Дьюи. Библиотечный кот, который потряс весь мир

А мир явно давал о себе знать, потому что известность Дьюи продолжала расти. О нем рассказывали все журналы о кошках — «Кэт», «Кэт фанси», «Кэтс энд киттенс». Если в журнале случался заголовок со словом кот, скорее всего, в нем шла речь о Дьюи. Он появился даже в ведущей публикации британской прессы, посвященной кошачьим. Марти Аттун, молодой журналист-фрилансер, добрался до Спенсера вместе с фотографом. Его статья появилась в еженедельном издании, публикации которого перепечатывали тысячи газет. Летом 1996 года в Спенсер завернул режиссер-документалист из Бостона, притащив с собой камеру и готовый снять первый фильм о Дьюи. Гэри Рома проехал по стране от Восточного побережья до Северной Дакоты, чтобы создать документальную ленту о библиотечных котах. Явившись, он рассчитывал использовать тот объем пленки, что и в других библиотеках: коты стремительно прячутся за полками, убегают, спят и вообще делают все возможное, чтобы избежать внимания камеры. Дьюи вел себя совершенно противоположным образом. Он не переигрывал, а занимался своими обычными делами и слушался указаний. Гэри приехал ранним утром, чтобы застать Дьюи, дожидающегося меня у дверей. Он заснял, как Дьюи встречает посетителей, как лежит в своей позе Будды, как играет со своими любимыми игрушками — Микки-Маусом и красным шнуром. Как сидит на плечах у посетителей и спит в ящике.
— Пока это лучшая съемка из всех, что я делал, — сказал Гэри. — Если вы не против, я приду и после ленча.
После ленча мне пришлось давать интервью. Задав несколько вступительных вопросов, Гэри спросил:
— В чем смысл существования Дьюи?
— Дьюи великолепно сочетается с библиотекой и очень важен для нее. Он снимает стрессы. Он дает людям возможность чувствовать себя как дома. Люди любят его, особенно дети.
— Да, но в чем его глубинный смысл?
— Такого понятия тут нет. Всем нравится проводить время с Дьюи. Он делает нас счастливыми. Он один из нас. Чего больше хотеть от жизни?
Гэри продолжал настаивать — смысл, смысл, смысл! Первый его фильм назывался «На полу и на стенах: стражник дверей», и я могла представить, как он выдавливал ответ из своих собеседников:
— Что этот стражник у дверей значит для вас?
— Он придерживает дверь, чтобы она не стукнулась о стенку.
— Да, но как насчет более глубокого смысла?
— Ну, его можно использовать, чтобы держать дверь открытой.
— Еще глубже.
— Хм… ну тогда будет сквозняк.
Примерно шесть месяцев спустя после съемок, зимой 1997 года, мы устроили вечеринку в честь торжественного показа «Кошечки в книгах». Библиотека была забита. Фильм начался с отдаленного снимка Дьюи, который сидит на полу в библиотеке Спенсера, неторопливо поводя хвостом. Когда камера показала его под столом, на полках и, наконец, путешествующим на своей любимой тележке, на заднем плане послышался мой голос: «Как-то утром мы пришли на работу и, когда открыли ящик возврата книг, нашли в нем крохотного жалкого котенка. Он был погребен под книгами, потому что ящик был почти полон. Когда приходили люди, они выслушивали историю, как мы спасли Дьюи, и говорили: «О, бедняжка! Тебя сунули в ящик с книгами». Я же скажу: «Да, бедняжка. Но это был самый счастливый день в жизни этого малыша, потому что сейчас он тут король, и знает это».
Когда прозвучали эти последние слова, Дьюи уставился в камеру и, честное слово, все убедились, что я была права. Он в самом деле был королем.
К тому времени я уже привыкла к самым разным звонкам по поводу Дьюи. В неделю библиотека получала пару запросов об интервью, а статьи о нашем знаменитом коте появлялись в почте едва ли не еженедельно. Официальная фотография Дьюи, сделанная Риком Кребсбахом после отъезда Джоди из Спенсера, появлялась в журналах, газетах, книгах от Миннеаполиса и Миннесоты до Иерусалима в Израиле. Даже в кошачьем календаре, где Дьюи был мистером Январем. И все же я была удивлена, получив звонок из айовского офиса национальной компании, выпускавшей корм для животных.
— Мы посмотрели на Дьюи, — сказали они, — и он произвел на нас впечатление.
 
Да и как могло быть иначе?
— Он явно экстраординарный кот. И не подлежит сомнению, что люди любят его.
Об этом можно было бы и не говорить!
— Мы хотели бы использовать его изображение в рекламной кампании. Денег предложить мы не можем, но обеспечим его питанием на всю жизнь.
Должна признать, что испытала искушение. В еде Дьюи был разборчив. Мы каждый день убирали подальше тарелки с нашей едой, потому что ему не нравились запахи, и в течение года доброжелатели приносили нам сотни банок с кормом. Поскольку кампания «Покормите котенка» плюс мелочь от сданных банок не покрывали расходов, а я поклялась не тратить на Дьюи ни пенни из городских фондов, большая часть денег шла из моего кармана. Я лично субсидировала кормежку немалой части котов в Спенсере.
— Я поговорю с библиотечным советом.
— Мы пришлем вам образцы.
Ко времени очередной встречи библиотечного совета решение уже было принято. Ни мной или советом, а самим Дьюи. Мистер Гурман решительно отказался от бесплатных образцов.
«Ты меня дурачишь? — возмущенно фыркнул он. — Я и не притронусь к этой помойке».
— Прошу прощения, — сказала я производителям. — Дьюи ест только «Фенси фист».
Глава 19
Самый плохой в мире едок
Такая разборчивость Дьюи не была чертой его личности. Он был болен. Нет, в самом деле. Состояние пищеварительной системы оставляло желать лучшего.
Обычно Дьюи терпеть не мог, когда его гладили по животику. Чешите ему спину, теребите уши, даже таскайте за хвост, но никогда не гладьте по животу. Я не обращала на это внимания, пока доктор Эстерли не решил прочистить ему анальные железы. Дьюи было два года.
— Это займет полминуты, — объяснил доктор.
Вроде довольно просто, ничего страшного. Я держала Дьюи, пока доктор Эстерли готовил свои инструменты, которые состояли из пары перчаток и бумажного полотенца.
— Ничего особенного, Дьюи, — шептала я. — Ты и понять ничего не успеешь, как все будет кончено.
Но как только доктор Эстерли приступил к делу, Дьюи завопил. Это была не просто жалоба. Это был настоящий вопль, полный ужаса, который шел из самой глубины его существа. Тело кота дернулось, словно его ударило молнией, и он отчаянно засучил ногами, а затем вцепился зубами мне в палец. Укусил, и сильно.
Доктор Эстерли осмотрел палец.
— Он не должен был так делать.
Я потерла ранку:
— Не проблема.
— Нет, это существенно. Кот не должен так кусаться.
Я не обеспокоилась. Это был не Дьюи. Я знала его; он отнюдь не был кусачим. И видела панику в глазах бедного животного. Он вообще не видел. Он просто таращился. Боль ослепила его.
После этого Дьюи возненавидел доктора Эстерли. Он ненавидел даже саму мысль, чтобы сесть в машину, потому что она могла привезти к доктору. Как только мы заезжали на стоянку у ветеринарной клиники, он начинал дрожать. От запаха приемной у него начинался неконтролируемый тремор. Он прятал голову мне под сгиб руки, словно умоляя: «Защити меня».
Многие коты не любят ветеринаров и их кабинеты, но вне их рабочей обстановки относятся к ним как к любым другим людям. Но только не Дьюи. Он безоговорочно боялся доктора Эстерли. Едва только услышав его голос в библиотеке, Дьюи орал и стремглав улепетывал в другой конец помещения. Если доктор пытался подойти к нему и осмотреть, Дьюи подскакивал, вырывался, озирался в панике и удирал. Я думаю, он узнавал запах доктора. И эта рука была для Дьюи рукой смерти. Он считал его своим заклятым врагом, а на самом деле врач был одним из самых обаятельных людей в городе.
Поле инцидента с анальными железами прошло несколько спокойных лет, и наконец Дьюи снова стал уделять внимание резиновым колечкам. Котенком он ради развлечения поедал их и позже легко расстался с этой забавой. Когда ему минуло пять лет, Дьюи стал серьезнее. Теперь же едва ли не каждое утро я находила на полу остатки колечек. И его поднос был полон не только резиновых червячков, но порой и капель крови. Случалось, Дьюи вылетал из комнаты с таким видом, словно кто-то сунул петарду ему под зад.