Ось Мира<br/>Медынское золото

– Тюпа, где хозяин брал дрова? А то ведь угли скоро погаснут, дом начнёт выстывать.
– Хозяин нигде не брал дрова. – Личико Тюпы подвижное, но мимика совершенно не соответствует сказанному, так что оттенки смысла ускользают, и порой становится невозможно понять, что имеет в виду говорящий. Хотя Тюпа ничего в виду не имеет, он просто говорит. И раз я не понял, значит, плохо задал вопрос. Попробуем спросить иначе.
– Когда я был здесь в прошлый раз, в очаге горели дрова. Откуда они взялись?
– Их принёс Растон.
Так, это уже интересно. Лгать, во всяком случае по собственному хотению, хозяичеки не умеют. А мы видим явное несоответствие. Растон принёс дрова, но хозяин дров не приносил. Получается, что хозяином здесь кто–то другой, мне покуда не известный. Очень мило.
– Где Растон?
– Ушёл.
– Куда?
– Не знаю.
– А хозяин где?
– Тут.
– Хозяин – это кто?
Не хотелось задавать этот вопрос, тем более что я уже знал ответ. И всё же вопрос я задал и ответ получил:
– Хозяин – ты.
Некоторое время я сидел молча, ни о чём не думая. Угли медленно истлевали под пеплом, и больше ничто не указывало на течение минут. Наконец я спросил:
– Растон ничего не велел мне передать?
Хозяичек повернулся и, в точности копируя голос Растона, произнёс:
– Я рад, что ты остался жив. Думаю, ты ещё не раз вернёшься к Оси. Поначалу она необычайно притягивает. Это действительно интереснейшая штука, только она не любит торопливых. А я провёл здесь не одну сотню лет, и мне всё обрыдло, даже Ось Мира. Остаток жизни я бы хотел прожить простым человеком. То, что здесь есть, мне не нужно, а тебе может пригодиться. С хозяйством разберёшься, это не так сложно. За занавеской, которую ты вчера так внимательно рассматривал, начинается туннель, выводящий прямо к Оси. Это гораздо удобнее, чем каждый раз бегать по морозу. Желаю тебе удачи. Да, чуть не забыл… я собираюсь воспользоваться твоей лодкой. Можно было бы наколдовать что–нибудь получше, но я не стал тревожить Ось, пока ты был рядом, а иного колдовства, кроме собственного, Ось не потерпит. Да ты и сам это знаешь.
Тюпа скорчил уморительную рожицу и добавил от себя:
– Это всё, больше ничего нет.
Я кивнул, сбросил задумчивость и пошёл осматривать свои новые владения, весьма слабо напоминающие истельнский престол. Занавеска, за которой скрыта Ось Мира, подождёт. Прежде надо выяснить, где Растон хранит дрова.
* * *
Занавеска и впрямь оказалась артефактом, но не охранным, а скорее, караульным. Пропускала она кого угодно, но скрупулёзно отмечала, кто и когда отдёрнул её в сторону. Правда, перед уходом Растон вычистил тряпице память, так что мне не удалось узнать, как часто сам Растон ходил к Оси и водил ли кого с собой.
Позади волшебной тряпочки, как и обещал Растон, начиналась наклонная штольня. Поначалу она шла в скале, а где камень сменялся льдом, путь преграждала плотная деревянная дверь, такая же, что и при входе. Дверь не запиралась, и ничего чудесного в ней не было. Обычная дверь, поставленная для сохранения тепла. Далее туннель проходил в толще льда, каменным был только пол. Лёд казался беспросветно тёмным, и, думается, не только потому, что сверху его покрывал слой снега. Слишком уж велика была здесь ледниковая толща.
На этот раз я дошёл к точке вращения за какие–то полчаса, поскольку идти туннелем действительно оказалось не в пример удобнее, чем прыгать по поверхности.
Казалось странным, что в подлёдной камере, куда я попал, проходит та же самая Ось, вокруг которой образовалась воронка на гладком теле ледника. Хотя всякому ясно, что Ось Мира может быть лишь одна и проходит она не только сквозь лёд, но и камень, магму, сквозь неведомые земные глубины, где, наверное, уже вызрел новый кристалл, рождающий Великую Черепаху. Интересно, кто сможет на этот раз добыть его? Наверняка это буду не я. Никакие могущественные артефакты не заставят меня второй раз лезть в бездонные провалы, где я сумел полтораста лет тому назад найти зародыш Черепахи.
Пол в камере был таким ровным, что казался отполированным. Ледяные стены – идеально гладкие. Я вспомнил, как меня в прошлый раз провезло физиономией по такому же гладкому льду, совсем рядом отсюда, на какую–то сотню локтей выше того места, где я сейчас стою.
  
Кабы знать, где упасть, соломки бы подостлал… Вот, теперь знаю. Только ни соломка, ни иная подстилка здесь не помогут. Да и нет их у меня. Зато выглаженный пол в камере плотно расписан, не рунами, конечно, – чур меня от такой дури! – а небольшими дугами, сходящимися к центру, где очерчен кружок, ограничивающий Ось Мира. Дуги прочерчены угольком, вынутым из очага, и нетрудно представить, как Растон, шажок за шажком приближался к невидимой Оси, очерчивая угольком пройденные дюймы и вершки и стараясь не думать, какая из чёрных линий станет для него траурной.
А сама Ось… потолще, конечно, чем на картинке, ладонями её не обхватишь, но и с толщиной мифического ясеня Иггдрасиля не сравнить, любая сосна, идущая на строительство дома, будет куда как солидней.
Но главное… я вдруг чётко представил, как Растон приближается к незримой оси, как его безжалостно отшвыривает, но он, превозмогая боль, ползёт, чтобы отчеркнуть угольком ещё одну линию, приближающую его к совершенству.
И хотя я ещё не до конца разобрался с удивительным хозяйством Растона, не выяснил, где и как он брал брёвна, которые Хрусть ломал на дрова, стаскивая их потом в одну из ледяных камер, как ловил рыбу, если до океана три дня пути, как командовал Хрустем, который сам, конечно, не станет ломать и таскать поленья, несмотря на все эти важные и нужные дела, я встал и пошёл к Оси, доверяя угольным чёрточкам, которые оставил мне Растон. Меня не снедало нетерпение, я был спокоен, насколько вообще можно быть спокойным в подобной ситуации.
На этот раз я не коснулся Оси с одной стороны, а попытался обхватить её ладонями, в той мере, как это было возможно. Поэтому вращение Земли не отшвырнуло меня и не ударило, как в прошлый раз. Меня втянуло внутрь той силы, что вращала Землю. Я слился с Осью, став её частью. Поток был удивительно ровным, ничто не возмущало его, и поэтому он не стремился к разрушению, позволяя мне до поры оставаться в живых. Скорей всего, меня вместе с моей ничтожной магией попросту растворило бы там, но ощущение всевидения спасло от этой участи. Я впитывал не силу, которую не мог удержать, и не мудрость, которой там попросту не было, а обычное знание, которое само по себе, без осмысления, ничего не значит. Я видел всё и обретал простейшие сведения об увиденном, хотя знать всё я не мог. Но возможность узнавать не позволяла мне исчезнуть в этом потоке. Какая неожиданность! – чтобы выжить там, где я сейчас пребывал, вовсе не надо быть великим магом, достаточно сохранить в душе искорку человеческой любознательности. И тогда поток, протащив тебя по всей Земле, плавно вынесет к вершине мира, откуда ты начал своё путешествие.
Как и в первый раз, я ничего не пытался делать, хотя времени было больше чем достаточно. Но жажда мести, которая привела меня сюда, в эту минуту не казалась слишком важным чувством. Справедливость – иное дело, но если хочешь быть справедливым, изволь разузнать всё как следует и слушать не только себя. Будь иначе, справедливость и месть обозначались бы одним словом.
Потом всё кончилось, и я обнаружил, что сижу на исчерченном углем полу, задыхаясь, словно рыба, выброшенная на берег, или пловец, вынырнувший к солнцу с драгоценной жемчужиной в кулаке. Словно рыба, я рвался обратно, в стихию, ставшую родной, словно пловец, не мог надышаться воздухом и разжать ладонь, чтобы взглянуть на добытое сокровище.
Единственное, что я знал твёрдо: как только ватные ноги начнут слушаться, я снова приду сюда и вновь окунусь в чудесный поток. Непонятно, как Растон сумел уйти отсюда, уступив своё место? Или он так и не посмел коснуться Оси Мира, довольствуясь тем, что был рядом. Ведь тот, кто коснулся её однажды, уже не сможет без неё жить.