, кем вы являетесь Кэтрин.
– И помогали мне, чтобы выпытать правду? – вскинула голову юная мисс. – Похоже, честных мужчин в Англии не осталось.