Пожарский 4 (СИ)
— Погодите! — спохватился бакалейщик. — Мне нужно всё посчитать.
— Не нужно, — слегка прищурился второй парень. — Вы разве не поняли? Это небольшое ограбление.
Хозяин успел дёрнуться за своей дубиной, но тут в затылок ему стукнул ледяной шар, и мир временно померк.
— Слушайте, давайте в булочной без представлений, — попросила Люда. — Сразу вырубим хозяина и сами наберём, чего надо. Булки и так на витринах.
— Как скажете, девочки.
Так что в булочной всё вышло гораздо быстрее. Булочник получил ледыхой в лоб, упал за прилавок, и ребята быстро нагребли в мешки всякого с полок. Выскочили на улицу и почти бегом направились к причалу.
— С*ка, ни единой приличной посудины! — в сердцах воскликнул Иван.
— Ничего, — Сергей оглянулся, — значит, пойдём по плану номер два. Давай, вон ту перевернём.
Неподалёку, пробитым брюхом вверх, стояла на чурбаках средних размеров лодка.
— Получится?
— А почему нет? Идея простая как булыжник. Льдина с лодкой, которая тупо стоит сверху.
Это они уже обсуждали раз сто. Сидеть удобнее, чем просто на льду, да и исхитряться с подогревом не надо.
Сергей прошёлся по дну, формируя начальный ледяной панцирь.
— Теперь сразу не протечёт.
Парни перевернули плавсредство и оттолкали к воде.
— Скорее, ребята! — тревожно закричала Люда. — В деревне кричат.
— Нашли пекаря, наверное, — Шереметьев сосредоточенно водил руками над деревянным корпусом. — Вань, если что, пугни ушастых, я спокойно закончу.
— Понял, сделаем.
На место, которое в русской деревне назвали бы околицей, выскочило несколько женщин и с криками начали тыкать в них пальцами.
— Девочки, только передо мной не выскакивайте, — попросил Иван.
— Да они ж просто орут, — Звенислава зябко поёжилась.
— Пока орут. Толпой побольше соберутся, осмелеют.
Но до масштабных сражений дело не дошло.
— Ребята, на борт! — крикнул Сергей. Дырявая лодка стояла на толстой платформе изо льда, к которой вели ледяные же мостки.
— Ой, я свалюсь! — испугалась Люда.
— Не свалишься, — Иван подхватил обеих под руки и бегом потащил в лодку.
Альвийки, увидев, что нарушители спокойствия готовятся удрать, с криками бросились к причалу. Вот тут Иван пуганул их широкой (тонко размазанной, но эффектной) огненной вспышкой. Женщины с воплями ужаса побежали назад, а Сергей тем временем вырастил в носовой части льдины тонкую пластину-парус.
— Девочки, ваш выход!
Люда от волнения сформировала воздушный поток такой силы, что ледяная конструкция буквально прыгнула вперёд, клюнув носом и взрыв вокруг себя волну, перехлестнувшую плотик и намочившую всем ноги.
— Ой, извините!
— Ничего, хорошо, что мешки не успели снять. Вань, дай тепла, а я борта наращу. Люда, не время страдать, ровный поток давай!
— Даю-даю! — заторопилась Людмила.
Через четверть часа берег с всполошённой деревушкой превратился в ниточку, а вскоре исчез совсем.
— Люд, как твоё чувство взгляда? — как бы невзначай поинтересовался Сергей.
— Не совсем прошло, но… — Людмила прислушивалась к себе, — как будто в прятки играешь, в кустах затаился, да, а го́ля смотрит на тебя и не видит.
— Это славно. Значит, в открытом море им сложнее зацепиться.
— Кому — им?
— Тем, кто нас ищет.
ПОМОГУТ ТЕБЕ ТВОИ ЛЯХИ…
Марина
Полячка была в ярости. Они обманули её! Обманули!
Большая часть её войска, якобы расставленного в полях вокруг Владимира для охраны границ городских земель, свернула лагеря и ушла на Москву. Вместе с тем же Иваном Болотниковым! А жалованье за месяц вперёд взять не побрезговали!!!
Юрий Трубецкой, оказавшийся в не менее дурацком положении брошенного воеводы, больше печалился о том, как будет выглядеть в глазах надутых польских военачальников, согласившихся бросить немцев под Смоленском ради более жирного куска. Так и сяк положение оказывалось незавидным. Хорошо хоть, бояре Владимирские не столь высокомерно на молодую царицу смотреть будут…
* * *Польский экспедиционный корпус направлялся во Владимир, обходя Москву с севера. Вместе с ними шли отряды примкнувших литовских князей, также надеявшихся улучшить своё материальное положение. Крюк делали значительный, по досадной, но совершенно банальной причине: вблизи столицы деревни были разграблены подчистую, и обеспечить прокорм войску никакой возможности не представлялось.
Железные псы могли бы преодолеть это расстояние за сутки (ну, за двое, если пилот один и хочет поспать в дороге), но воевода Жовтецкий опасался бросать конный обоз без прикрытия, поэтому тащились все вместе и медленно. Зато и у крестьян, которые вынужденно опорожняли свои амбары, возражений не возникало. А если были, то держали они их при себе, стоило первому же псу показательно расстрелять или просто растоптать недовольного.
— Вам не кажется, пан Жовтецкий, что мы действуем несколько… неэстетично? — спросил после первого же инцидента плюгавенький литовский барончик, Ян Глотцкой, увязавшийся за поляками с начала компании, но до сих пор никаких воинских доблестей не проявивший.
Судя по манерам, пан Глотцкой был трусоват, привык, чтоб за него грязную работу делали другие, но при этом охоч до хорошего вина и приятных кушаний. Воеводу Жовтецкого несколько раздражала этакая чистоплюйская позиция, и он ответил довольно резко:
— Не желаете принимать участие в реквизициях и наведении порядков — право ваше. Можете не есть или послать нарочного, чтобы вам доставили пропитание из имения!
Пан Глотцкой испугался этаких перспектив и немедленно пошёл на попятный:
— Прошу не принимать близко к сердцу, пан воевода! Это я с непривычки и растерявшись. А так, вы знаете, я же сам пострадавший от варварской грубости дремучих русов! Уверяю, я всегда за вас! Эти холопы должны понимать, кто их господа.
С последним пассажем пан Жовтецкий вынужденно согласился и отвернулся от «пострадавшего» Глотцкого, лишь бы не видеть неприятного крысиного личика с выпученными глазами.
Так или иначе, спустя две недели Польский экспедиционный корпус дополз наконец до Владимира. После двух недель реквизиций Владимирская усадьба Голицына (которую по мере приближения войска польского всё увереннее называли Царицыной) показалась им райским местом, а сама Марина, выплывшая для первой встречи дворян на балкон во всём великолепии, произвела истинно королевское впечатление. Ещё пышнее оказался вечерний приём, и уставшая за почти три месяца Смоленской осады шляхта наконец-то почувствовала себя достойно.
Более практической, но не менее важной новостью были обозы с провиантом, отправленные из Польши Марининым отцом и прибывшие во Владимир тем же вечером, практически по горячим следам экспедиционного корпуса. Утомительные реквизиции (а, значит, и разор Владимирской и Суздальской земель) пока откладывались.
14. РАЗНЫЕ СТРАСТИ
ДЕЛА МИНИНСКИЕ
Свои новые земли Кузьма заселял спокойно и вдумчиво. Имение его большей частью уходило выше в предгорья, и по общему мнению, скотоводство там должно было пойти лучше, чем возделывание полей.
— Овец заведи, — сибаритски потягивая вино после обеда, посоветовал Кузьме Горыныч. — Проблем мало, мяса много. Красота!
— Да какое там мясо с того барана, — лениво возразил Матвей, — вот если бы бычков…
— Так он же не одного барана заведёт, э? — засмеялся Горыныч. — Много барашков — много мяса! Да шерсть ещё или, допустим, овчина…
— А вот, помнится, нас с Яреной к странным людям занесло, — ударился в воспоминания Матвей. — Железа нет, колёс нет, зато золота — как грязи, мдэ… И, что характерно, тоже в горах. Огороды у них ещё забавные были, ступеньками. так во-о-от. Зверюшки у этих инка были интересные. Вроде, на морду на верблюда похож, а горбов нет. Мясо вкусное, я пробовал. А уж шерсть мя-а-аконькая.
И Кузька мой неожиданно загорелся! Подавай ему этих верблюдо́в безгорбых — и только! С другой стороны — почему бы и нет? Только вот Империя Инка в самой близости от зоны военных действий элементалей — сунешься сейчас туда, костей не соберёшь.