Древняя Греция. От Геракла до Перикла

  
За все хорошее (Агафон)
 
Наконец, после выступлений, которые маскируют ключевые идеи участников пира, в дело вступают Агафон и Сократ.
Следуя насмешливому тону, заданному Аристофаном, Сократ и Агафон сразу перешли на ироничные похвалы друг другу: Сократ возносит хвалу мудрости Агафона, способного выступать в театре перед огромной толпой, а Агафон преклоняется перед мудростью собравшихся, которые для него гораздо страшнее большой толпы невежд. Сократ иронизирует: присутствующие тоже были в той толпе. И если бы участники обсуждения были действительно умны, то Агафон мог бы устыдиться.
По своему обыкновению Сократ стал своими вопросами заводить собеседника в логический тупик. Но вмешался Федр и потребовал возвращения к восхвалению Эрота. Агафон сказал, что он именно этим и будет заниматься в своей речи, поскольку его предшественники восхваляли не самого Эрота, а результаты его деятельности, полезные людям.
Агафону Эрот представляется самым красивым. Потому что он самый молодой. Он ненавидит старость и бежит от нее. И здесь Агафон спорит с Федром. Отношения между древнейшими богами, о которых писали Гесиод и Парменид, диктовала вовсе не Любовь, а Необходимость. Иначе боги не оскопляли бы друг друга, не совершали бы насилия. И только теперь, когда боги живут в мире и дружбе, ими правит Эрот.
Эрот нежен. Потому что «обитает в самой мягкой на свете области, водворяясь в нравах и душах богов и людей». Эрот обладает гибкостью форм, незаметно проникая в душу и так же незаметно покидая ее. Его сущность чужда всему безобразному. И у него прекрасная кожа, поскольку он живет только среди свежих цветов, избегая всего увядшего и поблекшего.
Помимо внешних признаков, Эрот славен своей уживчивостью среди богов и людей, поскольку никого не обижает, и его не обижают. Ему всегда служат добровольно. Тем самым он справедлив. А кроме того, рассудителен, подчиняя себе все страсти и обуздывая их. Эрот еще и храбр, потому что владеет Аресом через его любовь к Афродите, а значит – сильнее его. Эрот мудр; благодаря его мудрости возникает все живое. Он искусный поэт, ибо способен других делать поэтами. Эрот всем учитель: он руководил Аполлоном, когда тот открывал искусство врачевания и прорицания и искусство стрельбы из лука. Он «наставник Муз в искусстве, Гефеста – в кузнечном деле, Афины – в ткацком, Зевса – в искусстве «править людьми и богами»». Его наставления привели дела богов в порядок. Благодаря Эроту было преодолено господство Необходимости, последствия которой были ужасны.
Среди людей Эрот порождает приязнь, собирает их на дружеские собрания (заметим, что именно «дружеские») и празднества. Он терпим к добрым, чтим мудрецами, опекает благородных, обогащает удачливых, создает роскошь и изящество, приносит радости, наставляет и помогает в помыслах и томленьях, сопровождает и спасает, украшает богов и людей и руководит их жизнью.
  
Спорить с Сократом легко, с истиной – невозможно
 
Риторически прекрасная речь Агафона вызвала одобрение присутствующих, чего не было после речей предшествующих ораторов. К этой высокой оценке присоединился и Сократ, заявив, что он теперь в затруднении, и толком не знает, о чем говорить. При этом в его словах слышится ирония.
Притворно унижая себя, Сократ говорит, что ему во время речи Агафона вспомнился «великий говорун» Горгий, и он испугался, что Агафон «напустит голову Горгия» (игра слов: имя Горгий напоминает имя Медузы Горгоны, от чьего взгляда люди обращались в камень) и превратит его (Сократа) в «камень безгласный». В притворном смятении Сократ говорит, что напрасно согласился говорить похвальное слово, потому что выяснилось, что он не сведущ в любовных делах и в построении похвальной речи. Он-то думал, что о восхваляемом предмете нужно говорить правду! И выбирать из этой правды самое замечательное, чтобы расположить все это в нужном порядке. «Оказывается, уменье произнести прекрасную похвальную речь состоит вовсе не в этом, а в том, чтобы приписать предмету как можно больше прекрасных качеств, не думая, обладает он ими или нет: не беда, стало быть, если и солжешь. Видно, заранее был уговор, что каждый из нас должен лишь делать вид, что восхваляет Эрота, а не восхвалять его в самом деле».
 
Этими восклицаниями Сократ как бы перечеркнул все сказанное до него – все эти пустые упражнения в славословии и натужном мудрствовании. И это, по словам Сократа, годится только для неосведомленных людей. Похвала получается красивой – и только. Интригуя собравшихся, Сократ предлагает им рассказать правду, но «на свой лад» и притом «в первых попавшихся, взятых наугад выражениях».
Получив согласие собравшихся, Сократ адресует свои вопросы к Агафону, подводя его к совершенно другому видению Эрота, чем то, которое только что прозвучало из уст самого Агафона.
Первая позиция, которой добивается Сократ – понимание межсубъектной роли Эрота. Любовь ведь предполагает не «любовь вообще», а любовь к кому-то. Если это любовь к отцу, то он является отцом кому-то. То же и мать или брат и сестра. Таким образом, Эрот – это любовь к кому-то. Агафон соглашается со всеми положениями, высказанными Сократом.
А мы должны вновь обратить внимание на то, как Сократ определяет любовь. В данном случае его примеры касаются любви между родственниками.
Вторая позиция – это опровержение того противопоставления которое Агафон увидел между Необходимостью и Любовью. Сократ предложил согласиться с тем, что любят и вожделеют в том случае, когда не обладают предметом любви. Обладая какими-то свойствами, как же еще и желать их? Только в смысле сохранения этих свойств в будущем. То есть, это желание того, чего еще нет. Вожделение вызывает то, чего недостает, а не то, в чем нет недостатка. И получается что это необходимость. Агафону приходится согласиться.
Симпосий вокруг стола с изображением головы Горгоны
Итак, у любви есть объект, а предмет ее – то, в чем испытывается нужда. Сети ловушки для Агафона расставлены. Теперь ловушка захлопывается.
Сократ напоминает, что Агафон говорил о том, что дела богов упорядочились, благодаря любви к прекрасному (ведь любви к безобразному не бывает). Значит Эрот – это любовь к красоте. Агафон соглашается. А раз так, то Эрот лишен красоты и нуждается в ней. Тогда его нельзя назвать прекрасным! Агафон попался: Эрот не может быть прекрасным. Стремление и достижение – вещи разные!
Теперь Сократу остается развернуть следствия из достигнутого понимания. Если доброе прекрасно, а Эрот нуждается в прекрасном, то он нуждается и в добре. Значит, ему не хватает доброты. Он не добр!
Агафон уже сдался и не хочет идти по пути, на который завел его Сократ. Действительно, ему теперь пришлось бы сказать, что Эрот не добр. И Сократу приходится перейти от вопросов к изложению своих представлений. При этом форма изложения – рассказ, в котором самому Сократу приходится отвечать на вопросы «манитеянки Диотимы». Эта загадочная женщина, сведущая во многом, представлена Сократом ее достижением: во время жертвоприношения она добилась десятилетней отсрочки эпидемии чумы в Афинах. Больше ничего: «чужеземное» происхождение из Манитеи и отсрочка эпидемии.
Сократ принимает на себя исходную позицию Агафона, а Диотима становится его учителем – играет роль самого Сократа. Вместо Агафона в воображаемом диалоге Сократ провозглашает: «Значит, Эрот безобразен и подл?!» И здесь открывается суть любого процесса и напряжения – исходное несовершенство субъекта. Но при этом не всё, что не прекрасно, непременно безобразно; не все, что не мудро, непременно невежественно. Есть нечто среднее. Верное, но необъясненное, не есть ни знание (понимание), ни невежество (неведение). Так же и Эрот – не добр и не прекрасен, но при этом не зол и не безобразен.