Город гибели

Хрупкий и романтичный Бэггет напрягся так, что на шее вздулись бордовые жилы.
— Нет, не могу, — прошептал он, задыхаясь.
— Конечно, не можешь. И никто не может, даже Ферлини, если бы у него кое-где не была спрятана вот эта штука. — С этими словами она подала ему маленький ключик. — Теперь попробуй еще раз.
Схватив ключик и высунув от усердия кончик языка, Бэггет всунул его в отверстие наручников и попытался повернуть, но ключик не поворачивался.
— Ничего не получается. Я не могу его повернуть.
— Да, — мечтательно сказала Ванда, — он не подходит, не правда ли?
— Но почему? В чем дело? — В голосе Бэггета прозвучала тревога.
— Потому что это не тот ключ. Вот в чем дело. А вот этот — настоящий.
Она взяла другой ключик, подошла к Бэггету и сама вставила его в отверстие. Замок щелкнул, и наручники оказались в руках Ванды. Бэггет потер запястья и вопросительно посмотрел на Ванду.
— А теперь тебе лучше уйти, — задумчиво сказала она.
Фил Роско остался доволен результатами своей рекламной кампании.
Четыре местные газеты в округе Денвер освещали это событие, а одна крупная служба новостей передала о предстоящем выступлении по радио. Но великому Ферлини не так-то просто было угодить. Он грезил о телевизионной рекламе, толстых журналах и предложениях из Голливуда. Однако такие орешки были не по зубам Роско.
— Ради Бога, не жди, что я достану тебе луну с неба, — говорил ему Роско. — Большей рекламы не было со времен Гудини. Надо довольствоваться тем, что имеешь.
Ферлини проворчал, но все же был доволен.
В день выступления Ванда Ферлини проснулась с головной болью и выглядела еще более старой и измученной, чем всегда. Для нее эта ночь была ужасной. Ферлини дважды будил ее, рассказывая о своих снах и страхах по поводу предстоящего выступления. Но не только бессонница была причиной ее ужасного вида. Ее мучило и томило предчувствие: что-то должно случиться.
Роско нанял открытый «Кадиллак» с шофером, и они с шиком подъехали к месту выступления. Ванда, сидевшая рядом с Роско в своем самом нарядном платье, никогда еще не выглядела так плохо. Роско, раскрасневшийся от возбуждения и выпитого виски, крепко держал ее за руку. Ферлини, во фраке с белым галстуком, поигрывая мускулами так, что еще чуть-чуть, и полопаются швы, махал зрителям.
Если Ферлини и имел какие-то претензии к рекламе, устроенной Роско, то сейчас они были забыты. На берегу озера Трускан собрались сотни зрителей. Правда, Роско не удалось заполучить на эту программу мэра, зато прибыли член городского муниципалитета, шеф полиции, помощник начальника пожарной команды и два крупных городских бизнесмена. Ночной клуб выставил свой оркестр, и заданный им бравурный ритм придавал всей церемонии гораздо больше праздничности и значительности, чем она того заслуживала.
Но — главное — присутствовало в общей сложности не меньше дюжины репортеров и фотографов.
Роско спланировал все очень хорошо, и все-таки кое-что вызывало разочарование. Микрофон издавал какие-то визжащие высокие ноты, поэтому им нельзя было пользоваться, и, соответственно, не было речей. Погода, совершенно идеальная с утра, к половине второго начала меняться. Сверху прямо на толпу надвигалось черное аккуратное облако. Заметив его, Ванда вздрогнула.
Роско крутился вокруг официальных гостей, пытаясь ускорить начало представления, пока не хлынул дождь и не усложнил и без того трудный трюк Ферлини.
Все было готово к двум часам.
Начали с наручников. Их, как и следовало, надевал шеф полиции.
Грубовато-добродушный, с натянутой улыбкой, он тщательно исследовал наручники, прежде чем надеть их на запястья Ферлини, а затем провозгласил, что они подлинные и вполне надежны.
Двум денежным воротилам было поручено обмотать тело Ферлини толстыми веревками. Ферлини сбросил пиджак, снял белый галстук и рубашку. Потом он сбросил ботинки. Оставшись в одной тенниске, он напряг мускулы и расширил грудь, чем вызвал восторженные восклицания представительниц слабого пола.
 
Оба бизнесмена были толстые и невысокие, а к тому времени, когда они обмотали тело Ферлини пятидесятифутовой веревкой, изрядно взмокли.
— Затягивайте туже, еще туже, — подзадоривал их Ферлини, улыбаясь так, чтобы видны были его здоровые острые, отточенные годами разрывания и перекусывания веревок зубы. И они затягивали, стараясь, обматывая Ферлини, как катушку, с головы до ног, и были так заняты своим делом, что ни сами, ни зрители не заметили, как Ферлини, набрав полные легкие воздуха, раздул и увеличил объем своей грудной клетки почти на семь дюймов. Когда они закончили, он удовлетворенно улыбнулся, ибо знал, что сможет освободиться от этих канатов за несколько секунд, стоит ему только выдохнуть и расслабить грудь.
Помощник начальника пожарной команды должен был проследить за процедурой опускания Ферлини в мешок… Он опустил мешок на землю, и Ферлини залез туда. Потом мешок подняли так, что артист скрылся там весь с головой. Но когда мешок был крепко завязан, в толпе послышался ропот.
Оказалось, однако, самую бурную реакцию зрителей вызвал вид большого железного сундука. В толпе даже раздался женский визг. Роско был доволен.
Значит, это настоящий аттракцион. Он поискал глазами Ванду, чтобы разделить с ней торжество момента, но, увидев ее бледное, искаженное лицо и беззвучно шепчущие губы, отвернулся.
Затем Ферлини в мешке был водворен в ящик, крышку которого крепко запер на замок сам член городского муниципалитета. Комиссия осмотрела все и доложила публике, что ящик прочен и закрыт надежно. Четверо дюжих молодцов подхватили ящик с земли и поставили на корму стоящей у пристани моторной лодки.
Клубный оркестр заиграл печальную траурную мелодию. Роско вступил в лодку первым, потом помог Ванде, похожей в этот момент на убитую горем вдову. Водитель лодки — бойкий молодой человек со стрижкой ежиком — помахал зрителям и отвязал лодку. После этого он запустил двигатель и направил на глубину.
— Как вы? — спросил Роско у Ванды. Она что-то пробормотала и оперлась о его руку.
Когда они отплыли от берега ярдов на пять, водитель заглушил двигатель.
— Здесь подойдет, мистер Роско?
— Да, да.
Роско взял бинокль, настроил его и посмотрел на берег: готовы ли газетчики? Они наблюдали с нетерпением за лодкой. Фотографы, некоторые с телескопическими линзами на камерах, горели желанием приступить к работе.
— Отпускайте, — махнул рукой Роско.
Ванда слабо вскрикнула, а водитель ухмыльнулся, положил руки на ящик и столкнул его за борт. Ящик плюхнулся в воду, забрызгав всех в лодке и исчез. От него пошли круги почти до самого берега.
Затем они стали ждать.
Роско посмотрел на часы. Когда прошло тридцать секунд, он посмотрел на Ванду и успокаивающе улыбнулся ей. К концу первой минуты усмешка водителя завяла, и он нервно принялся насвистывать какой-то фальшивый мотивчик. Ванда прикрикнула на него, и он замолчал.
К концу второй минуты Роско уже не мог больше видеть ужасное, белое как мел лицо Ванды и, подняв бинокль, опять стал смотреть на берег. Толпа подобралась к самому краю воды, как огромное черное волнообразное животное.
— Боже, — прошептал водитель, — он не всплывет.
— Выплывет! Он должен выплыть!
Прошло еще три минуты, и никаких признаков великого Ферлини… К концу шестой Ванда застонала, покачнулась и потеряла сознание. Роско едва успел поймать ее тело в тот момент, когда она падала на пол лодки. Еще через пять минут он приказал водителю возвращаться к берегу.
Тело Ферлини с наручниками на запястьях было выловлено поздно вечером.
Бэггет пытался встретиться с Вандой в день похорон, но Роско воспротивился этому. Конечно, его не особенно волновали любовные дела Ванды, у него хватало своих забот. Но он был деловой человек, а Ванда все еще оставалась его клиенткой, даже без своего знаменитого мужа. Она должна появляться на публике, как убитая горем вдова, и никак иначе.