Назад в СССР: демон бокса (СИ)

Впрочем, я несправедлив, одно исключение есть — папа Ким. Кореец заранее готов принять меня таким, какой я есть, не вникая в детали, которые ему не могу сообщить. Готовый к восточным загадкам, а многие из них не имеют решения, он считает меня загадкой западной, что не мешает благоволить.
В понедельник, свободный от занятий по боксу в честь закончившегося чемпионата, я после школы поехал на Якуба Коласа. Помимо всего прочего, хотел проставиться. Общество «Динамо» выделило победителям премию по двести рублей каждому, полторы месячных зарплаты Аркадия, мужа Марии Васильевны, давшие возможность впервые почувствовать себя профессионалом. Вдобавок, прямо во Дворце спорта мне вручили значок и корочки перворазрядника, что не менее приятно. Конечно, в том во многом заслуга Когана. Но без поддержки Кима не справился бы.
Он удивлённо взял в руки бутылку «Рижского бальзама». Его в самой Риге вот так просто в магазине не купишь, а здесь специально выпросил у дедушки, в плане употребимого в пищу и в питьё тот достанет что угодно, существующее в СССР либо импортируемое как венгерский зелёный горошек или индийский растворимый кофе. Корейский тренер режим соблюдал, поэтому коньяк, к примеру, был бы для него актуален лишь для передаривания пьющим товарищам. Бальзам же — это вроде пищевой добавки к чаю или кофе для вкуса, мне не нравится, но многие ценят.
— Наслышан про финал, хоть сам там не был. Чувствую, все запасы из дракончика влил в один удар?
— Половину или около того. Объективно, по отзывам, Хакашев был куда сильнее меня. Вообще, прущиеся головой вперёд — неудобные противники, учитель. Если бы не грохнул его первой атакой, не знаю… Потому и сам опустил репу, как бодающийся козёл, его ассистенты наверняка подсмотрели мою типичную манеру — держаться на длинной и средней, он вряд ли ожидал «головастика», получилось криво, зато — сюрприз!
— С жуткими травмами органов брюшной полости. Говорят, его часов шесть зашивали в госпитале КГБ, теперь минимум год — никакого ринга, никаких ударов в корпус. Со страху ты сделал того погранца инвалидом?
Беседовали мы в тренерской, из-за неурочного времени занималась другая группа, все парни мне неизвестные, вёл занятие помощник Кима. Сэнсэй поставил электрочайник и откупорил бальзам, с удовольствием принюхавшись к горлышку.
— Страх — неточное слово. Скорее, расчет риска в усложнившейся ситуации. К тому же на собрании в субботу в Доме правительства, вас я там видел, Хакашев сам ко мне подсел и пообещал закатать меня в асфальт за расправу над его брестским коллегой.
Об отборочном поединке перед Новым годом Ким был в курсе.
— То есть сам нарвался… Тогда, парень, к тебе никаких претензий. Говори, с чем пришёл в неурочное время. Пузырь мог принести и на тренировку.
Я откинулся на спинку низенького стульчика.
— Много чего накопилось. О некоторых вещах говорить, наверно, преждевременно, пока не выиграю республику. А, ладно. Первое. Работе с Коганом наметился конец. Чемпиона СССР он может вырастить, но настоящий международный уровень — не его. Надоел причитаниями, что боксировать надо аккуратно, красиво, экономно, мой брутальный стиль, особенно когда срываюсь в форсинг и начинаю просто забивать противника массой ударов в кубинском духе, пока тот не упадёт, называет «пещерным»… Папа Ким, хочу, чтоб дальше меня тренировали вы. Особенно когда выбьюсь на международку.
— Да запросто! Но только по самбо и дзю-до. На бокс ни корочек, ни умений нет.
— Уверен, в «Динамо» что-то можно придумать для включения вас в делегацию сборной, например, на Европу. Если официальным тренером не можете быть, поедете моим секундантом. Их же допускается двое? Понятно, что не в паре с Коганом, он вас уважает, но рядом у ринга не потерпит.
Ким смотрел на меня долго, с прищуром.
— Занимательно. Когана того же, несмотря на еврейство, за кордон должны выпустить. Фронтовик, большая семья, партиец с долгим стажем, никто из его питомцев, насколько я знаю, не сбежал. Со мной сложнее, один как перст, кореец, что ничем не лучше еврея.
 
Я решил раскрыть все карты.
— Мой график: в текущем году беру золото на республике. Зимой семьдесят восьмого делаю Союз и добываю путёвку на чемпионат мира в Югославию. Это май-июнь. Потом перерыв, надо же получить аттестат и поступить в какой-то вуз с военной кафедрой. Так что всякие спартакиады пролетают мимо носа, как и чемпионат Европы среди юниоров в Дублине.
— Выставив тебя в Белграде, не отправят на юниорский. А дальше?
— В семьдесят девятом чемпионат СССР и чемпионат Европы. Ну а главное — мне подарок к девятнадцатилетию, Олимпиада в Москве. Если хотя бы часть этой программы выполню, я — мастер спорта или международный мастер, ко мне будут прислушиваться, кого хочу секундантом.
— Больше прислушиваются, когда на совещаниях подаёт голос большой начальник, ни хрена не смыслящий в спорте, и весомым голосом роняет «есть мнение, товарищи…»
— Ну так другие боксёры брали золото на Олимпийских, на Европе, на мировом, побеждали в турнирах СССР-США, им тоже ставили палки в колёса, говорили «есть другое мнение», может, кого-то талантливого похоронили…
— Десятки, если не сотни спортсменов с угробленными судьбами, — перебил Ким.
— Ну и пусть! Я меряюсь с победителями, а не с неудачниками. Коган с Ботвинником — мужики классные. Но никто из них на ринге не достиг высот, состоялись только как тренеры.
— Понятно. Идея ясна, реализацию отложим на после Олимпиады. Надеюсь, буду живой и бодрый. Что второе?
— Расскажите мне про профессиональный бокс. Американский. Вы же интересуетесь…
Он усмехнулся специфическим таким движением губ на малоэмоциональном азиатском лице.
— Это — шоу. И бизнес. Там не важно, сильнее ты или слабее. Главное — больше срубить долларов.
То, что в устах папы Кима звучало с осуждением, мне было совершенно в тему по программе «восемьсот миллионов».
— Но мастерство спортсмена имеет значение?
— Конечно! Но чтоб тебя ставили на титульные поединки, важно не только победить конкурентов, но сделать это надо красиво. «Головастики» вроде твоего последнего не приветствуются, их бодание не зрелищно. Обожают нокауты, тяжелейшие, чтоб проигравший истекал кровью на полу. Готовят сюрпризы, когда фаворит за деньги ложится под дебютанта, а большие дяди стригут купоны на ставках на тотализаторе. Могут подловить в переулке и переломать руки, если не выполнил их условия боя. Конечно, имеешь право не соглашаться на договорняки, но твои промоутеры заключают соглашения без тебя, потом ставят перед фактом. И без договорных поражений выбор боёв снижается. А ты же не привык проигрывать!
— Если надо для дела и дальнейшего движения вверх, а иначе шлагбаум опущен, почему я должен козлить?
Этот ответ его удовлетворил.
— Взрослеешь. Кстати, хорошо в росте прибавил. Дракон помогает?
— Не без этого.
— Не увлекайся. Это в любительском наилегчайшем да для подростка — пятьдесят один килограмм нормально. Коль думаешь о профессиональном ринге, нужна масса, иначе просто не будешь смотреться. Сто семьдесят восемь, ну — сто восемьдесят, это предел. Не понукай дракошу, и так по инерции доберёшь ещё, пока рост не остановится. А мы начнём наращивать тебе мышцу. Готовься к переходу в средние веса, потом до полутяжа.
— Хорошо. Удержу вес до республики, там качаюсь и отъедаюсь. Теперь, почти как профессионал, получаю талоны на питание. Два рубля пятьдесят копеек на оплату в столовой.
Бабушка ахнула бы, узнав, какой ерундой питаюсь. Здоровая, полезная, но уж очень безыскусная пища.
— Сейчас, если не возражаешь, поработай с моей группой.
Папа Ким придумал им потрясающее задание: «завали боксёра». Мне запретил использовать любую технику, кроме боксёрской, выдал лёгкие перчатки и разрешил не жалеть.
Естественно, они сплошь пытались атаковать в ноги, раскрывая голову, и получали. Видимо, тренер сбивал с них спесь, уверенных, что техника карате и боевого самбо обеспечит успех. Лучше первоклассный боксёр, чем каратист-лузер, при всём моём уважении к восточным искусствам.