Книга Розы

Никто не успел ничего сказать, как выбитая сильным ударом дверь с вырванными из трухлявого косяка ржавыми петлями ввалилась в комнату. В открытом проеме вырисовались темные силуэты.
На пороге стояли трое мужчин в куртках из грубой кожи.
  
Глава тринадцатая
 
Из кафе «Червелл», затрапезного заведения на юге города, открывался вид на средневековый каменный мост через Темзу. Название кафе, начертанное на окне, наполовину осыпалось, на подоконнике валялись дохлые мухи. Нейлоновые занавески с оборками провисли так, словно поняли, что в них нет никакого смысла, ведь внутрь все равно никто не заглядывает. В старых газовых рожках вместо газа горели свечи, оставляя на стенах ореолы копоти. На столиках стояли замызганные бутылки с соусами, а табличка на барной стойке сообщала, что «сахар выдается по требованию».
Когда Роза вошла, в заведении был единственный посетитель. Он сидел за угловым столиком, упираясь подбородком в ладонь, и водил пальцем по трещинам в столешнице, точно пытаясь разгадать сложную головоломку.
Услышав бряканье колокольчика, он встал и протянул руку.
— Фройляйн Рэнсом! Спасибо, что пришли.
Бруно Шумахер выглядел совсем не по-немецки, скорее, походил на англичанина, без малейшего намека на немецкое высокомерие и самоуверенность. Рябая, как апельсиновая кожура, кожа с легкой щетиной, говорила об отсутствии привычки бриться по утрам. Костюм — мечта криминалиста: с остатками завтрака на галстуке и чернильными «пятнами Роршаха» [13] вокруг верхнего кармана, оставленными потекшей ручкой. Роза подумала, что он ровесник Мартина, немного за пятьдесят, но сигареты и алкоголь прибавили ему лет десять. Несмотря на скорбное выражение лица, его темно-карие, соответствующие имени глаза смотрели из-под нахмуренного лба с иронией.
Он кивнул на полупустую кружку пива.
— Когда вы попросили о встрече, сказав, что знаете Мартина, я решил пригласить вас сюда, подальше от толпы. Но не ожидал, что здесь все так запущено. Надеюсь, вы не очень разочарованы.
— Ничуть.
— Полицейский участок, конечно, прекрасное место для беседы, но только если вы предпочитаете разговоры, когда необходимо снова и снова повторять один и тот же вопрос, добиваясь нужного ответа.
Роза протиснулась на скамью напротив, обитую замызганным велюром.
— Мне очень жаль, что мои люди действовали более жестко, чем требовалось, — произнес Шумахер.
Она осторожно глянула на него. Мужчины, а тем более полицейские, в Союзе стояли по рангу выше женщин, но все же она — гели, поэтому ей больше подобает официальный тон. Хелена в такой ситуации начала бы флиртовать, но Роза только что стала свидетельницей того, как полиция бесцеремонно обыскивала домик фрид, переворачивая мебель, разламывая шкафы и разрывая подушки, вздымая облака перьев, и это отрезвляло.
— Я попросила о встрече, потому что меня буквально потрясло то, что произошло. Я находилась в доме фрид по прямому поручению протектора.
— Еще раз прошу прощения. Наши люди взвинчены. Сами понимаете, время сейчас сложное, до визита Вождя остается всего десять дней. Весь город закрыт. Городские власти мобилизовали триста солдат для усиления, в полиции отменены отпуска и увольнительные. В результате, когда случается даже незначительное происшествие, сотрудники начинают нервничать. Проявляют чрезмерное рвение. Подозреваю, из-за того, что их начальник немец, они стараются еще больше. Могу ли я предложить вам что-то еще, помимо извинений? Что будете пить?
День выдался тяжелый, и у Розы возникло почти непреодолимое искушение выпить, но нужно было сохранять ясную голову.
— Кофе, пожалуйста, если здесь есть.
— А! Мне нравятся женщины, которые любят кофе. Большинство англичанок ограничиваются чаем, а я, признаюсь, никогда не понимал, что хорошего в теплой воде с привкусом пыли. Впрочем, себе я заказал кое-что покрепче, раз уж почти шесть часов и настало время коктейлей. Пожалуй, единственная английская традиция, которая мне по-настоящему нравится.
 
Шумахер подозвал грету и, заказав кофе, откинулся в кресле, словно окончательно обессилев после трудового дня.
— Значит, вы подруга Мартина, — произнес он с улыбкой.
Он говорил по-английски, но слово «подруга» прозвучало с двусмысленностью немецкого фройндин, которое могло означать и любовные отношения.
Как всегда, прозрачный намек вынудил Розу ответить резче, чем она собиралась:
— Мы вместе работаем в министерстве. Он дал мне ваш контакт на случай, если возникнут осложнения, но я не ожидала, что до этого дойдет.
Потом, уже спокойнее, не в силах сдержать любопытство, которое возбуждал у нее друг детства Мартина, она добавила:
— Он говорил, что вы вместе учились в Берлине.
— Берлин… Где у пива вкус пива, а сигарета не разваливается, пока ты ее куришь.
В качестве доказательства Шумахер вытащил из пачки «Народную», поднял ее перед собой, и сигарета, согнувшись под собственной тяжестью, рассыпалась у него в пальцах.
— Я здесь уже двенадцать лет, но до сих пор тоскую по дому: еде, развлечениям, погоде, даже специфическому юмору. Берлинский юмор сухой, как вдовья… Простите, я хотел сказать, что такой юмор в Англии встречается редко. Мартин один из немногих, с кем до сих пор можно обменяться шутками. Как у него дела?
— Хорошо. Он, конечно, очень занят.
— Столько лет с ним не виделись. Он все такой же роковой красавец, как раньше? Я помню, как он пришел в наш класс, сел ко мне за парту и сразу объявил, что мы станем лучшими друзьями. Так и вышло.
В это было несложно поверить. Мартин со своим жизнерадостным характером и располагающей внешностью всегда отличался абсолютной уверенностью, что все его желания сбудутся. Если он заявляет, что кто-то станет его лучшим другом, скорее всего, так и произойдет.
— Он проявлял большие способности — за что ни брался, все получалось отлично. Учителя от него были без ума. Я тоже хорошо учился, но мне вечно мешала лень. Зато я очень ловко умел списывать. Когда мы закончили школу, Мартина сразу приняли на юридический факультет, ведь в партии все важные лица — юристы, а я пошел служить в уголовную полицию. Мы вместе праздновали прием в члены СС. Были свидетелями друг у друга на свадьбе, правда, они с Хельгой до сих пор вместе…
Роза внутренне сжалась. Естественно, она была не прочь узнать побольше о жене Мартина, и в то же время от одной мысли о ней делалось тошно. Теперь почти всегда в постели с Мартином у Розы перед глазами стояло лицо Хельги, превращая чувство вины в своего рода сестринскую солидарность. Как будто Хельга тоже была с ними. Целуя Мартина, Роза представляла, как целует его Хельга. Проводя пальцами по его груди, она задумывалась, делает ли так Хельга. Судя по всему, Роза думала о Хельге чаще, чем сам Мартин.
— Какая она?
— Хельга? Спортивная. Заняла первое место на курсе по легкой атлетике в турнире Союза немецких девушек, потом попала в олимпийскую сборную Германии по бегу на играх тридцать шестого года. После замужества, разумеется, бросила спорт. Четверо детей, бронзовая медаль за материнство. Любит лыжи. Она, конечно, предпочла бы, чтобы ее муж работал в Департаменте досуга.
Он проговорил все это так быстро, что у Розы создалось впечатление, что сам Шумахер весьма далек от спорта. Он осторожно продолжил:
— А моя жена ушла к пилоту люфтваффе: форма красивая, не то что наша, и безоблачное небо вместо мозгов.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. В результате, когда здесь открылась вакансия, меня ничего не удерживало. Выбор небогат: или сюда, или шефом уголовной полиции в Вупперталь.
— Вам нравится в Англии?
— Это слишком сильно сказано. — Он усмехнулся. — Но есть свои преимущества. Например, если кому-то, как мне, надо сбросить вес, то лучшей страны не найдешь. — Он указал на стол перед собой, где на тарелке валялись скукожившиеся остатки бутерброда с успевшим обветриться сыром.