Каста Неприкасаемых (СИ)

Сынок спафария отходит не так быстро, как закипает и продолжает нервничать.
– Не повозиться!.. Дай интригу! Покажи борьбу!
Раздраженно пожимаю плечами.
– Мне что, дать им себя порезать!
Остановившийся Лириан резко поворачивается в мою сторону.
– То, что надо! Пролей кровь на песок, свою и чужую!
На это у меня уже нет слов, молча стискиваю зубы: «Щас тебе! Хочешь крови, выходи на арену сам!»
Поскольку я молчу, Лириан считает, что до меня дошло, но все-таки повторяет:
– Пролей кровь! Ты меня понял?
Молча киваю и недвусмысленно смотрю на дверь, намекая, мол хватит нравоучений, пора и честь знать, это все-таки время моего отдыха.
  
Глава 13
 
Оранжевые пятна горящих факелов бликуют по кругу, освещая желтый песок арены и оставляя в темноте ревущие трибуны. В узкой прорези забрала виден только мой противник. Закрывшись щитом и напружинившись, как готовый к прыжку хищник, он ждет, когда я подойду ближе. Я не тороплюсь, хотя желание закончить все побыстрее подзуживает меня попросту войти в Сумрак и прекратить этот изрядно поднадоевший мне фарс.
Это уже финал, позади три поединка, два пореза на моих руках и одна обмотанная тряпкой рана на ноге. Все эти отметины – результат моих стараний по созданию интриги и правдоподобности. По сути, я их сам себе нанес, пусть и чужими руками. Все, как просил Лириан. Во втором бою не стал сразу уходить в Сумрак, а попытался выстоять в реальном столкновении. Принял удар на щит и тут же пожалел о содеянном. Сразу же заныло плечо, а противник, не давая мне передыха, лупил и лупил со всей дури, загоняя меня в угол. У меня, конечно, был опыт сражений на арене, парни Грэма гоняли меня почти две недели, но оказалось, что без Сумрака боец из меня никудышный. Помню, отступая после очередного удара, я оступился и упал. Попытался подняться, и вражеский клинок, доставая, чиркнул меня по ноге. Брызнула кровь, и трибуны радостно завыли в предвкушении развязки. В следующий миг тяжелый армейский сандалий ударил меня в грудь, а отточенное лезвие взлетело, целясь прямо в шею.
От неминуемой смерти меня спасло только стремительное вхождение в Сумрак. Кончик меча был всего лишь на палец от моего горла, когда серая взвесь укутала арену. Утирая струящийся пот, я выбрался из-под удара и с трудом справился с желанием засадить кулаком по искривленной от ярости морде моего противника. Раскрываться было бы неблагоразумно.
Больше я так не подставлялся, и под конец, в очередной раз уйдя в Сумрак, я организовал моему визави как-бы случайное падение и аккуратненько резанул его мечом по ребрам. Кровища рекой, противник неподвижен, но цел. Все как заказывали, и я прохожу в следующий тур под недовольный рев толпы, посчитавшей мою победу незаслуженной.
Третий бой прошел уже более предсказуемо. Для меня, конечно. Бесконтрольно бить себя я больше не позволял и разыграл все как по нотам: бегал от противника, падал и даже порезал себя его мечом. В общем, публика меня презирала и была просто в бешенстве, когда я выиграл. Зато Лириан был доволен и Ильсана, надеюсь, тоже. Все трибуны желали мне поражения и ставки шли пять к одному. Тогда, может быть впервые, я подумал о том, какие огромные деньги я зарабатываю для других.
Теперь, в финале, надо было все закончить так, чтобы ни у кого не возникло подозрений в мошенничестве. Мой противник, жилистый невысокий мужичок с зеленой кастой, видимо, хорошо изучил все мои предыдущие бои и явно был в непонятках – как это мне удалось добраться до финала? Вот он осторожно идет на сближение, предоставляя мне право первой атаки. Я этого, конечно же, делать не собираюсь. Собственная атака для меня опасней чужой – в азарте можно подставиться и не успеть уйти в Сумрак.
Публика недовольно свистит, требуя активности, а мы ходим кругами и присматриваемся. Наконец, противник не выдерживает и делает резкий выпад. Я закрываюсь и отступаю. Еще один удар, мужичок входит в раж. Еще бы, он все контролирует и видит мою полную беспомощность. Обманное движение, замах, и вот сейчас его меч должен опуститься мне на голову.
 
Ныряю в Сумрак и на выходе оставляю ему глубокую рану на ноге. Толпа ревет, не понимая, как я вывернулся. Противник тоже в замешательстве, но кровь из ноги хлещет, и он вынужден торопиться. Зато мне теперь спешить некуда. Мотаю его по арене, пока он окончательно не выдыхается, а затем оглушающим ударом по шлему отправляю его на песок. Выглядит эффектно, а на деле, кроме контузии и потери крови мужичок ничего не получит. Совесть моя чиста.
Закончив с поклонами, ухожу в свою каморку с чувством человека совершившего что-то очень скверное и нежелающего это признавать. В голове зудит только одна единственная мысль: «Хвала Хранителям, все закончилось, и я никого сегодня не убил». Почти бегом пролетаю по коридорам и заскакиваю в свою каморку. Хлопаю дверью и, прислонившись спиной к стене, опускаюсь на корточки. Сейчас, когда все закончилось и можно спокойно выдохнуть, я вдруг по-настоящему осознаю, что я только что мог убить совершенно незнакомых мне людей, не сделавших лично мне ничего плохого, только потому, что меня попросили об этом абсолютно чужие мне люди. 
«Зачем?! Ради чужих денег! Ради чужой женщины, о которой я ничего не знаю! – И словно определившись, я вдруг шепчу: То, что я сделал – грязное мошенничество. Мошенничество, замешанное на чужой крови, и только милость Хранителей уберегла меня сегодня от хладнокровного убийства. Именно убийства, ведь поединком то, что происходило на арене язык не повернется назвать». 
Что делать с этим пониманием, я понятия не имею и, словно очерчивая черту, безмолвно кричу на самого себя: «Никогда! Никогда я больше не буду заниматься этим дерьмом!»
***
Лошадь почти остановилась перед воротами, и Кабур хлопнул вожжами.
– Пошла!
Телега, подпрыгнув на кочке, въехала во двор, и, не дожидаясь остановки, я спрыгнул на землю. Размяв затекшие ноги, глянул на едва начинающий светлеть горизонт – скоро рассвет, а значит на работу и поспать уже не удастся.
«Хорошо бы успеть чего-нибудь съесть перед этим». – Мелькает насущная мысль и я, оглядываясь вокруг, ищу возможность воплотить ее в реальность. В животе подсасывает от голода, и неудивительно, обратно ехали всю ночь без остановок. Перекусили раз, на ходу, а вот поспать не удалось вовсе. Телегу трясло, Кабур постоянно нес всякую хрень, в общем, я вымотался до предела и сейчас был одержим только одной мыслью – если не поспать, то хотя бы что-нибудь бросить в урчащий желудок.
Кабур остался возиться с лошадью, а я, пройдя мимо задней стены господского дома, направился к «черной» двери на кухню. Знаю, там работа начинается еще до рассвета и если старшего повара не будет, то, наверняка, удастся что-нибудь перехватить. Подхожу ближе, прислушиваюсь и вдруг различаю разговор явно не кухонной прислуги и, уж точно, происходящий не за этой дверью. Останавливаюсь в недоумении и, отчетливо разобрав прозвучавшее имя, догадываюсь кто говорит.
– Надеюсь, молодой господин, понимает, что я обязан доложить господину спафарию о вчерашнем происшествии.
Голос квестора Фарона я не с каким другим не перепутаю, а к кому он может обращаться, молодой господин, тоже сомнений не вызывает. Понимая о каком происшествии идет речь, я замираю и слышу ответ Лириана.
– О чем ты, Фарон, какое происшествие? Так, безобидное развлечение. У моего отца и без этого полно проблем, зачем обременять его подобной ерундой.
«О как! – Язвлю я про себя. – Заработать не меньше таланта серебра за один день у него теперь называется ерундой».
Прислушиваюсь и замечаю в тоне квестора появившееся упрямое раздражение.
– И тем не менее, то, что произошло, является прямым нарушением строжайшего приказа господина. Наличие неприкасаемого в доме – абсолютная тайна, а его выход с территории и, уж тем более, участие в гладиаторских играх ставит под угрозу не только сокрытие сего факта, но и может нанести вред самому господину Дидалу. Мой долг, как квестора дома Ашшура, донести до господина спафария эту информацию.