Спасение

— Потому это дело и привлекло такое внимание здесь, на Холме.
— По мнению Николая, вскрыть файлы не удалось.
— Сейчас не удалось, но сама попытка внушает беспокойство. Они могут заинтересовать кого–то лишь в одном случае — если этот кто–то планирует стереть с лица земли Нью–Йорк.
— Не понимаю. В Солнечной системе достаточно ненормальных, которые при желании могли бы смастерить себе атомную бомбу. Затем просто проносишь составные части порознь через хабы и собираешь заново на месте. Щит — практически анахронизм.
— Не совсем, — поправил Танзан. — Пулау–Манипа.
Алик скривился. Пулау–Манипой назывался островок в Индонезии. До 2073 года, пока в атмосферу над ним не врезался солидный булыжник из космоса. С эпохи гибели динозавров земная атмосфера неплохо защищала планету от ударов с воздуха, проколовшись всего пару раз: на сибирской Тунгуске и в Аризоне, где метеорит оставил основательный кратер. И булыжник 2073 года она сумела расколоть, так что Пулау–Манипа пострадала от космической дроби, а не от пули большого калибра. Астрофизики и оружейники до сих пор вели споры, что было бы хуже: взрыв в воздухе или падение цельного камня. У жителей Пулау–Манипы мнения уже не спросишь. После множественного обстрела, на который наложились ударные волны и пожары, выживших не осталось.
До того случая государства занимались созданием щитов спустя рукава. Огромные расходы на вооружение шли на спад, и энтузиазма никто не проявлял. В мире хватало политических и религиозных фанатиков, все еще ведущих кампании против властей и общества вообще, но их понемногу и без шума переправляли на Загреус. Эпоха межгосударственных войн и противостояния вооруженных ядерными боеголовками армий давно осталась позади.
Щиты представляли собой искусственно сгенерированные поля, усиливавшие межатомные связи — эта технология развилась из техники производства молекул. Правда, воздух, даже на уровне моря, — весьма разреженная материя, но в достаточно плотном секторе и его можно связать силовым полем. Воздушная стена двадцатиметровой толщины могла устоять перед взрывом «адского» снаряда. А если распространить такую защиту на пару километров воздуха, то взорванный над ней атомный заряд лишь устроит для горожан редкостное световое шоу.
Будь над Пуалу–Манипой такой щит, метеорит бы его не пробил. И вот правительство передало контракты на создание щитов гражданским властям, и старые оружейные компании заглотнули здоровый кус общественной казны. Большую часть густонаселенных городов планеты прикрыли полноценными взрывоупорными щитами. Конечно, по нынешним временам никакой астероид с блуждающей орбитой не подобрался бы к Земле и на десяток миллионов километров. Астроинженерные компании обзавелись таким количеством работников и сверхмудреной аппаратуры, что любой кусочек щебня выследили бы еще за лунной орбитой. Но ни один политик не захочет отдуваться за экономию бюджета, лишившую его избирателей лишнего слоя защиты. Щиты над городами сохраняли и поддерживали в боеготовности. Девяносто девять лет, прошедших с гибели Пулау–Манипы, они защищали главным образом от ураганов.
— Но нам же больше не грозят падающие на голову камни, — упорствовал Алик. — Мы будем поумнее динозавров. Мы пришли, чтобы остаться. По Дарвину.
— А зачем тогда Меланома пытается взломать эти файлы?
Алик пригладил ладонью волосы, но не нашел намека на ответ даже в фантазиях бесчисленных гонконгских игровых сценариев.
— Скоро мы начнем разбираться в деле о множественном убийстве, оно и направит нас в нужную сторону, — сказал он Танзану. — Но, чтобы раскрыть дело до конца, могут потребоваться те самые теневые фонды.
Оказалось, что у южноафриканской береговой охраны все–таки имеются самолеты: пара эскадрилий «Боингов» TV88. Не дронов. Хотя эти машины умели выпускать рои воздушных и подводных дронов с самыми разнообразными чувствительными датчиками. В кабинах даже сидели люди, направлявшие действия пилотирующего Ген 6 Тьюринга. Два таких приблизилось к району, где в одиннадцать по времени Нью–Йорка находилась «Йормунганд Целеста». Они без особого труда нашли спасательный плот, хотя маячки на нем и не работали. И рассказали Алику, как перепуганы были семьи Лоренцо и Фаррон.
 
У TV88 на борту имелись портальные двери, так что снятые с плота семьи немедленно переправили в Двадцатый участок — через семьдесят минут после официального запроса береговой охране на оказание помощи. Алика это впечатлило.
Две семьи походили на беженцев из района катастрофы: встрепанные, волосы и одежда свалялись от морской воды, серебристые одеяла на плечах, в руках зажаты бутылки с водой и сладкие плитки. Всех шестерых доставили не торжествующие спасатели, а троица злых копов.
Саловиц не стал уводить их в допросную — решил подождать до первого лживого ответа. Спасенные расселись на ряде кресел у задней стены кабинета. Для людей, которые совсем недавно спасались от опасности в одной шлюпке посреди океана, они не слишком походили на добрых друзей.
Дельфина Фаррон обнимала за плечи Альфонса. Десятилетний мальчик уже вполне отработал подростковую угрюмость. Он зыркал глазами на Саловица, надувшись, как пойманная на нарушении диеты модель.
Лоренцо выглядели немногим любезнее. Алик постарался не слишком таращиться на Розу: та была воистину призовой женой. Шанго подсказал, что десять лет назад она работала моделью для нескольких брендов — высокой моды и элитного женского белья. Сейчас она идеально вписывалась в роль супруги корпоративного босса. Теломер–терапия сохранила ей внешность двадцатилетней, а суррогатные матери избавили тело от следов беременностей, позволив в совершенстве исполнять роль шикарной знойной крошки. Даже встрепанная после испытаний в океане, она оставалась стильной. Алик догадывался, что как мать она была настоящей тигрицей: деток усадила рядом и крепко обнимала. Кравис Лоренцо являл собой вторую половину образа прочной семьи: выпускник Лиги плюща, лощеный не хуже Розы, восседал с прямой спиной, всем видом говоря: мои коллеги из криминальной адвокатуры всегда готовы ответить на вызов.
— Ну и ночка, — начал Саловиц. — Пять человек погибли.
Дельфина Фаррон издала резкий шипящий выдох, но в нем был лишь намек на эмоции. Роза Лоренцо теснее прижала к себе детей.
— Давайте напрямик, — продолжал Саловиц. — Первая увертка, первая ложь, и мы переместимся вниз, в камеры для арестованных. Детей примет социальный отдел города. А вы их знаете? Единственная разница между городской социалкой и ротвейлером в том, что ротвейлер рано или поздно выпускает добычу.
— Вы не смеете нам угрожать! — выпалил Кравис Лоренцо. — После того что мы прошли, боже мой!..
— И ведь не только те пятеро, — вставил Алик. — К ним можно добавить Рика, выловленного в гавани пару дней назад. И Саманту — она хоть и не умерла, но в больнице, и лицо изрезано так, что при виде его горилла сблюет.
— Это кто такие? — спросил Кравис.
— Ответ неверный, — сказал Саловиц. — Давайте перебираться в камеру. Мы предъявим обвинение и приступим к формальному допросу.
Он встал, сделал знак…
— Стойте! — сказал Кравис. — Чего вы хотите?
— От вас — чтобы бросили дурить, — напустился на него Саловиц. — Что за хрень содеяла ваша компания? На моем участке гангстеры развязали войну, и все из–за вас. В чем дело?
— Все не так, — подала голос Роза. — Мы ничего такого не хотели. Это правда.
— О чем предупреждала вас Саманта? — спросил Алик. — И пока вы не сослались на потерю памяти: это та, что устроила вам сеанс массажа по расширенной программе. Я с ней уже побеседовал — на больничной койке.
Роза с беспокойством покосилась на Дельфину. Экономка смотрела только на носки собственных туфель.
— Мы ждем, — напомнил Алик.
— Она напала на мою жену, — с горячностью заявил Кравис. — Сексуальная атака…
— Считаю до трех, — сказал Саловиц. — И если не услышу ответа…
— Она сказала, чтобы я отвязалась от Дельфины, — устало произнесла Роза.