Любовь — это не иллюзия

— Итак, ты влюбилась еще в кого-то? — Ему хотелось причинить ей такую же боль. — Это чертовски удобно, не правда ли?
Ее лицо вспыхнуло, она мгновенно разъярилась так же, как и он. И еще больше она была уязвлена, он видел это.
— Я ни в кого не влюбилась. — Голос ее был низким.
— Думаю, это как раз показывает, что тебе не обязательно влюбляться, чтобы выйти замуж, да?
— Я не замужем, — бросила она и вздрогнула от неожиданности этого своего признания.
Глаза его сузились, и он внимательнее посмотрел на Мэрайю, изучая изменения в ее теле. Он мало знал о беременных женщинах, но внутренний голос нашептывал ему невероятные мысли. Нехорошее предчувствие и страх смешались с более сильной эмоцией, которой он не мог подобрать название.
Она положила ладонь на живот, панически глядя на него.
— Грэй, я должна идти, — внезапно произнесла она и повернулась к бару, чтобы забрать сестру. Он схватил ее за руку.
— Отпусти меня.
— Чей это ребенок?
— Мой.
— Черт, кто отец, Мэрайа?
— Это не твое дело!
— Нет, это мое дело!
Глаза ее наполнились слезами, и нижняя губа задрожала. Он еле сдержался, чтобы не схватить ее в свои объятия, успокоить и извиниться за свое бессердечное поведение.
Он требовал ответа, не думая о том, почему эта потребность была такой сильной, только знал, что не отпустит ее, пока не узнает правду.
— Мэрайа, — произнес он, и в его голосе звучало предупреждение. — Для подтверждения отцовства существуют тесты.
По ее лицу пронеслось выражение страха.
— Зачем это тебе?
Потому что я люблю тебя. Это было единственное объяснение, и он не возражал против него.
— Ответь мне, пожалуйста, — хрипло произнес он.
Она закрыла глаза, а когда открыла, он увидел и почувствовал ее поражение.
— Ты, Грэй, ты отец ребенка, — прошептала она сдавленным голосом, и одинокая слеза покатилась по ее щеке.
Оглушенный, он отпустил ее руку и понял, что пятится. Попытался вздохнуть, но не мог.
Я отец ребенка. Эти слова дошли до него, словно издалека. Он будет отцом. Господи, не может он быть отцом. Он не знал, как им быть. А если у него не получится? Перспектива была такой пугающей, ошеломляющей, что он сразу же почувствовал себя больным.
Мэрайа прошла, слегка оттолкнув его, через двери, возвращая его к реальности. Он слепо пошел за ней, поймав ее на полпути к парковочной площадке.
— Мэрайа, — он встал перед ней, заставляя ее остановиться, — я еще не все сказал!
— Говорить не о чем.
— Почему ты не сообщила мне о ребенке, когда узнала, что беременна? — спросил он спокойнее, чем чувствовал себя.
— Ты сам сказал, что дети тебе не нужны!
Он вздрогнул, словно от пощечины. Каким же чудовищем она представляла его себе, думая, что его не волновало ее состояние?
— Поскольку я отец, я несу ответственность перед ребенком.
— Ответственность, которой, как ты ясно дал понять, ты не хочешь, — с жаром возразила она.
— Неважно!
— Мне ничего не надо от тебя. Я готова вырастить ребенка одна. Я не хочу никаких жертв с твоей стороны.
Эти слова были как двойной удар в живот. Господи, она была права. Его сердце сжалось. Но неопровержимой истиной было то, что лучше бы этот ребенок не имел такого отца.
Странное отчаяние охватило его. Страх смешался с сожалением, и к этой неразберихе примешалась глубокая тоска по тому запутавшемуся, измученному мальчишке, которым он был когда-то.
Грэй судорожно проглотил комок в горле. Был один последний жест, который он мог сделать для своего ребенка. Его, Грэя, это убьет, если он повернется и уйдет, какая-то часть его души ссохнется и умрет, но он сделает это.
Не было и речи о том, что он когда-нибудь ввергнет ребенка в ад, через который прошел сам.
  
Глава одиннадцатая
 
Грэй глянул на часы, направляясь к универмагу, находящемуся в центре Уилшиер-плаза, и ускорил шаг. Он опаздывал почти на полчаса на последнюю примерку у своего портного, который шил ему костюм по специальному заказу.
Вся жизнь превратилась в сплошное размытое пятно со времени встречи с Мэрайей. Грэй выполнял свои ежедневные обязанности, но его затуманенный мозг был не в состоянии запомнить такую простую вещь, как встреча или деловое собрание. Слава Богу, что у него была Джини, которая освежала его память и не давала опуститься на самое дно тоски.
 
Ребенок. Они должны были завести ребенка, судя по намерениям Мэрайи, она собиралась завести ребенка. Сама. Без его помощи. Она очень ясно дала понять, что ничего не ожидала и не хотела от него.
И таким образом он ушел от нее и от ребенка без борьбы и каждый день жил, убеждая себя в том, что поступил правильно. Но мать и ребенок заслуживали большего, чем то, что он мог предложить им, например, душевное равновесие и надежную домашнюю обстановку, наполненную счастьем и любовью. Как мог он дать им то или другое, когда все, с чем ему приходилось сталкиваться, были враждебность, недовольство и пренебрежение.
Так почему же он не мог избавиться от чувства, что совершает самую большую ошибку в жизни? Отбросив этот преследующий его вопрос, потому что он не мог дать на него вразумительного ответа, Грэй обогнул большой фонтан в центре и направился к магазину мужской одежды и принадлежностей.
Внезапно он услышал плач и рыдания и оглянулся, все еще продолжая идти быстрым шагом. Двор был огорожен скамейками для уставших покупателей.
Жалобные рыдания вновь донеслись до его слуха, приглушенные, но проникающие в самое сердце. Нахмурившись, Грэй замедлил шаг и начал заглядывать в беседки. Наконец он увидел, забившуюся в угол маленькую девочку. Она сидела подтянув колени к подбородку и обхватив их руками. Девочка смотрела на него со страхом, слезы катились по ее щекам.
Она была совсем маленькой, с медвяно-каштановыми волосами, спускавшимися до плеч, и большими светло-голубыми глазами, взгляд которых проникал в самую глубину его души. Судя по росту, ей было лет пять.
Очевидно, она потерялась и была напугана. Он мог понять ее, потому что чувствовал себя, как и она, — вне привычной обстановки, стремящимся найти дорогу домой.
Но, как ни плохо было ему, Грэй не мог уйти и оставить девочку, не убедившись, что родители, в конце концов, нашли ее.
Он сделал осторожный шаг навстречу. Она отодвинулась, дрожа всем телом. Плач усилился. Господи, неужели он был таким страшным? И тут же подумал, что для нее он был великаном. Или у детей было шестое чувство, помогавшее им узнавать того, кто их не любил?
Мысль была неприятной.
Засунув руки в карманы брюк, Грэй оглянулся вокруг, ища помощи, но рядом никого не оказалось. Ни одной женщины, которая справилась бы с подобной ситуацией. Но ребенка нельзя было бросить.
— Ты в порядке, детка? — спросил он мягко. Дурацкий вопрос, но это было все, что он мог придумать, чтобы начать разговор.
— Я хочу к маме, — заплакала она, подбородок ее дрожал.
— А где она?
— Не знаю. Я только остановилась у игрушек посмотреть в окно, а потом мамы уже не было.
И скорее всего, мать девочки, в конце концов, тоже оглянулась и в ужасе поняла, что дитя исчезло. Несомненно, мать сейчас сходила с ума от беспокойства.
Девочка опять начала плакать, отчего Грэй почувствовал себя беспомощным. Первая мысль была: что бы сделала Мэрайа? Ответ пришел сразу — она успокоила бы девочку.
Заставив себя подойти ближе, несмотря на то что от ее рыданий у него все переворачивалось внутри, он опустился перед ней на корточки. Она была такой маленькой и уязвимой. Такой нежной и невинной. Невольно рука его протянулась и убрала мягкую прядь с ее лица. В следующий момент он был поражен тем, как в нем внезапно проснулось желание защитить ее.
Грэй судорожно сглотнул. Господи, если он испытывал такое сочувствие к девочке, которую даже не знал, то можно было представить, что он чувствовал бы к своему собственному ребенку.