Назад в СССР: демон бокса (СИ)

Я принялся отжиматься от пола. Не на кулаках, как полагается боксёру, а на растопыренных пальцах. После пятнадцати Зинаида меня остановила: ребёнку достаточно, и спросила о растяжке. Плюхнулся в шпагат, услышав, как затрещали по шву трикошки, мама так и не въехала, какая мне нужна форма для занятий. Стоя и не сгибая колен, дотронулся локтями до пола. Затем начал подтягиваться на перекладине.
— Валера… Так тебя зовут? С кем ты занимался?
Худая женщина ничем не показала восторга от моих экзерсисов. Мог пяткой затылок достать, но зачем?
— Сам понемногу, Зинаида Павловна. Отец «Советский спорт» и «Физкультурник Белоруссии» выписывает. Там методика есть.
— Ты же в первом классе! Сам прочитал⁈
— Ну, так ещё в детском саду кубики с буквами складывал. Научился.
— Или это какой-то розыгрыш, или нам правда попался настоящий вундеркинд, — промолвила Зинаида Павловна. — Я бы поговорила с его родителями.
— Прозвенит звонок, за ними за всеми придут. Валеру мама забирает. Можете познакомиться. Иди, мальчик, занимайся.
Я вернулся в круг, обуреваемый самыми скверными предчувствиями. Конечно, в отношении бокса мама скажет: только через мой труп. Но спортивная гимнастика… Фифти-фифти.
Примерно так и получилось. Ма крутила головой и попой, объясняла какая она занятая — пишет диссертацию, куда ещё водить ребёнка на секцию, Зинаида Павловна отвечала предельно вежливо, но настойчиво: готова сама забирать меня из дома и возвращать родителям, благо совершенно недалеко, а у мамы высвободятся три вечера в неделю, когда сын будет под присмотром.
— Он о боксе мечтал!
Мама откатилась на последний рубеж обороны, чем тренерша незамедлительно воспользовалась.
— Драчун, значит… Не ровен час, с драками попадёт в дурную компанию. А так впишется в спортивный коллектив. Будем держать его с трёх сторон: семья, школа и спорт. Ни шагу на кривую дорожку!
— Ма-ама… — заныл я. — Ну давай хоть попробуем. Обещаю — больше не буду дома боксировать!
Последний аргумент получился решающим. Она позволила походить неделю-другую. Там будет видно. Сама первый раз отправилась с нами, проверила, куда меня ведёт Зинаида Павловна. Сморщила нос от запаха пота, пропитавшего и раздевалку, и зал, аромат был стойкий, въевшийся, никак не выветрить. Запах спорта. Тревожно обернулась, уходя. Из открытой двери в следующий зал доносились сочные удары перчатками по груше.
Теперь у родителей появился отличный кнут. «Получишь двойку — не пойдёшь на тренировку». «Подмети квартиру, а то никакой гимнастики». В стране, где «в здоровом теле здоровый дух», вполне продвинутые по меркам советского времени родители не только не стимулировали посещение спортзала, но и заставляли вымаливать, пару раз действительно отказав.
— Он ещё уроки не сделал! — властно роняла мама, захлопывая дверь перед Зинаидой Павловной. Что обожаемому Валерику кровь из носу необходимо заработать восемьсот миллионов долларов, домашней тиранше было невдомёк.
Следующий год, тысяча девятьсот шестьдесят девятый, ознаменовался двумя историческими достижениями. «Аполло-11» совершил успешную посадку на Луну, а мама дозволила мне ходить по району без её плотной опеки — в школу во второй класс и на тренировки. В моей маленькой жизни второе событие имело гораздо большее значение. Маленький шаг одного человека — великий шаг для всего человечества, сказал Нил Армстронг, опустившись ногами в лунную пыль, а я бы добавил: но только если мама не держит за руку.
В солнечные сентябрьские дни кайф от первой самостоятельности обломали пацаны из пятиэтажек по бульвару Луначарского. Два дома, наша пятиэтажка над гастрономом «Столичный» и девятиэтажка Белгосуниверситета, преимущественно были заселены беловоротничковой публикой, а выходившие на бульвар и филармонию — в основном пролетарской, не считая мелких случайных вкраплений типа мента на мотоцикле. Причём слесарь высшего разряда зарабатывал тогда непристойно много по сравнению с советским инженером, примерно вдвое больше, и почти столько же, как мой папа-доцент. Но своей пролетаристостью пацаны, «мы, пионеры, дети рабочих», гордились особенно, вот только это было обыкновенное быдлячество. Наследники славных трудовых традиций моментально вычислили, что ещё один отпрыск недобитой буржуазии (а у нас в семье появился «Москвич-408», от буржуйства не отбрешешься) начал самостоятельные походы в школу. Стало быть, у него по утрам имеется пятнадцать копеек на школьный завтрак, и клуша-мамаша не хлопает над ним крыльями, оберегая от невзгод.
 
Искатели наживы были не сильно старше, где-то третий-четвёртый класс той же девятнадцатой школы, но существенно выше ростом и в количестве трёх. Подстерегли накануне занятий, когда я уже покинул двор и беззаботно шлёпал навстречу знаниям с аккуратно исписанными тетрадками в рюкзачке.
Окружили. Двое приблизились вплотную, третий отрезал путь к бегству назад. Никаких разведывательных «дай закурить» я не услышал, да и какие сигареты у второклассника? Самый крупный, в мятой кепке на вихрастой башке, шмыгнул носом, смачно сплюнул и приступил к наезду:
— Мелочь есть?
— Конечно. Но не для тебя.
— Борзый! — он явно обрадовался, что кроме копеек получит развлечение. — Ща борзоту укоротим.
Вихрастый сильно толкнул меня в грудь, и я кувыркнулся навзничь, потому что один из джентльменов удачи стал на корточки у меня за спиной. Так сказать, заготовочка.
— Дяденьки! Не бейте! Я всё отдам! И маме не расскажу…
Оболтусы заржали и обступили вплотную. Как раз на расстояние удара.
Лежа на асфальте, я подтянул брючки, чтоб не порвались в развилке, и прямо из нижнего положения влепил сандаликом в подбородок вихрастому. Вскочил, пока тот ещё оседал на асфальт, и без затей вырубил его подельников. Заряд энергии не выпускал, это же дети, а не разделочная доска, зачем их разваливать на две половинки…
Картина вышла живописная. Три школьника валяются на тротуаре, их обидчик царственно возвышается над поверженными, вокруг снуют люди — кто-то торопится на работу и не замечает нас в упор, родители ведут малолеток в школу и детсад, вообще переходят на другую сторону, не приближаясь. Не нашлось ни одного социально активного, чтоб встряхнул меня за шкирку и спросил строго: что творится, твою мать?
— Тебе…здец, — сообщил вихрастый. — Вот откинется брат с зоны…
— Тогда потолкую и с твоим братом. А пока с тобой, — я сандаликом наступил ему на горло. Не нажимал, ребёнок всё же. — Сколько насшибали за утро? Собсно, плевать. Объявляю бульвар моей территорией. Право работать на нём стоит пятьдесят копеек в день. Завтра в это же время приду за своим. Начнёшь промышлять, мне не отстёгивая, рискуешь брата не дождаться.
Вот теперь чуть-чуть надавил. Для лучшего усвоения.
Все последующие дни ходил и осматривал пространство на триста шестьдесят градусов вокруг очень внимательно. У пролетарского киндера с кепкой брат на зоне, а у других, быть может, и на свободе. Свои боевые качества восьмилетнего пацана, пусть с развитым гимнастикой телом, я ничуть не переоценивал. Те трое, напав первыми и согласованно, имели бы все шансы отдубасить меня по первое число.
Демарш имел половинчатые последствия. Оброк за использование территории юные грабители мне не носили. Завидев, тотчас скрывались в подворотне, оттуда ныряли в какой-то подъезд, гонять их с криками «дэньги давай, да!» я не стал. Восемьсот миллионов долларов не собрать по пятьдесят советских копеек. Но и никакого преследования не обнаружил. Видно, старший брат вихрастого получил весьма долгий срок. Или гопник выдумал грозного родственника для понта.
В гимнастике прогрессировал на радость Зинаиде Павловне, чаявшей увидеть воспитанника на олимпийском пьедестале, взял медальку на городских соревнованиях, обеспечив себе третий юношеский разряд, она сама же мне его присудила. Но особо не налегал на технику, больше занимаясь общей физической подготовкой.
Летом семидесятого, в школьные каникулы, не поехал сразу на дачу, наш четвёртый признак буржуйства после квартиры, машины и телевизора, а получил направление в детско-юношеский спортлагерь.