Коллекционер уродов (СИ)

— Ты поможешь жар остановить. Уродов приведешь! А их в жертву надо! — старуха кровожадно и весело улыбалась, — дочь Жары и сын Мрака, не познавшие жизни, сольются вместе в пламени!
Гала ничего не понимала. Оглянулась на молочницу, а та скучающе ждала, когда девушка крынку заберет.
— И восстановят они священный озоновый слой!
Точно сумасшедшая.
За спиной послышался привычный скрип. Это были начищенные ботфорты служанок Яровой. Они в своих мундирах, озабоченные и нахмуренные, будто выискивали кого. И Гала понимала — ее.
И не угадаешь, по просьбе ли Лады искали, чтобы убить, али же Влад послал спасти.
Гала не стала проверять. Что было сил дернулась сбежать. Да бабка своей когтистой рукой схватила.
И словно жар из тела стал выходить, Гала чувствовала как постепенно слабеет и падает. В сон проваливается. И в сне этом старуха передала ей видение.
Маленькая девочка. Совсем еще кроха входит в пещеру. И знает Галка, что девочка эта не она, а старуха эта.
И видит перед собой статую золотую. Величественную, гордую. Женщина фигуристая, крылатая грозно смотрит на нее. Того и глядишь оживет и отругает.
И по бокам от статуи два прохода. В темном холодом веет, смертью, а из второго теплом несет. И на стенах пещеры огоньки от второй комнаты сверкают.
И знала Гала, что идти нужно к свету. Ибо в темноте забвение.
Откуда в ней это знание?
Неведомо.
Но понимала, она здесь, чтобы у алтаря Богини свет зажечь. А для того огонь нужен.
И вошла она в коридор со свечами.
Никакую из них не удалось подобрать. Как бы Галка не выковыривала. И с ужасом осознала она — себя надо поджечь и пламя до статуи донести. Да, страшная ноша. Боги жестоки.
Но справедливы.
И маленькой девочкой она протянула руки к огню. И совсем не горячий он был, не болючий. Священный же. Но стоило девочке испугаться всполохов, не удержать буйства огня, как поглотил ее жар. И всю ее обожгло в миг.
И вышла из пещеры старуха.
Галка очнулась внезапно. Перед ней была веселая бабка, а позади служба Яровой. И словно и мгновения не прошло.
Что было мочи, девушка рванула из деревни. Побежала в единственную ведомою ей сторону — в храм.
А молочница удрученно опустила руки.
— Да чтоб провалилась ты, старая, мне теперь самой что ли нести молоко Федоре?
Взобраться на возвышение храма было утомительно, но не сложно. Крепость была круглой, из красного камня. А внутри сновали жрицы в алых рясах своих.
Самая нерасторопная тучная тетка поприветствовала Галу, продемонстрировала руки, а на них круги нарисованы.
Галка из вежливости показала ладони тоже. А жрица ужаснулась полосам от удара плети. И стоило подойти ближе, как ее сразил еще и запах. Рыбный дух.
— На лечение пришла в храм?
— Лечение? Да! На мне проклятие Мрака.
Жрица отмахнулась, провела Галку в маленькую светлую комнатку, пряно и терпко пахнущую травами целебными.
— Рассказывай, — потребовала жрица, пока готовила небольшую тахту для пациентки.
— Я ночью на улице была.
— Так, — удивленно обернулась на девушку целительница.
— И теперь у меня кровь идет.
— Уже ведешь календарь? Как долго идет кровь? Бывают задержки?
Галка заложила ушки. Они были скрыты накидкой, потому незаметны оставались для жрицы. Но Галка понимала, вот сейчас ее уложат на кушетку, осмотрят. И точно заметят хвост.
— Чего?
— Как долго у тебя идут мрачные дни? Цикл прерывался?
— Это первый…
— Первый день круга? Или первая кровь? Взрослая вроде уже, вон какая лошадь вымахала.
Галка насупилась.
— Ничего не лошадь.
— Сколько тебе лет?
— Не знаю.
— Ясно.
Жрица устало выдохнула.
— Внизу печет, чешется? Раз рыбой пахнет, значит…
— Так я у рыбака подрабатывала!
— А до этого?
— Не было. Ни запаха. Ни зуда, — Галка оскорбленно отвернулась.
— Значит не болеешь ты нисколько. Только время мое отнимаешь.
— А кровь?
— А мрачные дни у всех женщин появляются, когда они взрослеют. Это бремя, которое на нас наложил в свое время Бог тьмы. Тебе что же родители никогда историю не рассказывали? Ничего о мироустройстве не знаешь?
 
— Как же. У меня учительница есть, тоже жрица. Она мне по ушам ездит и не с такими рассказами.
Жрица деланно заохала, да стала выгонять Галку, на ходу вручая мха да отрез ветоши.
— Ой, точно. Я же наукам обучена. Может к вам в храм на службу поступлю? И читать, писать умею, и считать. Работать могу. Мне бы на лошадь скопить и я уеду.
— Да?
И Гале действительно позволили остаться.
Выделили даже не комнату — чулан. Одна кровать и круг Жары над ней, чтобы было на что молиться.
Пока в дела посвятили, пока новую накидку выдали, уже спать было пора. Гала легла, закрыла глаза. Но сон не шел.
Не лечь ни на пузо, ни на спину. Раны болят. А на руках и того медленнее заживают полосы. Жрица ей, конечно, дала мазь, чтобы на раны наносить. Но до того воняла густая смесь, что и открывать лишний раз не хотелось. И так заживет как на собаке.
Галка чувствовала как свербит где-то посередине позвоночника. Стоило сомкнуть веки, как вновь и вновь перед глазами воспоминание о собаке затоптанной.
Галка даже клички не знала этого пса. Ничем он не отличался от других. И обошлись с ним, будто неважен он был вовсе. Один из десятка. Выполняет хорошо свою работу — позволено оставаться рядом. Нет? Тогда удар в спину.
Если ты бесполезен, от тебя избавятся.
А ведь Галка так долго боялась, что Влад ее прогонит, если у них с Евой дитя появится.
Вскочила с постели.
— А у Евы уже два месяца как кровь не шла. Вот она о чем тогда говорила.
Ну, и что? Легла обратно. Надо бы уснуть. Завтра работа как никак.
Но мысли роились в голове озлобленными пчелами.
Так Влад ее не для семьи взял. А для жертвоприношения. Чтобы великий жар унять.
Рада Адовна как-то говорила, что уроды чаще рождаются, когда жар печет усерднее. Хорошо было бы остановить потепление. Может тогда бы Федору мама не бросила.
И ее Галку может тоже…
А Вася жаловался, что с каждой весной уровень рек все выше поднимается из-за жара. И скоро сотни деревень затопит.
И урожай скуднеет.
Сколько людей страдает.
Может и прав Влад, что ищет способы остановить этот ужас.
Галка снова вспомнила старуху.
Та что-то знала.
Явно.
Дурости. Нелепица.
Галка укрылась с головой. До цветастых пятен зажмурилась.
Нужно уснуть.
Как бы ни так. Где-то за стенкой послышались всхлипы. Крики, скулеж.
А что поделать, это храм, здесь принимали обездоленных, нищих, сиротливых, больных.
Галку же приняли. И вот эту крикунью страдающую взяли. Только Гала-то умела в письмо. А эта умела только верещать.
Вопила с силой, с толком, с расстановкой.
Битый час.
В один момент будто разнообразия решила внести, в некий ритм то закричит, то умолкнет. Иногда были проблески тишины, так что готов поверить — прекратилось. Ан нет. Она обратно кричит.
Соседи…
Галка хотела уже прийти со своей подушкой, облегчить страдания этой женщины.
Как вдруг самый оглушающий, самый сильный, громкий рев. Так что птицы в лесу разлетаются суетливо. И штиль. Полнейшая глухота.
Галка приподнялась на постели, прислушалась.
Сердце пропустило удар.
И послышался детский плач.
Вот оно что.
Вот что это было.
Роды…
Галка не смогла сдержать любопытства. Подскочила, путаясь в одеяле, прошмыгнула в темный коридор. На звук добралась до комнаты роженицы. Там жрицы измазанные кровью, уставшие, измученные держат младенца.
А ребенок…
— Уродка, — не сдержала восхищенного шепота Гала.