Дары Матери (СИ)
Ахмед тоже вернулся к обследованию стен, краем уха слушая непонятное бормотание Филиппа. Теперь это походило на какой-то речитатив. Араб часто замечал за другом привычку, когда был чем-то увлечён, напевать себе под нос мотив какой-нибудь песни или начинал цитировать какого-нибудь поэта. Сейчас Ахмед не мог разобрать слов, поэтому просто не обращал внимания.
Он закончил осматривать стену и осветил фонариком потолок. Тут, прямо на глазах, потолок начал сходиться неглубокими трещинами в одном месте, откуда посыпался мелкий щебень, образуя небольшое отверстие. Ахмед настороженно нахмурился, направляя туда луч фонарика. Не хватало ещё, чтобы потолок обрушился! Но свет преломился, мерцнув ярким голубоватым блеском. Он вытянулся во весь рост, чтобы присмотреться поближе.
— Филипп, — неуверенно пробормотал араб, — кажется, здесь что-то есть. — Француз вмиг оказался рядом с ним. — Вон, видишь? — Ахмед продолжал светить в образовавшуюся щель.
Снова мерцнуло.
— Вижу. Надо аккуратно достать. — Филипп вытащил из брезентовой сумки, перекинутой через плечо, ромбовидную лопатку и начал осторожно выскребать известняк, расширяя отверстие. Он старался работать аккуратно, но известняк сыпался прямо в глаза и руки начали неметь. Ахмед заменил его, когда и он устал, к работе вернулся Филипп. И вот предмет, наконец, оказался у него в руках. Бережно удерживая находку, археолог вытащил из сумки кисточку и, стряхнув остатки извести, восторженно охнул. — Это же Маат!
— Точно, — согласно кивнул араб, разглядывая фаянсовую статуэтку сидящей женщины с пером на голове голубого цвета.
— Admirablement! 1
— Но почему она оказалась замурована в потолке? Разве это не странно?
— В другой ситуации я бы сказал, что странно, но не в этот раз, — довольно проговорил француз. Он достал небольшую ткань и начал бережно заворачивать в неё статуэтку.
— А ещё странно, что трещины пошли ниоткуда и камни осыпались сами по себе, — продолжал араб, ожидая услышать разъяснения.
Филипп встретил его взгляд спокойно.
— Завтра на собрании я скажу то, что вызовет у многих болезнь опаснее, чем чума, — алчность! — Он сунул статуэтку в сумку и направился к выходу.
— Я не понимаю, что же такого особенного можно найти в свитке иерограмматея, которого даже не удосужились похоронить как следует. Насколько помню, даже имени у этого писаря нет.
— В этом же и вся прелесть: не знают имени — не получат полную власть над тобой, потому что просто напросто не существуешь ни для кого. Вот бы и мне так, — усмехнулся француз, двигаясь по узкому коридору уже в обратном направлении.
— Имя — неотъемлемая часть сущности всего живого! — парировал араб. — Ты же говорил, что этот свиток очередное собрание загробных песнопений.
— Нет, я ошибся, — спокойно ответил Филипп.
— Ты никогда не ошибаешься, — серьезно проговорил Ахмед, — но вот скрывать и хранить тайны можешь. Так что ты скрываешь на этот раз? Что в свитке?
— Дары Матери, — сообщил француз так, как будто это незначительная, не стоящая хоть какого-либо внимания, информация.
Араб застыл на месте, ошеломленный известием.
— Ты шутишь? — недоверчиво переспросил он. Но Филипп ничего не ответил, продолжал идти вперед. Ахмед догнал его и схватил за плечо, заставляя остановиться и повернуться к нему. — Ты шутишь?! — настойчивее спросил он, глядя в глаза другу.
Тот встретил его взгляд уверенно и непоколебимо.
— Нет, не шучу. В свитке информация о том, где спрятаны Дары.
— Но, — растерянно пробормотал араб, опуская руку, сжимающую плечо француза, — я думал это все старые сказки.
— Это не сказки.
— И ты знаешь, где Их искать? — Ахмед продолжал смотреть на него с недоверием.
Филипп всматривался в глаза друга, пытаясь понять, какое именно чувство вызвало в нем это открытие. Но тот еще не осознал услышанное и поэтому кроме растерянности в глазах ничего не увидел.
— Нет, — покачал он головой и снова направился к выходу.
— А статуэтка? — Француз почувствовал прожигающий взгляд араба сквозь футболку.
«Ну вот, уже потихоньку начинает соображать, что к чему», — усмехнулся про себя Филипп.
— Статуэтка — не один из Даров, — поспешил уточнить он, пока воображение друга не начало играть с ним злую шутку. — Я вообще не думал, что мы здесь что-то найдем. В свитке писец сделал особую пометку, и я решил проверить, значит ли она что-либо.
— Ну, как видишь, значит. Что же дальше? — Ахмед полез вслед за Филиппом по металлической лестнице, ведущей наверх из шахты.
— А вот дальше нужно еще разбираться. Если мне позволят, конечно. Завтра будет видно.
***
Франция. Париж.
Неделю спустя.
Из больших окон кабинета была видна достопримечательность всей Франции — Эйфелева Башня. Она величаво возвышалась над всем городом, привлекая к своему подножию огромное количество туристов, приезжающих со всех стран, чтобы посмотреть на это чудо света.
В кабинете происходила очень важная встреча. Филипп нервно расхаживал по паркету, а молодой худощавый человек спокойно сидел на старинном диване и устало наблюдал за ним.
— Послушайте, — прогремел сердитый голос хозяина кабинета. Он нахмурил густые брови, предававшие его умному взгляду некую грозность, — вы хотите запретить мне закончить дело, которому я посвятил почти пять лет! Не такого глупого решения я ожидал целую неделю!
— Поймите, пожалуйста, месье де`Рамьен, — проговорил Худощавый, прервав речь рассерженного собеседника. Он устало провел рукой по бледному худощавому лицу и обратил, наконец, свой тусклый, полный безразличия взор на Филиппа. — Я всего лишь курьер, уполномоченный уведомить вас об отказе. Совет считает, что артефакт, который вам удалось обнаружить, не является в достаточной мере доказательством какого-либо предстоящего грандиозного открытия. И не намерены спонсировать ваши исследования впредь.
Филипп с прищуром посмотрел на курьера. Это шутка такая? Неделю назад на собрании археолог предоставил все разъяснения и доказательства своей правоты. Он видел горящие глаза некоторых членов Совета, их жажду. Кто-то, конечно же, со скептизмом отнесся к его словам, но те, кто способен был мыслить глубже, сразу уцепились за невероятную возможность. Что же они задумали? Какую игру затеяли играть с ним?
— Какое к чёрту спонсирование?! Пусть подавятся своими деньгами! Можешь им так и передать! — Филипп нарочито перешёл на «ты», чтобы в полной мере обозначить свой гнев. — Единственное, что мне нужно, так это чтобы они не мешали и дали закончить дело! А не их спонсирование! Идиоты!
— Ваши «доказательства», — Худощавый нарочито растянул последнее слово, сделав на нем акцент, — их не убедили. Пять лет тишина, а тут, за день до решения Совета, вдруг такая находка — статуэтка, замурованная в потолке гробницы. Чудеса прям! — Он отвратительно скривил губы в усмешке.
— Умный такой, да?! — сощурился Филипп, желая испепелить этого мерзкого типа своим взглядом. — Текст на свитке мало просто прочесть, нужно ещё растолковать содержание и познать сакральный смысл! Если бы ты хоть малую толику знал из того, что знает даже мой шестилетний племянник, то рот бы сейчас не посмел открывать!
— Так что ж вы не обратились к вашему племяннику за помощью, раз он такой умный, может и времени бы ушло меньше на толкование и познание? — ядовито огрызнулся Худощавый.
— А знаешь, я, пожалуй, так и сделаю! — Филипп, казалось, действительно всерьёз задумался над этим предложением.
— Ну, вот и отлично, — безразлично пожал плечами Худощавый. — Только, боюсь, в другой раз. Я должен вручить вам вот это письмо. — Он лениво поднялся с дивана, подошёл к Филиппу и протянул ему белый конверт. — Здесь подробно расписано о причине их отказа. И, кстати, артефакты необходимо вернуть Совету. Вы должны сейчас же передать их мне.