Мой ледяной принц (СИ)

Да что это внутри происходит? Что за мощнейший эмоциональный взрыв?
Украдкой кошусь на Маркушу, окидывая лютой ненавистью, он ловит мои сигналы, принимает, но не отталкивает.
В одну из последующих каток случайно сталкиваемся в кабинке, оставшись наедине. Тесное пространство наполняется роем огненных искр. Воздух трещит, тяжелеет. Молчим, сидя друг на против друга.
Я мысленно вонзаю в него острые клыки, но он не отбивается. Сощуривается только и надменно усмехается.
— Ревность — разрушительное чувство, да Лиззи?
— Это кто тут ревнует? — ощетиниваюсь я.
— Ты мне скажи.
— Ты задал вопрос, — повторяю его утренний шаг, делая голос резче и грубее.
Марк не отвечает. Приподнимается, медленно садится на корточки, снимает мне рукавички и кладет рядом, захватывает в плен ладошки. Наклоняется, утыкаясь лбом в переносицу.
Дыхание резко сковывает, я замираю. В ушах звучат истошные звуки «бам, бам, бам!» Огромные лазурные глаза слишком близко, сердце екает, вспышкой разносит тепло по венам. И я почему-то опускаю взгляд с его черных ресниц на пухлые манящие губы, которые мягко приоткрываются…
…но только, чтобы произнести:
— Ты ревнуешь меня, Лиззи.
— Не ревную, — протестую я.
— Просто признайся.
— Так ты играешь ради меня? Пфф… зря стараешься.
— Черт! Просто признайся, Лиззи! — рявкает мне в лицо. Дышит рвано. Ломано. — Давай… остановимся… больше не будем… воевать…
— Ты сам виноват! Дружить нам никак!
— А мы и не будем дружить, — хрипит он, медленно проводя языком по своей губе. — Не будем…
— Тогда что?
— Сама знаешь, — шепчет с придыханием.
— Не знаю, — отрицаю упрямо.
Кабинка останавливается. Марк поднимается, помогает мне встать. Снимает с себя шарф и накидывает на мои плечи.
— Решайся уже, Синичкина, — бросает равнодушно, будто и не было этой странной сцены секунду назад и выходит.
А я смотрю ему вслед, пытаясь затушить полыхающий внутри огонь.
  
Глава 20
 
Буря
Марк
— Марк, Ма-аарк, — не сразу осознаю, что это не сон. — Я не могу открыть двери, Марк…
Ее голос такой приятный, мелодичный.
И испуганный… Почему?
— Давай еще немного поспим, — с трудом ворочая языком, сгребаю хрупкую талию, носом утыкаюсь в мягкие ароматные волосы. Веду ладонь вниз, задирая край ее свитера. Подушечки пальцев ласкают нежную шелковистую кожу живота.
Вспыхиваю, словно спичка.
Но дикий вопль не дает насладиться бурными ночными фантазиями. Рука замирает, и только непослушные мысли продолжают нагнетать полет возбуждения.
— Марк! Маа-а-арк! Это же я… Синицына!
— Ага. Синичка моя, — хриплю полусонно. — Ты так вкусно пахнешь… идеально…
— Спасибо, конечно, — гневно шепчет плод моих несбыточных желаний. В голосе явно ощущается тревога, но вырывающиеся искры восторга ей не скрыть. — Мне очень лестно.
— Ммм… клубничкой со сливками… — продолжаю мычать, заводясь не на шутку. — Хочу тебя. Одуреть как хочу.
Сон чересчур реалистичен. Раз уж на то пошло, воспользуюсь ситуацией.
Веду руку выше, обвожу маленький пупок по кругу. Шелк покрывается вихрем мурашек.
— Аррр… — рык и волшебный шлепок по руке.
Довольно-таки болезненный.
— Ты даже во сне сопротивляешься, — озвучиваю не менее болезненную истину. — Расслабься…
— Марк, прекращай меня лапать! — выдает с истерикой, отпинывая мое податливое, почти безжизненное тело. — И просыпайся уже! Сколько ты еще планируешь валяться в отключке?! Нам нужно выбираться!
— Не понял, — пытаясь разлепить веки, натыкаюсь лишь на безграничную, полную ужасающих завываний темноту.
Бошка трещит, разобрать ничего не могу. Рядом кто-то явно копошиться.
Что за фигня? Я должен быть один.
Следующий увесистый толчок приходится в бок живота. Дыхание резко сковывает.
— Аучччч… — шипит.
Разве в данном случае не мне полагается шипеть?
— Не понял… — как дурак повторяю.
— У тебя на боку стальные мышцы? Как такое возможно? Ты что-то подложил под футболку? Из-за тебя я кажется ногу сломала. Ааа… больно… пфффффф… подуй, а?
 
— Чего?
— Подуй на ногу! Мне больно!
— Что за чертовщина?
Произношу еще пару фраз, выражающих мое искренне удивление. Но уже более бесконтрольных, брошенных от всего сердца, так сказать.
— Тьфу! Не матерись! У-у-ужас! Сквернослов…
— Синичкина? — тянусь в пустоту, пытаясь снова ее нащупать. На этот раз не облапать, хотя хочется. Но я реально ничего не понимаю. — Ты откуда здесь?
— Оттуда! — наши руки соприкасаются. Пальцы переплетаются, ударяя током.
Из меня вырывается рваный выдох. Затем — замираю. Она тоже.
— Вжжжж-жжж-жжжж — ветер все еще нещадно завывает. Стены старой ветхой будки, обитой аллюминием трагично подрагивают. — Вжжжжжж-ссс-зззз…
— Здесь… страшно, — шепчет отрывисто. — Почему не ночевал с нами в коттедже?
— Не хотел, — отвечаю честно, взъерошивая волосы и разминая шею.
— Понятно…
Какое-то время сидим в тишине на расстеленном на полу ночлеге. В помещении стало прохладно, электрический камин по-видимому уже давно не работает. Я пытаюсь осознать происходящее.
Она здесь. Зачем пришла? На вечеринке толком не смотрела на меня, нос задирала. Отворачивалась, потом вообще спать убежала, оставив меня с Катькой забываться. А тут…
Явилась сама. Еще и ночью. Неужели, чтобы…? Нет, она точно не такая. Не такая, как другие. Она выше всего этого.
Да и ненавидит меня после всего…
Так что мне остается только мечтать.
— Лиззи?
— Ау?
— Ты зачем пришла?
— А… аааа… — спохватившись, словно вспомнив, вновь начинает паниковать и сумбурно объясняться. — Марк, надо выбираться! Я пришла разбудить тебя, но нас закрыли… еще и буря началась… а мама же говорила! Предупреждала нас! Правда потом все равно заставила ехать, чтобы Аленка попыталась… потому что это ее шанс… не важно… Что делать? Пилот экстренно всех забрал, они, наверное, уже дома, а мы тут… ааа… боже… это все Кудрявцев… и Катька… у нее был план, но Степка ее любит… это же любому ясно… нас даже не схватятся, боже…боже… Почему ты так крепко спал? Боже… Марк, ты понял?
— Нет.
— Буря началась, о которой мама говорила!
— Каждый год одно и тоже, — со смешком произношу. — Ну пометет пару часов, к утру стихнет. Не паникуй, птичка моя. Навряд ли бы они в такую погоду улетели. В любом случае, вертолет я вызову, у меня все схвачено.
— Не знаю, — шепчет взволнованно. — Электричество отключилось.
— Не бойся. К утру все устаканится, — добираюсь до ее лица. Пальцами веду по нежным губам. Она вздрагивает. — Я же рядом…
Наклоняюсь, чтобы снова втянуть ее потрясающий запах. Приобнимаю за плечи. Носом веду по углубленной ямочке на шее.
Теплая. Нежная. И не брыкается. Замерла и ждет.
— Ты пришла предупредить о буре? Волновалась за меня? Не боись, Синичкина, будка стойкая, все выдержит.
О стойкости немного приукрашаю.
— Нет… я про Васнецову…
— Что?
— Она хотела к тебе придти, а Степка должен был вас закрыть, и тогда… она бы… Боже, я этого не хотела… Все вышло не так.
— Ты боялась, что мы с ней останемся здесь вдвоем?
— Я… да, я просто за нее боялась! Жалко мне Катьку! Не хочу, чтобы она стала одной из твоих… остальных… на одну ночь использованных… и брошенных потом! Это мерзко!
— Какая ты добрая, — смеюсь я. — Не знал, что вы дружите.
— Она же лучшая подруга мое сестры! Естественно, я за нее волнуюсь!
— И только поэтому?
— Конечно! А что еще по-твоему?
— По-моему, ты сильно ревнуешь, но не можешь признаться.
— Ясно, — бормочет, отстраняясь. — Тешь себя и дальше иллюзиями, Маркушенька.
— Так нас закрыли на замок?
— Да… этот Степка… ай… долго рассказывать… ох… мы же ему потом покажем, покажем ууу, Кузькину мать! Правда? Ты же в этот раз не останешься в стороне?! Поставишь этого придурка на место!