Всадник Ветра (СИ)

К тому, что глефу называют копьем, я привык давно, так что только кивнул кассирше. Когда мы в прошлый раз ехали с Мариной в электричке, стойки для лыж я не видел — но поезд был старый, и зима только начиналась. Я знал, что в старых поездах зимой устанавливают временные стойки в начале каждого вагона либо через вагон. В новых вроде бы есть сразу вешалки для лыж и велосипедов в тамбурах, но я никогда не приглядывался.
В этот раз поезд подошел новый, вырвиглазно неоново зелено-голубой. Ну, хоть не желто-розовый, и на том спасибо. Стойка для лыж и правда оказалась в тамбуре, глефа смотрелась на ней слегка сюрреалистично. Мне немного не по себе было оставлять ее вот так: рефлексы из прежнего мира говорили, что лезвие холодного оружия в поезде нужно закрыть чехлом, рефлексы из нового — что будет толкучка, и кто-нибудь может Всадника Ветра случайно потрогать или даже уронить. Но я усилием воли напомнил себе об орденских правилах приличия в отношении детей-волшебников и предметов-компаньонов. Моя красавица-глефа выглядела явным предметом-компаньоном, так что можно было не волноваться: никто не тронет.
Заняв место у окна, я приготовился додремать недодреманное. Но сон не шел. Сначала я думал о Марине, о том, как помягче поговорить с ней, чтобы случайно не спровоцировать гиас ни у себя, ни у нее. Потом стал прикидывать, где буду встречать этот Новый год — в дороге, в Лиманионе, или, может быть, все-таки успею к маме (в том случае, если Марина согласится отправиться в Лиманион без меня или если Аркадий решит поговорить с ней по видеосвязи). Но мысли мои все равно возвращались к бессердечному магу.
Сперва я против воли начинал думать о всяких обрывках медицинских знаний из моего прошлого мира: об органах, напечатанных на 3д-принтерах, о пересадках органов свиньи и тому подобном. Сейчас эта информация уже никак и никому не могла помочь: как я понял со слов Аркадия, счет по-любому шел на дни. Кроме того, я понятия не имел, что там за экспериментальный имплант подготовили медики — может быть, как раз биологический, выращенный из его собственных тканей? Было бы неплохо. Что Аркадий говорил о нем?..
А ничего не говорил. Сказал, что Романова оценивает шансы на успех как «довольно значительные», если я верно запомнил. И что у него нет оснований сомневаться в ее профессионализме.
Когда я припомнил это, сон совсем с меня слетел, а настроение резко испортилось.
«Довольно значительные» шансы на успех — это может быть, например, десять процентов. Я знаю, как выражаются медики! «Нет оснований сомневаться в ее профессионализме» — значит, в глубине души он сомневается.
Да и вообще, все эти его оговорочки… Не хочу, мол, звучать как человек, составляющий завещание, но тем не менее послушай, что я тебе скажу напоследок… Планировать то, что произойдет после смерти, бесполезно… Не суйся в Прорыв после монстров, имей в виду, что у Ордена есть безопасный способ…
Да, походу, Аркадий оценивал свои шансы выжить совсем невысоко.
Задумавшись, я чуть было не пропустил пересадку на другую ветку на станции Узловая. К счастью, голос, объявляющий станции, дважды повторил «Пересадка на линию Кандаласский Транзит» — и я еле успел выскочить из поезда. Новый билет оформлять не пришлось, но я слегка запутался в указателях и чуть было не сел на электричку в противоположную сторону. Нашелся в последний момент. Но, кстати, даже если бы и не нашелся, ничего страшного: на главной Кандаласской линии электрички идут куда чаще, раз в час. Плюс еще рейсовые поезда три раза в день. Уехал бы.
Устроившись в новом поезде, я попытался думать конструктивно, о предстоящих задачах — но все равно сбивался на прежнее. Фокус в том, что без Аркадия эти самые «предстоящие задачи» делались куда сложнее, разбухали и ветвились. Нужно будет найти новые источники информации; нужно будет по-новому налаживать отношения со Службой; нужно будет каким-то образом искать способы разобраться с магией, нарастить свой арсенал не связанных с Проклятьем заклинаний, чтобы иметь шанс победить Проклятье за пределами нашего мира… Черт возьми, а если для этого придется сделать что-то, аналогичное тому, что сделал Аркадий? Вырвать себе сердце, чтобы гиасы не мешали, — и после этого на остатках магии нанести удар по Проклятью?
  
Не хотелось бы. Я, определенно, не мученик по натуре, да и не маньяк, способный абсолютно на все ради поставленной цели. Прежде чем принимать такое решение, я десять раз проверю, что другого пути точно нет! Нет, сто раз. Это как минимум.
А еще нужно будет отомстить. Теперь в моем черном списке были не только те, кто организовал нападение на АЭС, но и те, кто устроил покушение на бессердечного мага. Если Орден решит их не преследовать из каких-то высших политических соображений, я сделаю это сам. Еще не знаю, как, но точно сделаю.
Подонки не должны жить.
Как ни странно, за тяжелыми мыслями дорога пронеслась незаметно, хотя, казалось бы, должна тянуться. Я снова чуть было не пропустил Каликию, из транса меня вывела только мигающая новогодними украшениями надпись над зданием вокзала. Все, хватит рефлексии. Буду делать то, что могу, шаг за шагом. Пока эта дорожка завела меня на удивление далеко — посмотрим, куда выведет дальше.
…Марина жила всего в паре кварталов от вокзала — очень удачно, потому что я не хотел, чтобы Сумароковы-старшие случайно увидели меня на подлете. Я просто оставил Всадника Ветра на крыше станционного здания, спустился по пожарной лестнице и отправился к ним пешком. Прогулка по утренней заснеженной Каликии — было около одиннадцати утра — длилась совсем недолго. В другом настроении я даже полюбовался бы старинными улочками, но теперь только порадовался, что быстро дошел.
Двухэтажный многоквартирный дом, судя по лепнине на фронтоне и форме крыши, был, похоже, построен в позапрошлом веке. Недавно его переделали во что-то вроде таун-хауса: теперь здесь жило всего три семьи, по числу подъездов. По крайней мере, на каждом подъезде висели именные таблички.
Я нашел табличку «Сумароковы, В. Г., Т. Н. и М. В.» Надо же, родители Марины вынесли и ее инициалы! Обычно на таких табличках указываются только хозяева, но не их дети.
Я позвонил, достал из кармана плаща самолетик, упакованный в красную оберточную бумагу (у девчонок взял) и стал ждать.
Мне открыла миловидная женщина лет сорока, настолько похожая на Марину, что я даже моргнул от неожиданности.
— Здравствуйте! — сказал я, пытаясь звучать естественно. — А Марина дома? Я бы хотел ее поздравить с Новым годом!
Женщина чуть склонила голову, окинула меня долгим взглядом.
— Здравствуйте, — сказала она с легкой заминкой. — Нет, Марина пошла в парк выгулять собаку. Я уже сказала вашему другу.
— Какому моему другу? — не понял я.
— Тому, который только что приходил, — женщина нахмурилась. — Или вы не вместе?
На какую-то дикую секунду я подумал, что она имеет в виду Аркадия — как ни странно, он стал ближе всех для меня к понятию «друг» (если не брать моих девочек, но они отдельная категория). Однако тут же сообразил, что бессердечный маг ну никак не мог нанести сюда визит, а даже если бы и мог, госпожа Сумарокова ни за что не зачислила бы его в одну категорию с явным школьником.
— Он только что ушел, вы его легко догоните, — продолжала женщина. — Парк по ту сторону от вокзала, его отлично видно сверху. Там всего три аллеи, не заплутаете.
Потом она улыбнулась мне какой-то очень грустной улыбкой.
И тут у меня словно щелкнуло.
Сумарокова-старшая с самого начала обращалась ко мне на «вы»! Разве естественно обращаться на «вы» к школьнику, приятелю своей дочки? Нет. А вот к мальчику-волшебнику — естественно! Таково требование орденского этикета, родившееся, как я понимаю, отчасти из уважения к защитникам, отчасти из понимания, что любой ребенок-волшебник может быть весьма солидного возраста. Фраза о том, что парк видно сверху, в ту же степь.
Я был прав. Родители Марины прекрасно обо всем догадались! Правда, как она меня опознала без глефы? Может быть, по слишком легкой одежде?.. Я сообразил, что не проверил прогноз погоды. Может быть, сегодня настолько холодно, что ребенок в одном плаще и свитере правда выглядит странно? Глубоко погруженный в свои мысли, я даже не обратил внимания, как был одет народ на вокзале!