Ось Мира<br/>Медынское золото

Скор восхищённо наблюдал гибель твердыни. Сам бы не видел, не поверил бы, что такое возможно. Во наши дают! Одно непонятно, чего тогда под Литом мудохались, если все вместе умеют горы опрокидывать?
Однако не всё так просто получалось в совместном колдовстве, потому что Устон вдруг завопил особым криком, не думая, что его услышат враги, которых ещё с лихвой оставалось внизу:
– Нашта, дёру!
Девичья фигура тонкой стрелой прочертила воздух. Не было сейчас на юной колдунье ни доспехов из битых клыков вепря, ни любимой клёпаной мисюрки, ни даже сапог, без которых не пройдёшь по острому горному камню. Когда столь страшная сила собирается на одном человеке, всякая мелочь имеет значение. Кожаная и шерстяная одежда прикипает к телу колдуньи, железо и медь раскаляются избела, а прочие металлы искажают волшбу. Степняки, когда врут свои россказни про лесную ведьму убыр, твердят, будто она и вовсе колдует нагишом. Глаза у убыр красные, нос свисает до подбородка, груди – до колен. Была бы здесь бабка Гапа, может, и оправдались бы степные бредни, но старой ведьме воинский поход не по силам, а Нашта – красавица, какую поискать. И для важных дел одевается она в особый наряд: белую батистовую рубаху с малиновой вышивкой по вороту. Чужие батиста ткать не умеют, делается он из конопляного волокна самого тончайшего разбора. А для малиновых выкрасок детишки в летние месяцы собирают с дубов червеца, из которого и готовят червонную краску. Порточки у Нашты льняные, тоже тончайшего разбора. На торговом языке такая ткань зовётся виссоном. А вместо привычных сапог Нашта надела чуньки, сплетённые из льняных и конопляных очёсков. Смутительный получается наряд: сквозь полупрозрачную ткань дразнится девичья краса, недоступная и потому особенно притягательная. Вот она где, погибель парням и особенно лихому наезднику Хисаму.
А самой Наште баской наряд нужен не для щегольства, а чтобы колдовать способней было. Но сейчас, без единого оберега, да ещё и в воздухе, Нашта оказалась заманчивой целью для любого, кто успел бы её заметить.
Рухнувший утёс разрушил часть стены и одну из башен, но с вершины уцелевшей башни немедленно сорвалась струя пламени и целая туча камней и свинцовых шариков. Жизнь лесной чародейки – ничтожная цена за павшую твердыню, но защитники крепости хотели взять хотя бы эту цену. Сама Нашта не могла защищаться в эту минуту, но с земли её берегли крепко. Белое облако скрыло летящую фигуру, погасив колдовской огонь. Свои, кто умел понимать, сразу признали руку Анка, который во всех битвах предпочитал не врага бить, а беречь своих. Наколдованные камень и свинец тоже рассеялись без следа, а без колдовской помощи докинуть на такое расстояние камень, да ещё и попасть по летящей цели смог бы далеко не всякий пращник.
Уцелевшую башню лишь до половины скрывала пыль, и то, что происходило на верхней площадке, было видно Скору как на ладони. Вражеского мага особо высматривать не пришлось, настолько он оказался тучен и выделялся среди солдат, которые все кряду были поджарыми.
Лёжа стрелять из длинного лука нельзя, Скор, не раздумывая, вскочил и послал стрелу в открытое лицо врага. Простой бы человек погиб, не успев понять, что его убило, но толстяк, не поворачиваясь, отмахнулся, и стрела рассыпалась безвредным пеплом, совсем немного не долетев до цели. Затем острый взгляд волшебника зацепил Скора.
Скор понимал, что он уже мёртв, от прицельного взгляда колдуна могли спасти разве что совместные усилия своих волхвов, но те были заняты куда более важными делами, нежели спасение одного лучника.
Удивительно долго тянется подобный миг! Скор продолжал торчать что сухостоина посередь болота, рука сама тянула из колчана вторую стрелу, хотя ясно было, что не успеет не то что наложить её на тетиву, но и просто достать. А рядом – совершенно спокойная мысль: всё правильно, пусть вражина убивает меня, а тем временем ведунья успеет спастись… Так было всегда и будет впредь; люди живы до тех пор, пока умеют заслонять собой других.
Колдун вскинул руки, и Скор ещё успел удивиться: зачем? – ведь, чтобы раздавить надоедливого лучника, не надо совершать вовсе никаких движений. Затем чародей, так и не сделавший ничего, повалился набок. Три густо оперённые стрелы ударили его в живот, грудь и горло. Видно, не только Скор выстрелил не раздумывая. Первую стрелу чародей отбил, но спастись от всех разом можно, только уйдя, словно гусеница, в защитный кокон. Но самому нападать, укрывшись в коконе, никак не получается. И толстяк, вздумавший воевать в открытую, поплатился за свою самонадеянность.
  
Мысли такие приходят в голову потом, когда после боя человек начинает осмыслять, что происходило с ним за те секунды, пока решалась его и чужая судьба. А пока, выпустив вторую стрелу в мечущихся внизу солдат, Скор, не думая о крутизне спуска, кинулся к расщелине, куда канула скрытая облаком Нашта. Магическое пламя не достигло девушки, но Скор видел, что Нашта не летела, а скорее падала. Значит, пусть не огонь, но иное вражеское оружие зацепило её. Совершенной защиты на войне не бывает; в конце концов, толстый колдун тоже спалил летящую стрелу, но это ничуть не помогло ему в дальнейшем.
Боги или собственная ловкость уберегли Скора на ноголомном спуске, дна, где пробирался меж валунов ручей, он достиг благополучно. И упавшую Нашту нашёл прежде солдат, посланных на поиски подбитой колдуньи. Нашта лежала, подогнув сломанную ногу. Белые чуни пропитала кровь.
– Сейчас, я сейчас… – пробормотала она, повернув к Скору лицо с глазами ослепшими от боли. Вряд ли она в таком состоянии могла что–то видеть и вряд ли была способна хоть на какой–то не самоубийственный поступок. Но своего она узнать смогла, это умение покидает колдуна последним.
– Лежи спокойно, – ответил Скор, изготовившись к стрельбе. – Наши должны подойти, а ты покамест боль заговаривай.
Первый легионер показался среди камней, и Скор аккуратно вбил стрелу ему в переносицу. Конечно, свои не умеют стрелять, гарцуя на конях, но в дальности и точности стрельбы никому не уступят. Никакие пращники лучника взять не могут, пока в колчане есть стрелы. Ну а потом – не обессудь… Пращник поднял с земли подходящий камень, вот он и при оружии, а лучник без стрел всё равно что с голыми руками.
Но пока стрелы были в избытке, и Скор расчётливо держал врага на расстоянии, отстреливая только самых нетерпеливых. Стрела с тяжёлым трёхгранным наконечником – эта пробивает стальной панцирь. Срезень с наконечником, подобным лунному серпу, попадёшь таким в шею, и летит голова, словно срубленная саблей кочевника. И противник отступает, устрашённый невиданным оружием. А выигранное время работает на того, кто победит там, где сошлись основные силы воюющих.
– Наши… уже… идут!.. – с придыханием твердил Скор, выпуская стрелы, которых оставалось совсем мало. – Уже… идут…
И боги услышали молитву–заклинание, потому что легионеры начали отходить, и там, где только что блестели стальные нагрудники, показались фигуры в войлочных шапках и заполоскался волосяной бунчук безо всякого имперского орла. Степняки поняли, что происходит, и пошли на приступ. Ворота по–прежнему были закрыты, но в том месте, где обвал разрушил стену, можно стало пройти, пусть без коней и обоза. А пройдя, ударить имперцам в тыл и открыть ворота.
Скор опустил лук, повернулся к Наште и попытался, не потревожив ногу, где по отбелённой ткани расплывалось кровавое пятно, поднять Нашту. Он видел, что осколок кости прорвал плоть и остро торчит наружу, причиняя страшную боль. Нашта застонала, впилась в руку Скора.
– Не тронь! Рёбра тоже сломаны. Свинцом, гад, попал.
Скор беспомощно оглянулся. Одному раненую не снести, нужны носилки. Своих нигде не видно, впрочем, как и легионеров. Только люди Катума карабкаются по камням, стремясь вышибить противника из уцелевшей части твердыни. Один из воинов показался вдруг знакомым, и Скор заорал, размахивая руками:
– Хисам, сюда!
Степняк оглянулся и, различив на камнях светлую фигурку, немедленно поспешил на помощь.