Нефритовое сердце
Ей хотелось домой…
Кайсин изучала собственные ногти, смущенная долгим и неловким молчанием. Кроме нее и мальчишки-слуги, в лифте больше никого не было. Девушке хотелось поговорить с ним, узнать его имя и откуда он, но понимала, что это бессмысленно. Лифтеры менялись каждый день и никогда не повторялись. Как будто просто исчезали, а на их месте появлялся новый парнишка, которого ждала та же неизвестная судьба, что и предыдущих. Оставалось надеяться, что для них просто находилась новая работа. Так или иначе, переживать еще и об этом она не могла. Слишком много тревог терзало ее сердце, слишком много волнений занимало мысли.
Этот день добавил еще больше.
Кайсин до сих пор не могла успокоиться после увиденного в Палате представительств. Князь Ма Тэн, человек, именем которого много лет пугали жителей Лояна и которого она винила в смерти отца, был совсем рядом. Он уцелел после колдовства евнуха! А его слова… Князь обвинял Тейтамаха и Нефритового мага! Говорил ли он правду? Действительно ли он невиновен?
Прокрутив в голове в сотый раз все, что увидела и услышала, Кайсин поежилась. От мыслей разболелась голова. Она чувствовала себя замурованной в лабиринте зыбучих песков. Чем дольше бродила по темным коридорам, тем больше нового узнавала. И чем больше узнавала, тем сильнее увязала. Казалось, еще чуть-чуть, и ее утянет на самое дно.
Лифт задребезжал и начал замедляться. Послышался лязг стали и треск веревок. Дождавшись остановки, слуга спешно навалился на тяжелые двери и отодвинул их в сторону.
– Тридцатый этаж, госпожа, – пропищал он и низко поклонился.
– Спасибо. – Кайсин говорила с теплотой, но на душе у нее царил только холод.
Прогнав робость, она вышла из лифта и оказалась в темном коридоре. Стоило дверям захлопнуться, как на стенах вспыхнули зеленоватым светом лампы в виде драконьих голов. Узкая прихожая напоминала ту, что находилась перед покоями Шень Ена. Пустая, без мебели и убранств. Одна лишь простая дверь из темного камня да разводы от песка, словно развеянного порывом ветра по полу.
Кайсин решила прийти заранее, чтобы не давать Тейтамаху лишних поводов для недовольства, но, кажется, явилась слишком рано. Не зная, чем себя занять, прошлась по узкой комнате вперед-назад, покосилась на огоньки ламп, затем посмотрела на двери.
Вдруг евнух уже там? Вдруг давно ждет ее? Снова придется слушать его брюзжание и издевки? В очередной раз терпеть снисходительный тон и полные желчи речи? Он наверняка будет в ужасном расположении духа. Оставалось надеяться, что ни Тейтамах, ни кто-то другой не заметил ее присутствия во время встречи. Да, наверняка он узнает, что Кайсин была там. Не мог не узнать. Ее видела вся охрана Палаты представительств, да и Го Цзя точно остался недоволен ее коротким ответом: «Я никого не нашла, давайте вернемся в Башню». Кайсин до сих пор трясет от волнения, и Тейтамах это почувствует.
Он захочет отыграться на ней, и это последнее, чего бы сейчас хотелось Кайсин. Собравшись с духом, она подошла к дверям и, не найдя ручки или замочной скважины, попыталась их толкнуть. Створки поддались не сразу. Девушка закряхтела от натуги. Тяжелая, неповоротливая, неприятно скрипящая по песочной подстилке дверь все же распахнулась вовнутрь.
Кайсин ахнула.
Ее ослепил яркий свет предзакатного солнца, повисшего над оранжевыми дюнами. Когда глаза привыкли, девушка увидела пустыню. Настоящую! Огромную, бескрайнюю, уходящую вдаль настолько, насколько хватало глаз! Глубокие тени залегали под барханами, у линии горизонта дрожали миражи, горячий ветер гнал облака жестких песчинок. Изумленная, она обернулась и посмотрела на дверь. Та, словно дыра в пространстве, одиноко стояла среди пустынного пейзажа. Кайсин стало страшно отходить далеко. Вдруг она не сможет найти дорогу назад?
Порыв ветра ударил в лицо. Песок забился в рот и нос, попал в глаза. Девушка расчихалась, начала отплевываться и смахивать грязь с ресниц. По вискам и лбу побежали капельки пота. Она уже хотела вернуться обратно к лифту, когда ее внимание привлекло прерывистое движение.
Кайсин прищурилась, чтобы лучше разглядеть что-то странное впереди. За громадой высокого бархана на краю редких скал развевались флажки и трепыхалось сорванное суховеем белое полотно на шесте. Еще раз с опаской посмотрев на дверь – единственный выход из этого загадочного места, – Кайсин засеменила по раскаленному песку. Идти пришлось дольше, чем она думала. Ей еще не доводилось бывать в пустынях. Глаз не мог верно оценить расстояние, она то и дело оступалась на рыхлой неровной поверхности, от удушающей жары хотелось скинуть с себя всю одежду и очень скоро захотелось пить.
Благо она наконец-то добралась до скал. Ощутив под ногами твердый обжигающий камень, Кайсин пошла уверенней и быстро обогнула песчаную гору. Она вышла к раскидистому просторному шатру, окруженному несколькими засыпанными песком палатками. Вход в лагерь предваряли знамена Нефритового мага, а рядом, на вершине булыжника, возвышался алтарь в виде изогнутого дракона с зеленым шаром в пасти. Кайсин посмотрела на хищную морду змея и кивнула ему, как старому знакомому. Она уже привыкла всюду натыкаться на эти странные скульптуры. Впервые Кайсин увидела подобную в кабинете своего отца много месяцев назад и до сих пор не знала, для чего она была нужна.
Девушка прошла дальше в лагерь. Тут и там попадались увязшие в песке инструменты: кирки, лопаты, сломанные черенки, будто здесь когда-то трудились какие-то шахтеры. Кайсин заглянула под полог одной из палаток – та оказалась пуста. Тогда она направилась к самому большому шатру. Белый ласковый шелк местами оборвался от постоянных ветров, посерел от пыли и грязи, но все равно мог дать хоть какое-то укрытие от палящих лучей солнца. Внутри стояли наполовину погруженные в песок стеллажи, полные свитков и книг. Нашлось место и для множества склянок со странными отварами, и для стеклянных колб и бутылей, какие ожидаешь встретить скорее в лавке алхимика, но не в пустыне, и для пучков высушенных трав и цветов.
Кайсин приблизилась к старому выцветшему столу в самом центре шатра и обнаружила древнюю ветхую книгу. Та была раскрыта, и ее пожелтевшие пергаментные страницы прижимали ржавые железные грузики и камешки, чтобы ветер не смог их перелистнуть. Девушка провела кончиками пальцев по почти стершимся иероглифам и вчиталась в строки.
– Песнь смерти, – прошептала она с благоговением.
Язык был ей знаком: старый восточный диалект, во многом похожий на общеимперский, да только слова в нем могли иметь множество значений. Многое зависело от того, как именно были составлены предложения и в каком порядке чередовались иероглифы. Шень Ен пользовался им для важных переписок, и даже девиз на его знамени был начертан на этом наречии.
– Песнь смерти.
Кайсин вновь произнесла вслух заголовок, начертанный изящными мазками кисти вверху страницы, и вдруг побледнела. Она поняла, какое еще значение имеет это фраза…
– Ритуал засухи.
Выполненные из тонких выверенных линий иероглифы маршировали по странице стройными рядами. Они были написаны аккуратно, размеренно, с тщанием и прилежанием, какого не нашлось бы даже у лучших мастеров каллиграфии. Однако местами целые куски текста были нещадно перечеркнуты, а на их месте, между строк или на полях, небрежно и торопливо вписаны новые заметки. Перед Кайсин развернулось настоящее руководство о том, как обуздать потоки Дзинь и Хань, чтобы получить власть над стихиями, как Землей заменить Ветер, а Воду – Огнем. Девушка жадно вчитывалась в сокровенные тайные знания. Ей открылась очередность лунных дней, лучше всего подходивших для начала ритуала, циклы равноденствий, для каждого из которых необходимы определенные действия. Заметки рядом гласили, что ритуал необходимо завершить в день Сячжи, иначе его последствия станут необратимы и смогут погубить весь мир!
– Духи! – Кайсин отпрянула от стола, прикрыв ладонью губы. – Нет. Нет-нет-нет. Не может быть!