Орда (СИ)

 Событие сорок пятое 
  Улль — бог стрельбы из лука, лыж, охоты и щитов в германо-скандинавской мифологии. Улль почти не упоминается в исландских источниках, но это имя широко представлено в исторической топонимике Норвегии и Швеции. 
Емеля Осипов стоял за небольшой сосёнкой, растущей на самом берегу реки Ершицы, и всматривался в край дороги, скрывающийся за поворотом. Оттуда должен был показаться разведчик и дать отмашку. Лук вещь очень капризная. Его нельзя держать с натянутой тетивой долго, так ещё и промозглая погода ограничивает время, когда тетива будет работать как положено. Туман-то ушёл уже, но воздух совсем сырой. Несколько минут и кожа тетивы намокнет, впитав в себя воду. У него дорогая тетива из шёлковых нитей, но и она от сырости потеряет свои свойства. Пусть медленнее, чем из жил или кожи, но потеряет.
Потому, у всех пяти сотен лучников, что стоят сейчас на высоком западном берегу речушки, тетива не на лук натянута, а лежит в мешочке — кисете специальном, что для всех пошили из брезента, материи такой воды не боящейся, которую делают в княжеских мастерских. Андрей Юрьевич их и прозвал кисетами.
— Глянь, едуть, машуть! — воскликнул сын Емели Данило, что стоял рядом с ним. Это был его первый бой. На соревнованиях-то много раз выступал и побеждал и вторым, або третьим, становился. Только это соревнования, а это — бой. Тут кроме острого глаза и крепкой руки нужно спокойствие, выдержка, чтобы спешить не начать и мазать соответственно.
— Натянуть тетиву! — гаркнул Емеля, тоже от волнения. Заранее же договорились, что команду каждый должен повторить, чтобы до самого дальнего стрельца она добралась. Так что и шёпотом можно было сказать, лишь бы ближний услышал. А он заорал, как пятух пробудившийся.
— Натянуть тетиву… натянуть… натянуть, — звук удалялся пока не затих, словно эхо в горах, в Карпатах.
Емеля первым справился, потом достал из колчана стрелу и сунул в зубы. Ещё две воткнул в морозобойную трещинку на сосёнке и только четвёртую наложил на тетиву. Разведчики уже проскакали, спеша предупредить Мечеслава, а киевляне всё не появлялись. Он мог бы особо не спешить. Действия все заранее оговорены, и он должен выстрелить последний из пяти сотен лучников, ждущих в засаде супротивников. Не врагов, ничего плохого ему именно эти дружинники киевского князя Святослава не сделали, даже в отличие от тех же венгров, к ним и злости не было. Более того, это они пришли на их земли. Они — вороги.
Пришли не с ними биться, а с погаными, но раз киевляне в одном войске с ордынцами, то они точно не свои, не враги, но противники.
Стрелять он должен последним, потому что по плану, дружина Святослава должна проехать мимо него до самого южного конца засады. И стоящий самым дальнем Горыня должен выстрелить первым. И он же должен отдать команду «Пли!», а её в обратную сторону до Емели должны передать на полночь.
Стрелец внимательно всматривался в начавших появляться из-за поворота дороги воев. Сразу видно, что это именно те, кого они ждали. Княжескую дружину с ополчением не спутать. Вои все на справных конях, все в длинных, прикрывающих ноги почти до колена кольчугах, в остроконечных шеломах с бармицами.
Очень неудачно для себя едут дружинники. В правой руке — деснице, у них копье, а в левой — шуйце, шит. И беда их в том, что повернуты они к засаде неприкрытым щитом правым боком.
Воины Святослава выезжали и выезжали из-за поворота. Много их. И все они здесь останутся. Задумавшись, Емеля чуть не прозевал долетевшую с юга эхом очередным команду: «пли». Вывел его из ступора этого щелчок тетивы у стоящего рядом сына.
— Пли, — проорал и он и потянул стрелу, одновременно целясь в лицо воя, в красном плаще — епанче.
Дальше он, как заведённый, отправлял стрелы в киевлян, пока весь десяток не кончился. Пятьсот стрелков на пятьсот всадников, и каждый по десять стрел выпустил. Всего шестьдесят ударов сердца прошло — минутой князь называет. От латинян говорит слово пошло. (латинского выражения pars minuta prima («часть (часа), уменьшенная, первая»).
Далеко не все стрелы попадали в цель, хоть и расстояние плёвое — два с небольшим десятка саженей. Но княжьи вои в кольчугах. Далеко не у всех собраны из мелких колец — пансыри, но и крупные кольца могут остановить стрелу, смотря куда попадёт. Часть стрел попала в лошадей, хоть князь предупреждал, чтобы коней постарались не задевать, самим пригодятся, часть попала в шлемы, даже в копья, сколько-то и мимо пролетело. А только, когда в каждого дружинника летит десять стрел, и стреляют не абы кто, а кто надо, то и итог закономерен.
Всего минута прошла, а большая часть дружины Святослава Киевского лежит на земли или склонилась головами к шее коня и тоже сползает ужо под ноги коней.
Теперь команду снова должен дать Емеля по уговору. Если выживших воев киевских много, то его команда: «пли» приведёт к продолжению стрельбы, ещё по десять стрел каждый стрелец выпустит.
Емеля, передал лук сыну и в два прыжка и одно подтягивание оказался на не сильно и толстой ветке сосёнки. Всё дальше видно, именно из-за низкорастущей горизонтальной ветки сосёнку эту Емеля и облюбовал.
Нет. Не все дружинники полегли, то тут, то там на дороге уцелевшие всадники разворачивали коней и пытались в этой сутолоке пробиться назад.
— Пли! — во всю мочь заорал Осипов и спрыгнул быстрее с ветки, подскочил к сыну и забрал у него лук.
— Пли… Пли… пли… ли…ли, — опять эхом пронеслась вдоль реки команда и запели вновь стрелы. Ещё шестьдесят ударов сердца, ещё латинянская минута, и теперь уже точно нет невредимых воев киевских. Вся дорога завалена ранеными и убитыми. Всё, теперь дело за воеводой Мечеславом. Они — стрельцы свою работу, как говорит князь Андрей Юрьевич, сделали на пять.
 Событие сорок шестое 
  Белобог — предполагаемый западнославянский бог удачи и счастья. В верованиях белорусов встречалось олицетворение счастливого случая, существо, которое называли Белун. Он представлялся в виде старца с белой бородой, который указывает путь заблудившимся 
Оставив на всякий случай заслон из пяти десятков конных арбалетчиков, воевода Мечеслав Детько вёл своё победоносное воинство к Житомелю. Ослабив поводья, он позволил вороной кобыле Ночке самой двигаться за обозом из сотни телег. Те ехали, точнее тащились, неторопливо, но до темноты должны добраться до лагеря, так чего их понукать. И без того достаётся лошадкам. Дорога совсем раскисла и скорее берег болота напоминала, чем довольно оживлённый тракт, связывающий Киев и Житомель с Мазовией и ляхами. Ноги Ночки на всю бабку проваливались в серое месиво.
Телеги же были прилично загружены. Все сто подвод были забиты трофеями до отказа. Без малого пять сотен полных доспехов тяжеловооруженной княжеской дружины весили прилично. Железо, как говаривает частенько Андрей Юрьевич, и в Африке железо. Тяжёлое. Плюсом сюда — брони были на некоторых лошадях старших дружинников и самого Святослава Киевского.
А ещё пять сотен справных сёдел со всей подпругой и попонами. А содержимое сум у пяти-то сотен дружинников. Ага, копья ещё, щиты.
Не стоит забывать и о мясе с сорока с лихвой лошадей, часть стрельцы завалили, частью после серьёзных ранений его воям пришлось добить. Ну, и не бросать же мясо воронью и волкам. С них и голов там, требухи и прочих ног хватит. Всё забрали, даже хвасты отрезали и гривы, если те длинные были. Пригодится князю, на его придумку с лавками мягкими. По мнению Мечеслава — баловство, но чёрт его знает, про мыло это с ароматом цветов шиповника он так же думал, а оказалось, что разбирают кувшины с ним чуть не в драку.
На нескольких телегах везут одёжку с дружинников князя Святослава Киевского. Почти вся в крови и грязи, но возчики, которые её получат в качестве приварка с оговоренной плате довольны, отстирают. А ведь одёжка пошита из хороших дорогих тканей, в том числе и из заморского сукна, больших денег стоит. На ещё одной телеге везут тело Святослава Киевского. Остальных воев перетащили в глубокий овраг и ветками и землёй, как уж получилось, закидали. Они хоть и враги были, но православные, нельзя без погребения.