Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили

Последние работы в Ниах позволили отнести «глубокий череп» к периоду 41–34 тысячи лет назад [158]. Вероятно, люди жили в пещере даже раньше, по крайней мере 46 тысяч лет назад, во времена, когда неандертальцы были единственными людьми в Европе. Все виды людей, которых мы встретили до сих пор, жили в мозаичных местообитаниях, довольно открытых, обычно с некоторым количеством деревьев, что в значительной мере соответствует саванной гипотезе Орианса. Означает ли это, что люди в Ниах использовали ресурсы дождевого леса и было ли это новым явлением в нашей эволюции?
Картина, которую дает нам Ниах, примечательна тем, что люди использовали целый ряд мест обитания вокруг пещеры, и некоторые из этих мест сегодня уже не найти [159]. Возле Ниах был и дождевой лес, но большую часть периода, проведенного людьми в тех краях, в целом более прохладного и засушливого, чем сегодня, преобладали сухой лес и саванна. Трудно представить себе подобный ландшафт там, где теперь господствует тропический лес, однако даже так близко к экватору ощущалось влияние ледниковых периодов [160]. Ландшафт изменился вместе с климатом, и, похоже, пока люди жили в Ниах между 46 и 34 тысячами лет назад, лес возвращался как минимум дважды [161].
Люди Ниах могли чувствовать себя как дома в открытом лесу и саванне, но они могли эксплуатировать и дождевой лес. Вероятно, лучше всего они ощущали себя в разнородных местообитаниях, его включавших. Эту стратегию мы уже наблюдали, когда говорили о протопредках Ближнего Востока около 70 тысяч лет назад (см. главу 3). Именно в таких мозаичных зонах они научились использовать дождевой лес, не отказываясь полностью от жизни в саванне. Эти люди обладали собственными знаниями и в то же время осваивали новые навыки.
Люди Ниах приводили свои техники охоты и собирательства в соответствие с местами обитания, которые использовали. В теплые и влажные периоды, когда лес вторгался в саванну, эти люди все больше от него зависели. И здесь имел место тот же самый инновационный периферийный процесс, который, как мы видели, был стимулом на протяжении большей части эволюции человека, но, как это ни парадоксально, на этот раз все вышло наоборот: люди стали специалистами по открытым лесам и саваннам, и дремучий лес был для них негостеприимным местом на окраине комфортной для обитания зоны. Именно в лесу они испытывали больше сложностей из-за окружающей среды.
Похоже, их основная продовольственная стратегия была сфокусирована на наиболее распространенных млекопитающих. Тогда это были дикие свиньи, бродившие по саваннам и лесам. Люди Ниах продолжали давнюю традицию человеческого рода, которая заключалась в том, чтобы ловить млекопитающих среднего размера [162], однако им удалось продвинуться в этом на шаг вперед. Те места изобиловали обезьянами и другими приматами, и на них регулярно велась охота: люди Ниах ели приматов, в том числе больших орангутанов [163]. Так они справлялись с новой ситуацией — выходом из саванны на опушку леса. Рассматривать это как некую революцию было бы неправильно. Люди просто делали то, что было характерно для их видов, — они были новаторами, импровизировавшими в новом мире.
Методы ловли животных, по-видимому, были неселективными. Нет никаких доказательств того, что для отлова выбирали особей определенного возраста. Учитывая то, что в лесной среде животных трудно разглядеть и они редко группируются в стаи или большие группы, вполне вероятно, что к этому моменту уже были разработаны методы заманивания в ловушки. Если это действительно так, то становится понятно, почему животных, на которых охотились в Ниах, не разделить на конкретные виды или возрастные категории.
 
Люди Ниах были всеядны. Они использовали большую часть того, что было им доступно в мозаике леса и окружавшей их саванны. Они ловили черепах и даже варанов. В ход шло и большое количество пресноводной рыбы и моллюсков из местных рек и болот, однако нет никаких признаков того, что они употребляли морепродукты. В течение большей части этого периода уровень моря был ниже, чем сегодня, поэтому Борнео, Суматра и Ява были соединены с материковой частью Юго-Восточной Азии, создавая континентальный массив Сандаланд, который был примерно размером с Европу. Пещера Ниах могла находиться намного дальше от побережья, чем сегодня, и возможно, жители Ниах никак не пользовались его благами. Конечно, существует и вероятность того, что они совершали сезонные походы на побережье и использовали морские ресурсы прямо там. В конечном итоге, зачем им было переносить рыбу и моллюсков на большие расстояния обратно в пещеру? Вполне возможно, что, как и многие другие загадки доисторических времен, эта останется неразгаданной.
Лес также был богат растительными продуктами, но многие потенциальные источники еды были ядовитыми и нуждались в обработке перед употреблением в пищу. Люди Ниах умели справляться и с этим. Они обладали знаниями и технологиями, при помощи которых могли сделать съедобными высокопитательные лесные растения. Например, чтобы провести детоксикацию орехов, они закапывали их в ямы с пеплом [164]. Все эти подробности о Ниах лучше обрисовывают портрет людей, которые впервые прибыли с севера, вероятно, следуя за распространяющимися саваннами и их животным миром, позднее 50 тысяч лет назад, в те времена, когда можно было пройти от современной материковой Малайзии до Борнео. Оказавшись там, они смогли остаться в этом районе и научились справляться с переменами в своем местообитании, вызванными изменениями климата.
В Ниах мы видим новые способы использования ресурсов: ловлю приматов, живущих на деревьях, ловушки и западни, ловлю рыбы и детоксикацию растений. Все это — примеры решений, придуманных в условиях стресса во времена, когда саванны вымещались дождевым лесом. Самым удивительным из этих новшеств была практика сжигания дождевого леса. В Ниах было обнаружено большое количество пыльцы растений, которые, как известно, первыми заселяют районы, пострадавшие от лесных пожаров. Их появление совпало с периодами, когда тропический лес разрастался. Морские керны (пробы), извлеченные у побережья Борнео, также запечатлели аномально высокую концентрацию микроскопических частиц угля [165] в период, начавшийся около 50 тысяч лет назад — времена первого из известных поселений в Ниах. Эти свидетельства слишком значительны и внезапны, чтобы быть результатом только природных пожаров. Похоже, еще в далеком прошлом люди начали поджигать лес, чтобы устроить открытую саванну, пригодную для животных, на которых они охотились.
У нас нет сомнений в том, что уже как минимум 50 тысяч лет назад люди, с которыми мы можем себя отождествлять — наши предки, — жили на окраине тропического леса Борнео. Их поведение было гибким и изобретательным, что отражает и нашу сущность, однако они не рисовали в пещерах и не делали ожерелий. Отсутствие следов искусства и украшений на европейских стоянках того же периода, связанных с неандертальцами, заклеймило их как отсталых и архаичных людей. Такова субъективность, которую мы привнесли в изучение нашей эволюционной истории.
В предыдущей главе мы рассмотрели экспансию популяций протопредков, происходившую ранее 80 тысяч лет назад в Африке и прилегающих районах, таких как Ближний Восток. Но как люди могли попасть из Африки, где они находились 80 тысяч лет назад, в Борнео 50 тысяч лет назад? Когда мы смотрим на ныне живущие популяции людей со всего мира, мы обнаруживаем, что все неафриканское население возникло после 80 тысяч лет назад из основной популяции, которая жила в Северо-Восточной Африке, вероятнее всего, в Эфиопии [166]. Именно оттуда нам стоит начать.