Несовместимые (СИ)

— Честно, Сулимович, не представляю, о чем ты со мной хочешь поговорить! — врываюсь в палату как ураган, подзадоривая себя изнутри.
Адам всегда вызывает во мне желание покусать его словесно.
Мне хватает выдержки встретиться с его глазами и не дрогнуть оттого, что этот человек сейчас лежит на больничной койке и беспомощен. Он приветливо улыбается, я фыркаю, кидаю сумку на диван и с неохотой подхожу к стулу возле кровати.
— И тебе доброго дня, — от его показательного мягкого голоса закатываю глаза.
Подлец усмехается и все же начинает меня рассматривать. Божечки, надеюсь, он мысли не умеет читать, иначе сейчас начнет пытать вопросами, а это похуже реальных пыток. Душу вытрясет, но все выяснит. Меня хватает ненадолго.
— Ну, начнешь рассказывать суть или так и будешь разглядывать? Поверь, мне есть чем заняться!
— Как ты смотришь на то, чтобы в Лос-Анджелесе открыть свой частный юридический кабинет или попасть в юридический отдел одной успешной компании?
— А ты решил побыть волшебником? — подозрительно прищуриваюсь. Он знает о том, что мне дали время смыться, или преследует свои интересы?
— Разве я похож на того, кто делает добро без выгоды?
— Вот я и думаю, что бесплатного сыра нет.
— Мне нужна твоя помощь. Ты, наверное, в курсе, что Диана думает, что любит меня...
— Она любит тебя! — запальчиво перебиваю, сверкнув своими прекрасными глазами. Сукин сын, только посмей мне обидеть подругу, выдавлю твои прекрасные глазки. — И ты осел, раз этого не видишь!
— Она думает, что любит, но это жалость. Вы же, девушки, любите жалеть, — покровительственно смотрит на меня.
Я на секундочку вспоминаю совершенно другой взгляд: более холодный, более жесткий, умеющий вывернуть тебе душу наизнанку.
— Ты должна с ней улететь в США, я помогу тебе получить работу в Америке. Собственно, ты из-за этого и возвратилась на Родину, когда приемный сын твоего дяди стал к тебе подкатывать с неприличными предложениями.
Мои глаза широко распахиваются, а сердце совершает кульбит. В упор смотрю на Адама. Он знает? Знает про Майкла? Может, знает и про Германа? Спасает мою шкуру? Это, конечно, очень благородно с его стороны, но откажусь. Диана не перенесет разлуку с этим тираном.
— Вот так просто взять подругу и улететь? Думаешь, она оставит тебя?
— Я сделаю так, что оставит.
— Воткнешь нож в сердце и несколько раз повернешь, чтобы наверняка? Не слишком жестоко? — как же этот мужчина жесток, если действительно собирается так поступать. Ужас! Нет, все же Диану нужно вырвать из лап этого чудовища. Она мне потом спасибо скажет.
— Иногда пораженную часть тела нужно отрезать, чтобы дальше жить.
— И ты решил, что Диана — это пораженная часть?
— Для ее же блага.
-—Для ее блага же не стоило и начинать, — злость берет надо мной вверх, хватает ума не скалится. Адам не тот человек, которому стоит показывать свои зубы.
— Что ты понимаешь, Марьяна, что ты понимаешь, — горечь в голосе, заставляет меня устыдиться своих мыслей. То, как он рассматривает потолок, создает впечатление внутренней безвыходности.
— Все начиналось несерьезно, — слежу за его рукой, проводит ею под глазами, трет подушечки. Плачет что ли? Ешкин кот, да тут трагичнее, чем я думала. У меня даже злость моментально проходит, в сердце сжимается от жалости, но виду не показываю. Такие не любят, когда их жалеют. Они себе не прощают слабости. Слабость Адама в том, что он любит, любит так сильно, что я опять на секундочку завидую подруге. Это ж надо такому случится.
— Ты же сам ее любишь, — тихо замечаю. Наверное, стоило не озвучивать свои выводы. Адам моргает и смотрит на меня глазами побитой собаки. Нет, я не пойму этих сильных и грозных типов.
— Любишь. И отталкиваешь. Почему? Почему, Адам?
— Потому что люблю. Люблю так сильно, что не могу смотреть на ее страдания, не могу смотреть на ее слезы, на ее пустые надежды на выздоровление.
— Адам... — все же голос меня подводит. — Позволь ей принимать решения. Позволь ей решить, быть с тобой или уйти.
 
— Ты же прекрасно знаешь, что она не уйдет. Ты сама знаешь, что она не услышит моих доводов. Мне проще сделать ей один раз больно, чем потом каждый день причинять ей боль. Она думает, что ее хватит, думает, что сильная, справится с трудностями, но это не так... Это далеко не так, суть в том, что, поддерживая меня, она сломается сама. Точнее сломаю я ее, ненароком, не специально, просто я не смогу...
Я ничем не могу опротестовать. Он действительно понимает и знает Диану и знает, как она будет действовать. И все же мне больно за подругу, я знаю, что для нее это будет удар прямо в сердце. Сумеет ли она выстоять? Выжить? Спорная ситуация. Адам по-своему прав и неправ одновременно.
— На завтра назначь ей встречу, погуляйте, посидите в кафе, потом где-то после трех приходите ко мне. Здесь будет беременная девушка, выдадим ее за мать типа моего ребенка. Диана должна в это поверить, — косится на меня, я молчу. Брови свожу к переносице, усердно думает, правильно ли мне соглашаться.
— Она может простить и принять.
— Этого как раз мы должны и не допустить. Не нужно давать ей время подумать, проанализировать, — протягивает руку к тумбочке, берет ежедневник, — все во мне противится плану Адаму, меня прям сама по себе ситуация режет без ножа на мелкие куски. Если я выживу в течение месяца, следующий месяц точно поеду в Индию к буддистам.
— Два билета в Лос-Анджелес. Визы у вас действительны. На твой счет приятная сумма поступит завтра. Загрузи ее чем-нибудь в Америке, не давай ей улететь сразу, как придет в себя. Говори, что я эгоист, что я ублюдок, раз при ней смог еще на сторону ходить, без угрызения совести трахаться без предохранения.
— Она сама хоть не залетела от тебя? А то будет счастье.
— Думаю, что нет.
— Надеюсь, что нет. Иначе весь твой план коту под хвост, — забираю у него протянутые билеты на самолет, заглядываю и удивленно присвистываю. Адам не жалеет бабла на Диану, все самое лучше и по первому классу.
— Комфортно будем слезы и сопли наматывать на кулак. Что по поводу жилья?
— Я попросил знакомого подобрать варианты, скину сегодня вечером на почту. Какой одобришь, такой и забронируем завтра.
— Ты уверен, что поступаешь правильно? Все же в такой ситуации поддержка от любимой не лишняя, — еще одна попытка достучаться до разума Адама, но по улыбке понимаю, что бесполезно вообще об этом завела речь.
— Марьян, я справлюсь. А она нет.
— Ты явно недочеловек, — встаю, с дивана хватаю свою сумку и прячу билеты. Смотрю на серьезного Адама. Все такой же харизматичный гад, его больничная обстановка нисколечко не портит.
— Я надеюсь, что делаешь все правильно. Но не думай, что я поддерживаю тебя в этой затее. Просто знаю, ты все равно поступишь по-своему, я хоть смогу смягчить ее боль, — осуждение не в силах скрыть, да и не нужно его прятать. Пусть знает, что я с ним не в одной лодке. Честно, если бы не угроза собственной жизни, никогда бы не стала ему помогать.
— Спасибо, Марьян. Ты настоящая подруга для Дианы, я не ошибся в тебе.
Мне до его мнения фиолетово. Усмехаюсь, закидываю ремешок сумки на плечо.
— Поправляйся. Удачи тебе.
Дарит мне на прощанье очаровательную улыбку, я хмыкаю.
Это шанс. Шанс без объяснений уехать в США. Я вернусь в Америку, но не к дяде. И дело свое открывать не буду, а вот устроиться в юридической отдел какой-нибудь компании — это по моим плечам.
В машине я вновь достаю билеты. Смотрю на дату, прикусываю щеку изнутри. Прости, подруга, за мой эгоистичный поступок. Совесть укоризненно кусает меня, чувство самосохранение твердит, что все правильно. Выпала возможность — нужно ей воспользоваться.
  
8 глава
 
(Сейчас) 
Барабаню пальцами по столу, нервно трясу ногой под столом, всматриваясь в каждого, кто заходит в кафе. Передо мной стоит пустая чашка, официант периодически косится в мою сторону. Через минуту выдыхаю и начинаю улыбаться.