Хорошее стало плохим (ЛП)

А из-за того, что под терновым венцом Харли-Роуз и пронизанным ядом языком она была нежна, как свежий цветок, и я ненавижу то, что теперь она будет нести тяжесть убийства.
Я должен был быть там.
Хотя корить себя было бессмысленно.
Во-первых, это было в прошлом.
Во-вторых, я не тратил время зря. Последние три года работы в КККП в их отделе тайных расследований организованной преступности были кульминацией моей карьеры, и не только потому, что я был вне контроля моего коррумпированного отца в Энтрансе (Британская Колумбия).
Но все это было чушью по сравнению с настоящей причиной, по которой меня там не было.
Мне пришлось уйти именно из-за того, из-за чего я теперь жалел, что не остался.
Ни один уважающий себя полицейский не должен влюбляться в Принцессу мотоклуба.
Ни один высоконравственный джентльмен не должен потакать своим самым извращенным желаниям, не говоря уже о девушке, которая намного моложе его.
Ни один мужчина не может влюбиться в женщину, которая станет его гибелью, но более того он уже принадлежит ей, не попытавшись избежать этой участи.
И я сделал именно это.
Только теперь мы оба платим за этот выбор.
— Дэннер, я дам тебе подсказку, — голос Лулу вытащил меня из моих мыслей, — Она не звонила, потому что подвергалась насилию, по крайней мере, моральному и словесному, в течение многих лет, и к тому времени, когда она это поняла, она не хотела позорить себя, рассказывая вам все.
Я поднял ладонь, когда они все начали переговариваться друг с другом, а затем подождал, пока они замолчат. — Когда ты последний раз видел ее?
— На прошлой гребаной неделе, — отрезал Гарро.
— Она навещает тебя или ты приезжаешь сюда? — я отрезал в ответ.
Я прочитал ответ в шевелении не бритой челюсти Гарро, в том, как Кинг взволнованно провел руками по своим длинным волосам, и обе женщины придвинулись всего на дюйм ближе к своим мужчинам в молчаливом акте утешения. Она навещала их в Энтрансе, в ее убежище, куда она могла сбежать от Крикета и от того пагубного, постыдного способа, которым он утверждал, что любит ее.
Ярость жгла внизу живота, как неконтролируемая горелка. Я знал, что если ее не выключить в ближайшее время, все мое тело загорится огнем, который я не смогу контролировать.
— Не в твоем стиле оставлять такие вещи без внимания, — сказал я тихо.
Пониженная громкость моего голоса не смягчила удар, на что я надеялся.
— Следи за собой. Ты ни хрена не знаешь о моей семье, — рявкнул Гарро, и по тому, как вибрировало его тело, я увидел, что он был в шаге от того, чтобы врезать мне по лицу.
Я прислонился спиной к стене и перекинул ногу на другую. — Как ты себе это представляешь, Гарро? За те три года, что ты уехал, твои дети чаще посещали меня, чем тебя, с твоими затянутыми оправданиями в пользу твоей жены. Я был первым, кто научил твоего сына стрелять из ружья. Я был тем, кто купил твоей дочери ее первый байк и убедился, что на нем был розовый череп с скрещенными костями, как она и хотела, а потом я научил ее ездить верхом. Итак, скажи мне еще раз, откуда, по-твоему, я знаю, черт возьми, все о твоих детях, Гарро?
Это была зверская речь, и одна из самых длинных, которую я когда-либо произносил, но непрекращающийся гнев, заставляющий мою кровь застывать в жилах, делал невозможным заботу о вздрагиваниях боли, которые ударили Гарро, как хлыст. Лулу выглядела так, словно была готова сама меня выпороть, но Кинг, казалось, был поражен сильнее всех. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами, которые выдавали тот факт, как свеж он был, новобранец Падших, а не посвященный брат по оружию. Только человек без крови на руках мог так смотреть на полицейского, как маленький мальчик, который боготворил копа по соседству.
Я смотрел, как он встрепенулся, и его челюсти тикали, словно бомба, которая вот-вот взорвется. Я лениво подумал, на кого он злится больше. На меня, за то, что я был прав, или на себя самого, за то, что он согласен с моей правдой.
— Если ты еще раз выкинешь подобное ему в лицо, мне все равно, завтра это случится или через двадцать лет, я лично отрежу тебе яйца, Дэннер.
 
Я отвел взгляд от Гарро и увидел Лулу, наклонившуюся вперед, оскалив маленькие зубы, байкера, сложенного как Барби, бросающего угрозы полицейскому. Этот образ должен был быть забавным, но не был. Не потому, что я мог видеть свирепость в ее глазах, читать сдерживаемую ярость в ее теле и боль на ее губах, от которой они смешно искривлялись в уголках. Я задел нерв не только ее мужчине, но и ей. В конце концов, он попал в тюрьму после того, как убил человека, который выстрелил в грудь маленькой девочке Лулу во время бандитской разборки, которая вспыхнула возле чертовой церкви.
Я засунул большие пальцы в карманы брюк и поднял бровь, глядя на нее. Я не мог дать ей понять, никому из них, как сильно я неохотно восхищался ими, их мужеством и убежденностью, тем, как они соединялись в одну чертовски прекрасную семью.
Я старался не проводить слишком много времени рядом с семьей Гарро, потому что каждый раз, когда я это делал, мой моральный компас выходил из строя перед лицом их магнетизма.
— Они еще не закончили с ней, — вежливо сказал я ей.
Она моргнула, потом спрятала когти и вздернула подбородок, как сопливая принцесса, которой ее вырастили. — Отлично. Мы просто подождем здесь, пока вы не закончите ее допрашивать.
Она потянула Гарро за руку, и, бросив последний злобный взгляд в мою сторону, он последовал за ней, уже вытаскивая свой телефон, чтобы сообщить братьям новости или приказать им взять оружие. К счастью, Крикет был уже мертв, потому что ущерб, который Гарро нанес бы ему, узнав о масштабах его преступлений… скажем так, смерть от ножа была чертовски менее болезненной.
Кинг задержался на секунду, глядя на меня тем задумчивым взглядом, которому он научился еще в детстве. — Что ты еще здесь делаешь? Иди и убедись, что эти ублюдки не трахаются с ней.
Я встретился с ним взглядом, когда тепло ослабило дюжину узлов, завязанных в моей груди. Даже после стольких лет и всей вражды мне было приятно знать, что этот ребенок все еще верит в меня, хотя бы немного.
Я коротко кивнул ему, затем повернулся, бросив подавляющий взгляд на нервного новобранца, дежурившего за стойкой регистрации, когда я вышел из переднего КПЗ (камера предварительного заключения), поднялся по лестнице и направился в заднюю часть, где находились комнаты для допросов.
Они не трахались с Харли, когда я ушел. Я поговорил с двумя следователями, объяснил им, что дело не в том, чтобы убить члена Падших, а в том, чтобы помочь давней жертве справиться с ее шоком и ужасом после того, как она отобрала чью-то жизнь.
Они достали меня, в частности потому, что я не дал им возможности не делать этого.
Но как только я увидел Тимоти Гусмана, я понял, что в мое отсутствие все пошло к чертям.
Он доказал мою правоту, сразу же заявив:
— Ты должен привести ее, сынок.
Жар пробежал от основания моего позвоночника вверх по шее, и мне пришлось физически сдерживать ярость, чтобы не задушить мужчину рядом со мной.
Я сделал три глубоких вдоха, прежде чем столкнулся с куском дерьма средних лет, которого должен был называть своим начальником.
— Во-первых, я не ваш сын, сержант Гусман. Не буду повторяться, — я сделал паузу, ожидая, что он подтвердит это кратким кивком, — Во-вторых, я уже сказал вам однажды, сказал, черт возьми, двадцать раз, нет.
— Ты не можешь просто сказать «нет», — сказал он сквозь зубы, хлопнув мясистой рукой по выступу перед односторонним зеркалом, направленным в комнату для допросов, в которой сейчас сидела Харли-Роуз, — Это официальное дело, а я твой босс, Дэннер. Это вам не будка для свиданий в гребаной кофейне.
Я уставился на мешок с дерьмом ростом пять футов три дюйма, который формально руководил отрядом специального назначения объединенных сил провинции. Он был разносчиком бумаг, придурком, который не понял бы полевой работы, даже если пуля попала бы ему в задницу.