Мой ледяной принц (СИ)
— Со мной все в порядке, если что, — утешаю Аленушку, которая шмыгает порозовевшим носом и глядит на меня покрасневшими слезливыми глазами. — Жива, здорова.
— Как будто мне есть дело, — огрызается сестрица, старательно нарезая лук полукольцами. — Хорошо отдохнула? Активно добиваешься своего, как я погляжу?
— Я же у нас еще та лиса, — нахожу в себе силы, чтобы огрызнуться в ответ. Прихватываю с плиты горячую картофелину прямо из кипящей воды в кастрюле, быстро дую на нее и закидываю в рот.
Мамань цокает, глядя на мои обутые ноги.
— Сейчас же разденься и полы протри, — ворчит, отодвигая меня к раковине. — И руки помой, прежде чем соваться к еде. Чай не в семье свиней воспитываешься!
— Мам, я голодная! Мы больше двух суток просидели с Марком в холодном помещении, там кроме ледяной воды из-под крана в уборной ничего не было. И связи никакой, и света… только он и я. И темнота.
— Нашла чем хвастаться, — мать снова покачивает головой, недобро сжимая губы. — Не слушаешь мать, все лезешь туда, куда тебе ход закрыт.
Мою руки и обдумываю ее слова. Желудок урчит на всю кухню. Когда выбрались Марк уговаривал меня перекусить в коттедже, но я, глупышка, так переживала за родных, что потребовала немедленно ехать домой. В вертолете нас напоили чаем из термоса и угостили несколькими сушками, но на этом все.
— Да о щем, ты вообшэ? Аааа… — запихиваю еще одну обжигающую картофелину за щеку, силясь ворочать одуревшим от вкуса языком. — Клянусь, у меня живот к спине прилип.
— Тебе давно пора привести фигуру в норму. Димка тоже не дурак, увидит твои огромные жирные складки на животе, испугается и замуж не возьмет.
— Ма, ты шутишь? Какие еще жирные складки? — напрягаюсь я. — У меня все там нормально.
Отчего-то вспоминаю как Марк нежно водил пальцами вокруг моего пупка. По спине тут же ползут приятные мурашки.
— Себя обмануть можно, а мать, как и зеркало, не обманешь, — разминая картошку щурится. — Подай-ка мне сливочное масло.
Обиженно надувшись, лезу в холодильник за масленицей и с грохотом ставлю на столешницу. После иду снимать пуховик и ботинки, словив вслед гневные фырканья сестрицы. Она уже строчит сообщения, уткнувшись в телефон. Наверное, оповещает Катьку о моем прибытии. Пока раздеваюсь, домой входит папа, и тут же кидается меня обнять. А я радостно вздыхаю, обнимая в ответ, хоть кто-то мне рад.
— Доченька, ну что ты удумала, — щипает меня за щечки и улыбается, а я удивленно вглядываюсь в его смеющиеся глаза, в уголках которых собрались хитрые морщинки. — Таким ужасным способом парня себе решила у сестры отбить? Раньше ты была другой, а теперь действуешь некрасивыми методами матушки? Эх-х, гены не спрячешь. От осинки не родятся апельсинки.
— Па-аа-ап! — возмущаюсь я, не веря собственным вспыхнувшим от стыда ушам. — Во-первых, я не такая! Во-вторых, Марк — не Аленкин парень. Боже… почему я оправдываюсь? Я была в замкнутом пространстве без еды и нормального питья аж два дня, но в этой семье всем на меня плевать… а если бы я умерла от голода или холода?
— Мне на тебя не плевать, — папа целует меня в макушку. — Давай любимая дочка, не нагнетай. Я так устал после работы, сейчас еще матушка твоя накинется, ты же знаешь ее. Как только Ирка переехала к Олегу, все сливки ее плохого настроения достаются мне.
— Знаю, — вздыхаю, приложив руку к урчащему животу. — Извини, па.
Плетусь мимо кухни в комнату, в надежде зарядить телефон и немного полежать.
— А полы кто мыть будет? Натоптала значит и ушла… — летит гневное от матушки. — Два дня отдыхала, учебу прогуливала, еще и на дом решила забить?
— Аррр…
Закрываюсь в комнате на несколько засовов, падаю на кровать и остервенело утыкаюсь лицом в подушку.
— Лиза, напиши Димочке, — шепчет мамань, притаившаяся за дверью. — Он к нам за эти два дня аж три раза забегал. В бурю приезжал, чуть не плакал, что не уберег тебя! Мне его так жалко, аж сердце мое материнское разрывается! Я ему конечно, не сказала, что это все твой хитро-необдуманный план, я ж родня твоя, не стану подставлять, все понимаю, захотелось тебе сладенькой жизни. Но дочка, помни, за двумя зайцами погонишься…
— Мам, я сплю!
— Напиши, — бьёт кулаком в дверь. — Не тяни!
— Ауууфф, — подключаю телефон к зарядке и включаю. От Димы аж двадцать три пропущенных и около десятка сообщений. Все в одном стиле: «Лизонька, девочка моя, я так облажался», «Как ты там?», «Переживаю», «Мне так плохо», «Я устал», «Без тебя скучаю»…
Внутри неприятно скручивает. Разве мы настолько сблизились?
Не дочитывая остальное, без энтузиазма набираю и отправляю ответ: «Дима, со мной все хорошо. Уже поздно, отдыхаю, завтра позвоню и мы поговорим. Спасибо тебе за заботу»
Все решено. Завтра я сообщу Диме, что не могу с ним встречаться. Не тянуть же вечно. На этот раз моя попытка будет успешной. Я просто поставлю жирную точку и все.
Следующее сообщение читаю от Марка:
«Хочешь пиццу?»
Тут же отвечаю:
«Очень, но мне надо в душ»
Открываю еще одно сообщение и вот тут сердце екает:
«Заберу тебя прямо сейчас, помоешься у меня. Мы можем посмотреть еще один дурацкий фильм»
С дрожью в пальцах пишу:
«Еще один дурацкий фильм и пицца — это лучшее предложение в моей жизни!»
Мгновенный ответ:
«Выезжаю Подготовил гостевую комнату. Не забудь взять вещи для учебы»
Следом:
«И, конечно-же, бигуди»
Со смехом откидываюсь на кровати, дрыгаю ножками в воздухе, закрывая полыхающее лицо ладошками.
Я от тебя без ума… без ума… без ума…
Без умааа…
Боже, он действительно раскрыл это… И как забыть? Нереально. Я смогу притворяться, что не знаю об этом? Нет, точно нет. Но я попытаюсь, потому что мы договорись. А это отчаявшееся сердце нужно как-то успокоить, оно мне всю грудную клетку вспороло.
Почему он позвал меня? Мы не друзья, и не встречаемся. Почему я согласилась? Ох, мне не хочется анализировать данную ситуацию прямо сейчас.
Беру рюкзак и пакет, и торопливо складываю чистое белье, носки, пижаму, книги и тетради для лекций, зубную щетку и еще несколько нужных гигиенических прибамбасов. Бегу надевать пуховик, мне невтерпеж.
— Куда собралась на ночь глядя? — мать кладет руки по бокам. Аленушка заслышав выбегает и с перекошенным лицом наблюдает, как я одеваюсь.
— У Марка переночую, — сглупив, вываливаю всю правду. Ведь могла же сказать, что к Женечке иду, но…
Матушка хватается за сердце, сестрица начинает шипеть, словно змея. Наверное, от Катьки набралась.
— Совсем из ума выжила! Никуда ты не пойдешь, не вздумай! Стыд и срам!
— Кому стыд и срам? — смеюсь. — Я же в гостевой комнате буду спать. У нас проект задан по…эээ — сочиняю на ходу. — Экономике.
— Проект у нее, — ворчит мамань. — Не придумывай! Лапшу мне на уши не вешай! Думаешь, залетишь и все, так нет уж, милая моя! Это тебе не Димочка! Тут ранг повыше будет. Останешься одна пузатая, у разбитого корыта рыдать. А кто тебе с лялькой помогать будет? Я? И не надейся.
— Боже, что ты несешь, — краснею, вытаскивая из обувницы свои удобные валенки. — Мама… не все в жизни сводится к этому.
— Все сводится именно к этому! — не унимается та. — Муженёк! Ну ка, иди сюда! Ты посмотри, что твоя дочурка удумала! Я ей тут корзину собрала, — и реально ведь выносит с кухни корзинку с бутылкой шипучего напитка и пирожками, — чтобы Димочке завтра утром в университет отнесла, а она глупостями решила заниматься. Взрослой себя возомнила.
Я неверяще моргаю, склонившись в позе изогнутого жирафа, рассматриваю корзину с гостинцами, завернутыми в расписную салфетку с вышитыми инициалами Димки по краюшку.
— Мам, я не красная шапочка, я не понесу это никому, — натягиваю второй валенок на ногу и принимаюсь заворачиваться в шарф Марка, с приятным запахом хвои. — И тем более Димке…
— Ишь! Еще возражает мне… — опять за сердце хватается. — Славка, скажи ей!