Dragon Age. Тевинтерские ночи
Рамеш пожал плечами:
– Впервые вижу таких. Что-то новенькое.
Леша вздохнула и встала:
– Я не знаю, как они попали сюда, если только не пришли с поверхности. Должно быть, есть другой проход, но мы его не заметили.
Девушка замолкла, погрузившись в свои мысли. Рамеш благоразумно ждал.
Глаза мага заблестелию
– Ну конечно! Метки Стражей! – Пошатываясь, девушка подступила к ближайшей колонне. – Видите? Это первая. А это вторая. – Леша перешла ко второй колонне, затем к третьей. – Это дорога. Они отмечали каждую по очереди.
Рамеш поднялся на ноги и пошел за ней.
Метки вели Стражей несколько сот шагов, а затем оборвались. Последняя колонна была наполовину утоплена в стене.
Что-то здесь не так. Рамеш первым озвучил это наблюдение:
– Заметила? Единственное место во всем проклятом зале, где пол чист.
Обломки и прочий мусор, почти везде покрывавшие пол, возле этой части стены отсутствовали.
Рамеш покачал головой:
– Потайная дверь, будь я неладен. – Он нахмурился. – Но как ее открыть?
Леша пожала плечами:
– Думаю, она открывается точно так же, как и другие.
Девушка указала на нижнюю часть стены. Там виднелись едва различимые пазы и упоры для рук.
Рамеш бросил на Лешу одобрительный взгляд, и та слабо улыбнулась в ответ. К ней понемногу возвращалась напускная храбрость.
– Давай выясним, куда она ведет, – предложил Страж.
Пронзительный скрежет камня заполнил зал, когда Рамеш просунул пальцы в пазы на гигантской плите и со всей силы потянул вверх. Плита поддалась не сразу, но все же медленно вошла в скрытую в стене нишу. Кряхтя от натуги, Леша подкатила под дверь большой камень.
– Отлично. Отойди-ка.
Девушка попятилась, и Рамеш отпустил дверь. Стражи ждали, что она раздавит камень, но этого не случилось.
За дверью воздух был теплей, запахи морской воды и гнили – почти невыносимы. Через несколько шагов коридор пошел под уклон; он скрывался в темноте и, похоже, изгибался пологими витками. Рамеш наполнил легкие колючим воздухом. Рядом скрипнул посох – маг так сильно сжала его, что побелели костяшки пальцев.
– Должно быть, отряд Йовиса прошел здесь. Имеет смысл и нам воспользоваться этой дорогой. Не будем терять времени? – Решительные слова не соответствовали тону, которым Леша их произнесла.
Рамеш кивнул, хотя каждая клетка его тела противилась спуску в этот мрак и смрад.
– Если кто и остался в живых, то он там. Не найдем никого за восемь часов – вернемся. Согласна? – спросил он, отметив, с каким напряжением звучал его голос.
Леша молча кивнула.
Набрав в легкие побольше воздуха, как пловцы перед прыжком в ледяное озеро, они двинулись по извилистому коридору, уводящему все глубже в недра земли.
Стражи шли в полном безмолвии, отчего казалось, будто нисхождение длится уже несколько часов. Никто не хотел, чтобы страх обрел форму. Мысль о том, что их слова могут эхом отразиться от стен бесконечного туннеля и разбудить нечто, таящееся во тьме, не давала покоя.
Склон, по которому они спускались, стал более пологим, а на стенах появились высеченные изображения. Большинство наскальных рисунков выглядели поврежденными – почти невозможно различить. Леша остановилась перед самым четким. Три фигуры: проситель, жрица и чудовище.
– Мне это что-то напоминает. Что же… – Девушка покачала головой. – Похоже на пещерную живопись авваров. Но чтобы у гномов? Возможно ли такое?
Рамеш приблизился и напряг глаза.
– По мне, больше похоже на эльфийскую. По крайней мере, фигуры.
– Дело не в фигурах. Каждая культура имеет собственные художественные средства, которые отличают ее от других культур. Тевинтерской свойственны острые углы, ферелденской – грубость и резкость. Для Орлея характерны пышность и изящество. Что же до гномов… Сказать, что их художественные средства просты, было бы неправильно, но в своем ремесле гномы всегда доходят до сути вещей.
– Если это рисунки гномов, о чем сюжет?
– Не могу сказать с уверенностью. Но взгляните: одно и то же изображение повторяется, хоть и с незначительными изменениями. – Маг указала на другой рисунок, сохранившийся лишь частично. – Три фигуры: проситель, жрица и чудовище. Проситель и чудовище здесь выглядят немного иначе, а вот жрица – точь-в-точь как первая.
Она была права: чудовище и проситель менялись от рисунка к рисунку, в отличие от жрицы. Хотя… Возможно, на Рамеша повлияла тягостная атмосфера подземелья; ему казалось, будто с каждым последующим рисунком улыбка жрицы становится чуть шире и коварней.
Его чутье вопило: нужно повернуть назад, бросить Йовиса и Стражей на произвол судьбы. Весь его опыт, его клятва – даже они твердили, что товарищей уже не спасти.
– Не нравится мне это место. Здесь все неправильно. Ни о чем другом не могу думать. – В голосе Леши заметно окреп страх, ему вторили собственные ощущения Рамеша.
Но нечто большее, чем долг, влекло Рамеша вперед: невысказанные слова и кое-что поважней, чем простая клятва. Стражи стали его семьей, а Йовис был – и может снова стать – для него кем-то особенным. Рамеш скорее отрежет себе руку, чем повернет назад. Если он бросит Йовиса, следуя холодному расчету, тот, кто вернется на поверхность земли, больше не будет Рамешем.
– Леша, не надо тебе идти дальше. Только один из нас может подвергать свою жизнь такому риску. Возвращайся.
Он двинулся по коридору, не дожидаясь, когда сомнения и страх заставят его передумать. Успел сделать лишь несколько шагов, и с ним поравнялась Леша. В его взгляде было поровну беспокойства и благодарности, и маг сдержанно улыбнулась в ответ.
Стражи продолжили путь. Стены становились все более гладкими и высокими, рисунки – все более изящными. Появились цветы и существа, которых Рамеш отродясь не видел. В конце концов дорога привела к массивной двустворчатой двери, отворенной лишь наполовину.
Стражи простояли с минуту – и минута показалась вечностью. Было что-то угрожающее в этой двери. Рамешу вспомнились крокодилы: эти створки – как разинутая пасть заждавшейся добычи хищной рептилии.
Прошла еще минута, прежде чем Страж собрал волю в кулак и заставил себя переступить порог.
Судя по доносившемуся эхо, зал был огромен; в темноте Рамеш не мог различить противоположную стену. Леша тихо присвистнула, позабыв свой страх.
Детали, которые Страж разглядел в свете ее посоха, изумляли. Утонченностью и красотой резной орнамент превосходил изображения, высеченные в верхних пещерах. Пока Рамеш служил Стражем, он многое повидал на Глубинных Тропах. Великие творения гномов в тейгах, разрушенные бесчисленными ордами порождений тьмы и забытые на века… Но здесь все было другим.
Он уже не сомневался в том, что эти шедевры своим происхождением обязаны эльфам. Архитектура гномов встречалась на Глубинных Тропах повсеместно. Однако время от времени Стражи безошибочно узнавали эльфийские работы, затесавшиеся среди гномьих.
Здешние рисунки принадлежали исключительно эльфам – ни следа гномов и даже порождений тьмы, которые заполонили подземелья. Этот зал сохранился почти в первозданном виде.
Признаки естественной порчи – от воды, капающей сверху или накапливающейся внизу, – отсутствовали. Повсюду на полу валялся мусор, в том числе разбитые сосуды и поломанные сундуки, но сама архитектура оставалась нетронутой. Каннелированные колонны уходили вверх в темноту. Узоры на них двигались в зависимости от угла обзора. Очень гладкая на ощупь поверхность говорила о качестве отделки.
На противоположных стенах тремя параллельными лентами протянулись огромные барельефы, исчезающие во мраке. Детали были изящны, и Рамеш вскоре понял: то, что он принял было за краску, на самом деле мириады крошечных инкрустированных самоцветов.
Рисунки, выгравированные в камне, как будто жили своей жизнью. Каждый удивительным образом показывал застывшее мгновение, в котором актеры играли свои роли.
На верхнем барельефе величественные эльфийские короли и королевы принимают подданных, склонивших колени в почтительном прошении. На среднем изображены сцены врачебной помощи: эльфийские маги исцеляют хворых и избавляют от страданий умирающих.