Спасение

«Бескрайнего» бассейна едва хватило на пять гребков, после чего пришлось разворачиваться. К тому же он оказался теплее, чем бассейн в ее тренажерке в Рио.
«Все это проблемы новой планеты».
Через двадцать минут она дала себе передышку, ухватившись за край бассейна, через который можно было полюбоваться раскинувшейся внизу Наимой. Как только солнце скрылось за горизонтом, оставив прибрежный городок в сине–зеленой дымке, стали загораться огни на бульварах. Парусные лодки возвращались с моря в гавани.
Все было очень мирно и миниатюрно–изящно.
— Не вижу смысла, — обратилась Кандара к Сапате.
— В чем?
— Закрытие фабрик создает неудобство, но не грозит гибелью утопийского общества. Собственно, их всего–то ткнули носом в несовершенство их цифровой обороны. Через шесть месяцев Акита станет недоступна для саботажа.
— Для саботажа того же уровня. Если цифровые атаки удастся предотвратить, агрессор может перейти к физическим покушениям.
— Конечно. Но если вы решились атаковать производство теломер–векторов, почему бы сразу не начать с физических разрушений? И, к слову, какому дьяволу пришло бы в голову вбомбить в каменный век целую планету с людьми?
— Даже в наши дни хватает фанатиков экстремистских идеологий.
— «Даже в наши дни»! Терпеть не могу это выражение. Оно подразумевает, что мы непрерывно становимся лучше.
— Разве человеческое общество не совершенствуется?
— Лично я не замечаю. И, как я сказала Яру, их утопийское общество — тоже не выход. Их требование, чтобы второе поколение состояло сплошь из омни, ведет в тупик. Единственный его результат — создание сепаратной культуры, каковая, между прочим, без умолку вопит о своем превосходстве. Такое редко кончается добром.
— Значит, такой культуре следует ожидать атак идеологических соперников.
Кандара скривилась.
— Меня на это не купишь. Очень уж странные покушения. Тут кроется что–то еще.
— Что?
— Матерь Мария! — вырвалось у нее вслух. — Откуда я знаю? Меня нанимают не решать загадки. Мое дело — просто поставить последнюю точку.
— Беседуешь сама с собой?
Кандара подняла голову. На краю бассейна стояла Джессика, с легкой улыбкой протягивая ей два бокала вина.
— Извини. — Кандара выбралась из бассейна. — Пыталась кое в чем разобраться. Сама не знаю, с какой стати. Альтэго — далеко не Ген 8 Тьюринг.
Джессика вручила ей один бокал.
— Что–то не то в нашей схеме борьбы с преступностью? Я очень сожалею, что ты так считаешь.
Кандара усмехнулась.
— Эпоха хреновых дилетантов. Если здесь так нежничают с фанатиками, вся утопийская идея обречена. Вам лучше спрятать стрелы в колчан и бежать в горы.
— Да, с тех пор как я здесь поселилась, только и делаю, что прикусываю язык.
— Ты не говорила Крузе, что для такой работы нужны профессионалы?
— Вообще, Ойстад и Тайле свое дело знают. А мы с тобой профессионалы и есть.
— Мать Мария им в помощь. — Кандара приветственно подняла бокал, отхлебнула вина: оказалось слаще, чем она ожидала, и приятно холодное. Недурно.
Джессика оглянулась на Крузе — оне, вернувшись на кухню, серьезно беседовало с двумя оставшимися.
— Чего нам не хватает, так это лидера. Крузе со своим Бюро решили, что, если состыковать меня, Тайле и Ойстад с приличным Ген 8 Тьюрингом, нам не составит труда выследить преступников. После чего останется отойти в сторонку и позволить тебе их ликвидировать.
— Да–да. Но мне кое–что не нравится во всем этом деле с саботажем.
— Знаю. Они не замечают, что выгода не оправдывает расходов.
— Прости?
— Такие люди, как Крузе, искренне не понимают «старой экономики». Слишком они просвещенные. Здесь, если что–то нужно делать, оно делается. Берем и делаем. При изобилии ресурсов о цене никто не думает, разве что речь заходит о макропроектах вроде терраформирования. Но такие важные решения принимаются демократическим путем, а производственные мощности включены в то, что у этого общества сходит за бюджет. На любое по–настоящему ресурсоемкое предприятие не одалживают деньги, а рационально распределяют стоимость, исходя из того, что можно себе позволить в данном десятилетии. Сроки не так важны для нас, живущих пару веков. Все очень мило и разумно.
 
— Жизнь по средствам.
— Именно. Потому они и не замечают проблемы. Компаниям недешево обходится содержание здесь промышленных шпионов. В большинстве они выдают себя за иммигрантов, обращенных в утопийскую веру, взыскующих лучшей жизни и увлеченных великой новой культурой. Иммигрировать сюда не так уж сложно: я уже второй раз это проделываю. Единственное твердое требование: согласие на редактирование генома детей, которых ты заведешь после прибытия.
— Чтобы рождались только омни. Да, мерзкая идеология.
— Для тебя, да. Что только подчеркивает разницу между нами и ими.
— На самом деле изобретенная Яру теория равенства мне по душе. Я на военной службе до хрена нахлебалась от мизогинных мудил. Просто мне кажется… должно быть другое решение. Что, вероятно, относит меня к числу устарелых реакционеров.
Поморщившись на собственную оговорку, Кандара отпила еще вина.
— Обычно промышленный шпионаж как ведется? — продолжала свою мысль Джессика. — Для кражи информации нанимают криминального спеца. Он устраивается в новом городке, жарит барбекю с соседями, играет в местной спортивной лиге — словом, вживается. А по ночам обращается в таинственного суперзлодея, вламывается в сеть по черным маршрутам с целью похитить данные медицинских разработок. В случае успеха нанявшая его корпорация зарабатывает миллиард ваттдолларов на революционном, новом векторе от головной боли. Это, как я и говорила, выходит дешевле, чем содержать своих ученых. Выигрыш в цене. А здесь… Никакой выгоды, разве что идеологический противник усилит защиту от возможного саботажа. Кому такое по карману?
— Фанатиков хватает. Поверь, фанатики никогда не стоят за ценой.
— Пусть так, но где саботажники берут деньги? Цифровые возможности у них ошеломительные. Тайле не сомневается, что маршруты формируются Ген 8 Тьюрингом, а таких еще не много. Пока ими располагает только правительство и самые крупные компании.
— Не знаю, — протянула Кандара. — Может, мы не замечаем чего–то очевидного?
— Разве что власти Универсалии искренне опасаются Утопии? И это — холодная война нашего века?
— Теоретически тогда все сходится. Но я все думаю: всего одна банда? Даже для полного параноика это не похоже на работу государства. Госслужбы обеспечили бы поддержку, пути отступления, обучали бы алчных приспешников, которым достанется власть после падения идеологического врага.
— Ладно, тогда один богатый и фанатичный миллиардер или глобальный политический комитет. Такие готовы рисковать, и логическое мышление им не свойственно. Или же происходит что–то совсем иное.
— Уф-ф. — Кандара напряглась. — Ты хоть понимаешь, что убеждаешь убежденного? Просто я никак не соображу, где тут ошибка.
Джессика стрельнула глазами на Крузе, сверлящее взглядом кухонный стол.
— Логически, учитывая низкую окупаемость, тут не саботаж, а диверсия.
— С какой целью?
— Именно этим вопросом нам и следовало задаться. Но когда я спросила, мне заткнули рот.
Кандара обратила взор к небесам — если над Акитой имелись небеса в обычном понимании слова.
— Какая прелесть! Ты хочешь сделать из меня козла отпущения?
— Скорее, троянского коня. Но думаю, точнее будет сказать: посланницу. Тебя они, может, и выслушают. Ты, что ни говори, специалист.
— Ненавижу офисные интриги!
— Я тоже.
Джессика допила вино и умчалась обратно к вилле. Кандара проводила ее свирепым взглядом, хоть и понимала, что женщина права.
— Атака для отвода глаз? — усомнилось Крузе полчаса спустя, когда Кандара, снова переодевшись в шорты и майку, вернулась на кухню.
— Не знаю. Мы должны учитывать все возможности. Особенно эту, поскольку она может вывести нас на след предпринимающей атаки группы. Такую вероятность нельзя упустить.