Красный Архонт (СИ)

Целью их остановки было проведение обязательного ритуала. Необходимо в первый же день задобрить Бога Золота, проведя всю ночь без сна и в молитвах, вместе со всеми твоими слугами, иначе жизнь погрузится в разруху и несчастье. Многим рабам из других земель не нравилась остановка посреди степи ради церемонии в честь чужого для них бога, но они были рабами, их мнение стоило меньше их тел, дешевле грязи.
Хиоша с нетерпением вглядывалась в темноту, вслушивалась в тишину, нарушаемую одиноким треском костра. Ее тело было напряжено, в любой момент она была готова выбросить ядовитый шип в мгновенной атаке. Она сильно старалась изобразить сон, у неё плохо получалось. Она благодарила за широкую простыню с золотой вышивкой, накинутой на её клетку. Тишина только больше пугала дракона. Хиоша сходила с ума с каждой секундой сильнее, даже природная хладнокровность не помогала успокоиться. Любой, кто ее увидит, поймет что что-то ни так. Приближающийся вкус свободы проникал ей в рот, как бы она не сжимала челюсти. Собственная слабость только больше настораживала возбужденного ящера. Она искала спасителя, его не было видно. Хиоша думала, что он выжидает подходящего момента. Он планировал побег после вести о переезде в приглянувшиеся Сету земли.
— Что он делает? — Хиоша дернулась, услышав человеческую речь после долгого времени молчания.
«Они видели его?»
— Молится своему богу жадности и алчности. — На шепоты двух высоких рабов чинящих колесо тележки с оружием, обратили внимание стражники. — Будь тише…
— Нет, не видели. — В облегчении вздохнула Хиоша и тут же осеклась. Она озлобилась своей неспособностью молчать.
Они вернулись к ремонту колеса, продолжая разговаривать шепотом, только уголки их ртов двигались. Но драконий слух был способен расслышать самый тихий шепот. Они говорили на северном наречии дикарских земель.
— У хитрых длинноносых остраков только один бог — Злаголд. — Шептал рыжий кифрез, держа в руках большой деревянный молоток. — Бог жадности, алчности, корысти, ему еще приписывают щедрость и справедливость, но его почитатели вспоминают об этом, когда удобно.
— Бог слабаков и трусов. Бог погрязших в развратном расточительстве. Йоргл сохрани нас своим ледяным щитом, Сивалья согрей нас своим очагом. — Бесшумно взмолился другой выходец из снежных земель богу льда и снега и богине костров и справедливого отдыха.
Хиоша фыркнула. Она умоляла всех богов, которых знала, спасти ее, вырвать из клетки, утонувшей в крови. На ее отчаянные крики ответил смертный муж. Богам было плевать. Всем было плевать на одно из летающих чешуйчатых чудовищ. Всем кроме другого чудовища.
Частью ее личности стало полное недоверию к любому кроме безымянного отца, научившему ее всему что она знала. Она помнила свою первую ночь, свои первые кошмары, первую колыбельную народа козлолюдов. Она больше не помещалась на его ладонях, драконица выросла до четырёх метров, у нее пробились короткие рожки, а голос окреп. Зубы и когти давно опробовали вкус крови и плоти, она запомнила, с какой скоростью ее яд убивает огра при ударе в ногу. Она была больше не ребёнком, она собиралась пробиться через клетку.
К разговорившимся рабам подошел стражник, одетый в защищающие от солнца одеяния пустынных кочевников с кривой дубиной в руках и коротким грубым луком в другой, на его бедре болтался колчан. Рабам пришлось замолчать. Охранник казался подростком, по сравнению с воинственными великанами. Кифрезы могли бы разорвать его, потянув за руки в разные стороны. Но охранник не боялся, он всем видом насмехался над ними.
Она в тысячный раз осмотрела охрану. Чуть больше двух десятков человек, но лишь у немногой пятерки есть части настоящей брони. Оружия было достаточно в фургонах, но Лорд Арены бы приказал отрубить руки любому прикоснувшемуся к дорогому оружию гладиаторов. Сет экономил на безопасности, многие посчитали бы это глупостью, но Сет считал, что ни один бандит не осмелится напасть на Лорда Арены. Гларидус накажет любого глупца, посягнувшего на жизнь его высших служителей. Он также считал, что неразумные звери побоятся гнева божьего. Вера Сета действительно не имела границ, как и его жадность.
 
Хиоша в сотый раз посчитала лучников, это было бессмысленно, ведь короткие луки были у каждого охранника, Хиоша продолжала их пересчитывать из-за боязни к ним, но были опасны не сами луки, а ядовитые стрелы. В южных землях Мидвея, достать яд проще, чем чистую воду. Хиоша всегда трезво оценивала свою силы, за годы сражений в арене, она осознала, что чрезмерная уверенность равняется смерти, но она все еще верила, что способна увернуться от стрел, поднявшись в воздух, оставалось добраться до воздуха.
Ткань задергалась, зашелестела об прутья клетки. Хиоша напряженно повернулась. Материя приподнялась с противоположной стороны от костра. Ей в глаза смотрел зверолюд забравшийся под простыню, его пальцы были раскалено белыми, они легко прожигали простыню, шерсть на них сгорела, оставив голую кожу. В его глазах была агония, это заклинание было ужасно болезненным для мага. На его рогах не было привычных свеч, они привлекли бы внимание. Зверолюд без слов принялся плавить клетку, его движения были экономными, он не тратил ни мига, каждая лишняя секунда могла расплавить его руки. Сердце Хиоши бешено колотилось внутри, по вздымаемой ткани их могли заметить. Зверолюд сосредоточенно продолжал плавить клетку, металл легко поддавался магическому жару. Хиоша уловила в воздухе первые отголоски жареного мяса, то плавилась плоть зверолюда, он истязал себя ради приемной дочери. Хиоша почувствовала наворачивающиеся на глаза слезы.
Послышались нарочито медленные шаги. К клетке шел охранник, судя по звуку шагов тщедушный как колосок. Стражник нервно стучал по руке дубиной, он боялся ночи в степи.
— Че эт пахнет так? — Стражник принюхался к запаху жженой ткани и старого подгоревшего мяса. — Козу кто-то готовит…
Стражник осторожно подошел к простыне. Подняв дубину над головой, он резко одернул ткань.
Ему в виски вонзилось два горячих когтистых пальца, плоть и череп мгновенно расплавились, раскаленные пальца коснулись мозга. Охранник умер, не успев сделать последний вздох. Зверолюд быстро затолкал худого юношу под дно повозки. Хиоша слышала, как ее сердце бьется в унисон с сердцем зверолюда. Огненный маг, громко сглотнув, вернулся к уменьшающимся прутьям.
Прутья поддались, огненный маг с такой только аккуратностью, на которую были способны его громадные руки, отложил и наземь, создавая достаточно большое отверстие для Хиоши. Его раскаленные добела пальцы, быстро остудились в нормальное состояние.
— Либо сейчас, либо никогда. — Шепнул он ей.
— Другого шанса не будет. — Шепнула она в ответ.
Стражники не кружили вокруг клетки Хиоши днем и ночью впервые за несколько лет. Они были отвлечены священной церемонией, были сонливы из-за долгого, утомительного перехода по опасным, беспощадным землям. Сет не командовал ими, оставляя этих ленивых безынициативных людей на управление себе.
Хиоша осторожно выползла, она коснулась зеленой травы первый раз за жизнь, она щекотала, и было холодной, но необъяснимо приятной. Прикосновения к траве придали сил драконице, она уже была на свободе, маленькая клетка была позади, остался последний рывок из тюрьмы.
Она расплавила крылья, прочувствовала, как резкий порыв ветра целует ее гладкое тело.
«Вот она — свобода».
Она увидела Лорда Арены, слепо молящегося огню, ее истязатель был беззащитен, только протяни коготь ему в глотку. Хиошу захлестнула чистая ненависть. Все мучения, все дни в темноте, все убийства.
 
— Это все его вина. — Процедила она сквозь зубы, зверолюд согласно кивнул, в его прямоугольных зрачках загорелась похожая злость.
— Убей его, прошу, сожги его молю, пусть он поплатится за все загубленные им жизни. — Хиоша едва сдерживалась от того, чтобы самой кинуться на рабовладельца, но она не могла, её нашпигуют ядовитыми стрелами.
Зверолюд заглянул ей в глаза, сжав вытянутую холодную голову мохнатыми теплыми руками. В его глазах был немой вопрос.