Несовместимые (СИ)

Мне мало его трогать, я хочу ощутить его в себе. Это становится навязчивой мыслью. Я смелею в своих прикосновениях, трогаю не только его плечи, но и пресс. Он перехватывает мои руки, убирает их от себя, а я вновь обхватываю его за шею и крепко прижимаюсь.
Сейчас он мой. И только мой.
Снимается с себя боксеры, достает из карманов брюк презерватив. Какой предусмотрительный. Усмехаюсь, Герман сужает глаза, раскатывая латекс на своем члене. Облизываю губы, мне и страшно, и жутко любопытно.
Разочаруюсь или подсяду на него? Останется ли он мной доволен или пожалеет, что поддался импульсам?
Все эти вопросы и другие, которые еще не сформировались в слова, проносятся в моей голове, но тут же их выбивают из меня одним мощным толчком. Второй толчок вышибает из моих легких весь воздух, я беззвучно открываю рот, а вдохнуть не получается. Хмурюсь. Он большой для меня.
— Больно? — его забота как бальзам на душу. Не каждый поинтересуется состоянием партнерши.
— Сейчас привыкну. У меня сто лет никого не было, — краснею от своего признания, темная бровь недоверчиво приподнимается. — Считай, что ты у меня первый после очень длительного воздержания.
Прижимает меня своим весом к матрацу. Двигается неторопливо, но проникает очень глубоко. Задевает все, что можно задеть, и надавливает на такие точки, о существовании которых я догадывалась, но ранее не знала, где они расположены.
Обнимаю его за талию, под ладонями - каменные мышцы. Его напряжение передается мне через кожу, пальцы подрагивают. Приподнимаю бедра, теснее жмусь к нему, вижу, как стискивает зубы, но сдерживает себя. Мне удается прижаться губами к его плечу, лизнуть языком солоноватую кожу.
Ругается сквозь зубы, на мгновение отстраняется, чтобы тут же закинуть мои ноги себе на плечи и ускориться. Я лишь успеваю хватать ртом воздух и мычать от бешенного темпа.
— О боже... — вырывается, когда меня разрывает на части, раздробляют на микрочастицы, пускают по ветру.
Я не могу восстановить дыхание, не могу успокоить бешеное сердцебиение, завороженно слежу за капельками пота у Германа на висках.
Он совершает несколько мощных толчков и замирает, прижимая мои ноги к груди. Прикрывает веки, скрывая от меня расплавленное серебро. Не двигается. Потом целует щиколотку левой ноги, ложится рядом.
Несколько минут мы просто лежим, прислушиваемся к себе и к друг другу. Это было... невероятно. Самый лучший секс. Главное, не сравнивать Германа с моими последующими кавалерами. Пусть там, в будущем, меня ждет тот, кто заставит забыть эту близость.
— Нам нужно поговорить, — приподнимаюсь, смотрю на лежащего с закрытыми глазами мужчину. Ощущение, что уснул.
— Я в душ, а ты разогрей ужин, чертовски есть охота, — он встает, на меня не смотрит, направляется в сторону ванной комнаты. Я от удивления не сразу закрываю рот. Каков нахал!
  
36 глава
 
На кухне он появляется одетым всего лишь в боксеры. Я не сразу прихожу в себя, все же этот мужчина одурманивает, действует как опиум. Он садится за стол, я ставлю перед ним разогретые контейнеры с едой из ресторана. Себе беру стакан с водой и сажусь напротив.
Создается иллюзия, что мы вместе. Я его кормлю, он ест, и это так естественно. Можно на мгновение обмануться и поверить в этот обман, но за последнее время я устала разочаровываться в людях. Герман не принесет мне спокойствия.
Меня все еще терзает неотвеченный вопрос: женат или нет. Связан он по рукам и ногам с Ясином или нет. Тимур убьет его, если увидит, как страдает сестра.
— Тимур сказал, что ты женился. Это правда?
Поднимает на меня глаза, холодные как сталь. Усмехается, медленно жует и не отвечает, натягивая мои нервы своим молчанием. Крепче сжимаю стакан, приказываю себе держать язык за зубами и ждать ответа.
— Позавчера суд завершил дело в твою пользу. Твой отец, кажется, даже встал с кровати после заседания, — насмешливо улыбается, нисколько не сочувствуя моему отцу. — Он пообещал выжить меня из компании.
 
— А ты что?
— Я выкупил акции у твоего брата. Хороший малый, бизнес не для него. Он слишком рассеянный и доверчивый, — по тону я поняла, что о моем братце Герман невысокого мнения.
— Значит, у тебя шестьдесят процентов акций против сорока моих родителей?
— Об этом знаешь только ты. Именно поэтому возле тебя материализовался Ясин. Попробую угадать, он уверял тебя, что ты неотразима и заставила его по-новому взглянуть на жизнь?
— Ты подслушивал? — недоверчиво смотрю на довольного Соболя.
— Я знаю Тимура. Он думает, что сорок акций у тебя, поэтому ему проще жениться на тебе, плюс ты ему действительно понравилась, — на последнем предложении голос звучит резко и недовольно.
— Будем родственниками.
— В каком смысле? — хмурит брови, прищуривается.
— Ты же женат на его сестре.
— Если бы ты запоминала все, что я тебе говорю, такой чуши я бы сейчас не слушал.
— Я не собираюсь с тобой иметь никаких отношений. Это очень низко и подло по отношению к Карине. И Ясин тебе яйца отрежет за измены.
— Его не должны интересовать мои яйца, потому что я не имею никакого отношения к его сестре! — сердито на меня смотрит, двигая челюстью в разные стороны.
Ему требуется минуты две взять себя в руки. Крутит вилку, я непроизвольно убираю руки со стола, кладу их на колени.
— Я видела свадебную фотографию, где ты танцевал с Кариной. Она смотрела на тебя влюбленным взглядом.
— С каких это пор танец подразумевает женитьбу? Да, я танцевал с ней, знаю о ее влюбленности, но я на ней не женат. Тимур выдал ее замуж за другого человека.
Его признания вызывают вздох облегчения. Против моей воли губы трогает мимолетная улыбка. Герман качает головой.
Он не женат, Карина не жена ему, значит, Тимур просто играл моими чувствами. Неужели видел между мной и Соболем притяжение, которое невозможно отрицать? Скорей всего да. Зачем ему вводить меня в заблуждение? Наверное, хочет как-то досадить Герману.
— Почему ты так категорично настроен против женитьбы? — досадливо прикусываю изнутри щеку. Черт! Такими вопросами вызову у Германа подозрение по поводу того, что хочу стать его женой. Я не хочу, всего лишь проявляю любопытство.
— Я не кретин, чтобы так себя подставлять. Семья — это роскошь, доступная не для всех, — усмехается, опускает глаза, без интереса ковыряясь в контейнере с едой.
— Ты не хочешь иметь жену и детей?
— Марьян, — смеется, откладывает вилку в сторону. — В десять лет меня похитили доброжелатели отца. Они держали меня несколько дней в своем плену. Морили голодом, били, издевались как могли. Вот этот шрам, — проводит указательным пальцем по шраму на щеке, — это напоминание о том периоде. Отца убили. Почти на следующий день, когда ради спасения моей жизни ему пришлось сложить с себя полномочия. Его боялись, ненавидели и восхищались, но у него был я, его слабое место. И враги этим воспользовались.
Я сраженная его внезапным откровением, едва дышу, в горле сухо. В моей голове сразу же возникает душераздирающая картинка мальчика, которого мучили взрослые дяди.
— Заранее отвечу на вопрос про мать. Она умерла во время родов. На последнем месяце ей пришлось в срочном порядке скрываться, отец ее спрятал в деревне, надеясь, что возникшие наезды прекратятся до того, как я появлюсь на свет. Увы, его ожидания не оправдались. Он потерял любимую женщину, обрел сына, из-за которого потом лишился жизни. Теперь скажи мне, Марьяна, так ли нужна мне эта семья?
Осторожно подношу стакан с водой, делаю глоток. Герман спокойно встает, убирает со стола, вновь садится на свое место. Я пытаюсь осмыслить полученную информацию, никак не определюсь, что чувствую.
— Не грузись по этому поводу, — вздрагиваю от его прикосновений, испуганно смотрю в серые глаза. — У меня к тебе предложение.