Древняя Греция. От Геракла до Перикла
В этот период Алкивиад стал истинным спартанцем, полностью переняв образ жизни спартиатов – коротко остригся, начал купаться в холодной воде и питаться традиционными спартанскими лепешками и кровавой похлебкой, которую с презрением отверг бы, если бы жил в Афинах.
Алкивиад мог считать себя выше не только Афин, но и Спарты. Но далеко не все здесь готовы были это принять. Алкивиад был втянут в родовую склоку, поскольку ему приписали соблазнение жены царя Агиса II, которая, якобы, родила от него Леотихида. Замысел получить сына-наследника престола выглядит абсурдным: если бы Леотихид был признан законным сыном царя, он получил бы царство, но это ничего не дало бы Алкивиаду. Если бы Леотихид не был признан сыном царя, то он не получил бы царства, и Алкивиад не имел бы никакой выгоды. В результате царь на словах не признал Леотихида своим сыном (ибо тот был зачат во время его отсутствия), а Алкивиад в Спарте оказался нежелательной персоной. Свидетельство о данной истории исходит от Плутарха, который склонен к путанице и выдумкам. Она может быть зеркальным отражением истории с другим Леотихидом, который жил почти за столетие до своего тезки и стал царем, убедив спартиатов, что его конкурент Демарат – незаконнорожденный.
Спарта уже без советов Алкивиада заключила союз с персидским царем Дарием II и в обмен на отказ от претензий на ионийские города греков получила средства для строительства флота, который в итоге и победил афинян на море. Алкивиад смог быть только успешным исполнителем этой стратегии – взбунтовал против Афин все ионийское побережье. Вот только возвращаться в Спарту уже не было возможности: там готовилось его убийство. И Алкивиад предпочитает снова сменить подданство – он становится советником персидского сатрапа Тисаферна.
Очарованный вновь перевоплотившимся Алкивиадом, восточный владыка принял его совет сократить помощь спартанцам и играть на балансе интересов между Спартой и Афинами. После чего Алкивиад решил, что можно попытаться вернуться на родину, где политическая обстановка резко изменилась: все противники Алкивиада показали свою полную недееспособность. Алкивиад же мог принести мир, опираясь на своих гостеприимцев в Спарте и в Ионии. Условием возвращения он поставил ликвидацию демократии и установление режима власти немногих. Разумеется, с собой во главе. Фактически речь шла о тирании, формально – об олигархии.
Афинский флот, базировавшийся на Самосе, активно поддержал Алкивиада. Но демократия была свергнута без его участия: утвердился олигархический «Совет четырехсот» – достаточно многочисленное (в духе Солона) собрание, чтобы отказ от демократических привычек не ощущался слишком остро. Флот отказался подчиняться – скорее всего, не по причине демократических убеждений, а вследствие того, что расчет на привилегии от нового правления не оправдался.
Алкивиада призвали командовать мятежным флотом. Куда деваться: если его противники за мир со Спартой, то ему приходится выступать против и продолжать войну. Парадоксальным образом Алкивиад получил решение о своем возвращении из изгнания от тех, кто сверг «Совет четырехсот» и восстановил демократию. Желая олигархии и тирании, Алкивиад, в силу абсурдности процессов, происходивших в Афинах, стал лидером «новой демократии». И энергия Алкивиада снова начала склонять чаши весов истории: Афины стали побеждать, и Спарта оказалась на грани поражения. Неожиданное появление кораблей Алкивиада у Абидоса, где афиняне терпели поражение, изменило финал сражения, и спартанский флот был разбит наголову.
И тут Алкивиад чуть не оказался жертвой своей самонадеянности: желая предстать перед своим другом и покровителем Тисаферном в блеске победителя, он вместо восхищения получил тюрьму, откуда ему чудом удалось бежать и вновь приступить к руководству афинским флотом. Последовал цикл блестящих побед на море и на суше – не только над спартанцами, но и над персидским сатрапом Фарнабазом, вступившим со спартанцами в союзные отношения. Алкивиад установил контроль за черноморскими проливами (и, соответственно, поставками хлеба), затем вернул в подчинение Афинам Халкидон, заключил соглашение с Фарнабазом и покорил Византий.
В Афинах он был встречен всенародным ликованием – действительно, сыграв роль спасителя. Но судьба еще раз повернулась к Алкивиаду спиной. Опрометчиво уступив командование флотом Антиоху (с наказом не вступать в сражение), Алкивиад получил возбужденное недовольство полиса: Антиох, ослушавшись приказа, потерпел поражение. В результате Алкивиад лишился должности стратега-автократора (единоличного военного лидера) и был заменен привычными 10 стратегами. История учит, что демократия постоянно награждает непричастных и преследует невиновных.
Абсурд демократии еще раз сыграл с Алкивиадом злую шутку. На пике своего могущества он потерял все – вынужден был вновь отправиться в изгнание. И на авансцену вышел Лисандр – спартанский флотоводец, который не оставил Афинам шансов на победу. Алкивиад же в это время довольствуется руководством небольшим отрядом наемников, помогающих фракийским царям расширять их владения. Последняя попытка Алкивиада помочь афинским навархам была встречена высокомерной грубостью. Его советов не послушались, и через несколько дней афинский флот был полностью разгромлен Лисандром. После чего последовала сдача Афин (404 г. до н. э.) и было установлено проспартанское правление 30 тиранов.
Тем временем, обманутый и ограбленный фракийцами Алкивиад бежал к Фарнабазу. Там он дожидался момента, когда афинские тираны доведут ситуацию в городе до нестерпимой, и тогда ему в который уже раз мог представиться случай оказаться лидером «народной» партии. Но это мешало планам Спарты и Лисандра, который видел себя вождем всей Эллады, и Алкивиад был для него ненужным конкурентом. Фарнабаз получил из Спарты письмо, в котором его убедили в необходимости умертвить Алкивиада. И восточный владыка почел за лучшее исполнить это указание. Алкивиад погиб в отчаянной схватке с убийцами.
Из всей этой поучительной истории, достойной авантюрного романа, следует, что патриотизм немыслим в условиях абсурдного государственного устройства и произвольной конкуренции политических сил. Вместе с метаниями, обусловленными этой конкуренцией, неизбежны и метания талантливых личностей, способных вести за собой массы граждан и воинов. Алкивиад был слепком с афинской демократии, которая сама изменяла тому Отечеству, от которого она отвернулась.
Афиняне, потеряв себя после Писистратидов, больше не нашли для своего города ничего, кроме беспрерывных военных авантюр, мятежей и несправедливых судов, один из которых приговорил к смерти Сократа. Талантливый и энергичный народ был погублен негодными государственными порядками. И это о многом говорит нам, русским людям.
«Пир» и учение об Истине
Диалог Платона «Пир» целиком посвящен осмыслению сущности Эрота – того божественного содержания, которое греки могли ощущать или понимать в том, что они называли любовью. «Пир» – один из самых известных диалогов Платона, который таит в себе много загадок и отличается «нетипичностью» – рассуждениями, подобными соревнованию. Это даже не диалог, а своего рода «агон» (соревнование) мудрецов, каждый из которых представляет даже не свое собственное понимание любви, а такое понимание, которое могло бы захватить слушателей, отдающих предпочтение именно представленной «версии» эротизма.
Слово «пир» (dais) в древнегреческом языке образовано от глагола daiomai («разделять, распределять, выдавать долю»), означающего правило равного распределения пищи (мяса ритуальной жертвы) на общей трапезе – древнейшего уравнительного обычая. Иносказание в названии произведения Платона может быть связано с определенным балансом смыслов и воздаянием почестей лучшему, что было принято на пиру. Победитель в каком-то состязании получал награду в виде мяса. В данном случае победитель соревнования в искусстве риторики получает в награду признание его позиции истинной или хотя бы победившей в «агоне». При равных возможностях изложить свою позицию этот «приз» на симпосие достается Сократу, но каждый участник симпосия тоже получил свою долю признания – в силу своих способностей. Без поражения собеседников Сократа не было бы победы самого Сократа.
