Артур Пеппер и загадочный браслет

— Будьте так добры, — с трудом произнес Артур.
Мистер Мехра вернулся минут через пять. Пока Артур ждал его возвращения, он успел просмотреть рекламные объявления, которые Бернадетт просунула под дверь, и придержать мешочек с ароматической смесью, чтобы тот не раскачивался.
— Нашел. Отправлено в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году из Англии, из имения Грейсток в городе Бат. Надеюсь, это поможет вам. В письме говорится, что она гостит у друзей. И еще о том, что в этом имении есть тигры.
— На браслете есть шарм в виде тигра, — сказал Артур.
— Ага. Тогда, возможно, это ваш следующий пункт назначения. Вы хотите разгадать все шармы один за другим, да?
— Да нет, у меня тут не расследование, — начал объяснять Артур, — просто любопытно…
— Что ж, если вы когда-нибудь окажетесь в Индии, мистер Пеппер, вы должны меня навестить. Я покажу вам места, которые Мириам любила. И комнату, в которой она жила. Там почти ничего не изменилось. Хотите ее посмотреть?
— Это очень благородно с вашей стороны. Но я никогда не бывал за границей. И боюсь, в Индию в ближайшее время я не выберусь.
— Всегда надо с чего-то начинать. Пожалуйста, помните о моем предложении, сэр.
Артур поблагодарил за приглашение и попрощался. Положил трубку, а в голове продолжали звучать слова мистера Мехра: следующий пункт назначения… разгадать один за другим…
Артур задумался.
 Побег 
На следующее утро он проснулся еще затемно.
Электронный будильник показывал 5:32, и Артур некоторое время еще полежал, глядя в потолок. По улице проехала машина, свет фар скользнул по потолку, как луч маяка по воде. Артур знал, что никого рядом нет, но протянул руку, чтобы нащупать ладонь Мириам, но ощутил под пальцами только холодную простыню.
Каждый вечер, когда Артур ложился спать, он думал о том, как ему холодно без Мириам. Когда она была рядом, он всегда легко погружался в сон и спал крепко, пока за окном не начинали петь дрозды. Мириам еще удивлялась — неужели он не слышал ночью грозу или как сработала сигнализация в соседнем доме? Нет, не слышал.
Теперь Артур спал беспокойно, урывками. Он часто просыпался, дрожа от холода, и с головой укрывался одеялом. Не помешало бы второе — чтобы от холода не сводило спину и ноги. Раз за разом он просыпался и дрожал, просыпался и дрожал, но не хотел менять этот порядок вещей, установленный его телом будто помимо его воли. Артур не хотел забываться сном, а потом просыпаться от пения птиц и обнаруживать, что Мириам рядом нет. Это было слишком тяжело, даже теперь. Тревожный прерывистый сон напоминал ему, что Мириам умерла, и Артур был благодарен за эти напоминания. В нем жил страх забыть ее.
Если бы Артуру надо было одним словом описать свое состояние этим утром, то это слово было бы «растерянность». Он надеялся, что, избавившись от вещей Мириам — ее одежды, обуви, косметики, — совершит обряд освобождения дома. Первый шаг к примирению с утратой и началу новой жизни.
Но теперь появилось препятствие — браслет. То, что раньше казалось ясным, превратилось в загадку. Перед Артуром открылась загадочная дверь, и он вошел в нее.
К загадкам они с Мириам относились по-разному. По воскресеньям оба с удовольствием смотрели сериалы про мисс Марпл и Эркюля Пуаро. Артур внимательно следил за происходящим на экране. «Ты думаешь, это он? — бывало, спрашивал он у Мириам. — Так старается сотрудничать со следствием, но на самом деле ничем не помогает. По-моему, он и есть убийца».
Мириам в ответ успокаивающе похлопывала его по колену. «Просто смотри и получай удовольствие. Не обязательно анализировать всех героев и гадать, чем все кончится».
«Но это же детектив. В детективах зрителю полагается догадываться самому».
Мириам смеялась и качала головой.
Если бы жизнь сложилась иначе и первым умер он, Мириам не стала бы задумываться, найди она что-то необычное среди его вещей. А вот он думал об этом непрерывно, мысли крутились в голове, как лопасти детской вертушки на ветру.
 
Артур вылез из заскрипевшей кровати, отправился в ванную и встал под горячий душ. Затем побрился, надел серые брюки, голубую рубашку и коричневую безрукавку и спустился на первый этаж. Мириам любила, когда Артур так одевался. Она говорила, что так он выглядит презентабельно.
В первые недели после смерти Мириам Артур вообще перестал думать об одежде. Ради кого стараться? Зачем все это, если рядом нет ни жены, ни детей? Он мог проходить целый день в пижаме. Впервые в жизни отрастил бороду. Поглядев на себя в зеркало, Артур поразился сходству с бородатым моряком с упаковки замороженных продуктов фирмы «Игло». Он побрился.
Артур оставил включенное радио в каждой комнате, чтобы не слышать звук собственных шагов. Питался йогуртами и баночным супом, который даже не разогревал: ложка и нож для консервов — вот и все, что нужно. Придумывал себе мелкие дела по дому: то подтягивал болты на кровати, чтобы не скрипела, то вычищал грязь из труднодоступных углов и щелей.
На подоконнике в кухне у Мириам стоял папоротник — обвисший, растрепанный, поеденный жучками. Поначалу Артур его ненавидел — как это нелепое растение могло продолжать жить, в то время как его жена умерла? Он выставил папоротник в коридор у двери в сад, намереваясь выбросить.
Но потом ему стало стыдно, и он вернул папоротник на его законное место. Артур назвал растение Фредерикой и начал поливать его и разговаривать с ним. И постепенно Фредерика ожила. Листья зазеленели и расправились. Артуру нравилось, что есть о ком заботиться. Общаться с папоротником было легче, чем с людьми. И было чем заняться. А значит, не оставалось времени на грусть.
Во всяком случае, так Артур говорил самому себе. Он хлопотал по дому, и жизнь представлялась сносной. А потом он вдруг находил в кладовке ботинки Мириам с прилипшими к ним комками грязи, наталкивался взглядом на мешочек с ароматической смесью или обнаруживал на полке в ванной ее крем для рук «Крэбтри и Эвелин» с запахом лаванды — и внутри его как будто все обваливалось. Эти ерундовые мелочи теперь разрывали ему сердце.
Тогда Артур садился на ступеньку лестницы и обхватывал голову руками. Он раскачивался взад и вперед, не открывая глаз, и уговаривал себя, что так все и должно быть. Что рана его еще свежа. Что со временем это пройдет. Что Мириам в лучшем мире. Что она не хотела бы видеть его в таком состоянии. И так далее и тому подобное. Всю эту дребедень из принесенных Бернадетт листовок. И боль действительно отступала. Но никогда не исчезала совсем. Его утрата всегда была с ним, внутри его, тяжелая, как шар для боулинга.
В эти минуты Артур представлял себе своего отца, человека сильного и сурового: «Драть-колотить, а ну живо возьми себя в руки! Распустил сопли, как девчонка!» И вздергивал подбородок, и пытался не терять мужества.
Похоже, этот этап он преодолел.
Первые мрачные дни Артур помнил неотчетливо. Как будто по черно-белому телевизору с дрожащей картинкой ему показывают, как он бесцельно шатается по дому.
Честно говоря, Бернадетт тогда ему очень помогла. Она возникла на пороге, как джинн из бутылки, и заставила Артура пойти и принять ванну, пока она готовит обед. Артур не хотел есть. Еда его больше не радовала, и вкуса он не чувствовал.
«Ваше тело — это паровоз, которому нужен уголь, — отвечала Бернадетт всякий раз, когда он протестовал против пирогов, супов и тушеного мяса, которые она ему приносила, разогревала и ставила на стол. — Иначе он никуда не доедет».
Артур не собирался никуда ехать. Он даже из дома выходить не хотел. Маршрут у него был один — вверх по лестнице, чтобы принять душ и лечь спать. Больше он ничего не желал делать. Чтобы не вступать в лишние споры, Артур ел принесенное Бернадетт, притворялся, что слушает ее болтовню, читал ее листовки. Но больше всего ему хотелось, чтобы его оставили в покое.