Седьмая звезда (СИ)
— Всё, не кричи, я обязательно скажу, больше этого не повторится, а вдруг это что-то срочное, — миролюбиво произнесла Энн, выходя в коридорный отсек, задвигая за собой входную панель.
— Бунн? Ты здорово выбрал время! — опешила она, тряхнув своими распущенными, уже отрощенными до плеч, темными волосами. — Ты слышал, как они возмущались?
— Ничего переживут. Я пришел когда смог, зато мы можем спокойно вдвоём поговорить. Пошли!
— Куда пошли?! — возмутилась Энн стоя перед ним в одном спальном белье, в короткой белой майке и таких же коротких шортиках.
Но Бунн не слушая, схватил её за руку и потащил за собой, свернув перед постом дежурных в какую-то свободную каюту.
— Так, я очень сильно рассержусь, если ты не объяснишь мне, зачем столько сложностей?! — гневно сверкнув глазами, произнесла Энн.
— Я хочу подарить тебе одну вещь. Мне она была дорога как память, я хранил её уже много лет, но теперь я хочу, чтобы ты это взяла себе. — Бунн полез к себе за пазуху, и взяв в свою руку её ладонь, вложил в неё цепочку из драгоценного металла с необычным кулоном из мерцающего цезария в виде семиконечной звезды.
— Это же пиратский символ! — удивленно воскликнула Энн. — Ужасно дорогая вещь! Откуда она у тебя?
Бунн скривился, чеша затылок, затягивая с ответом:
— У меня тоже есть своя тайна, Энн. И я даже не попрошу, чтобы ты мне поклялась молчать, потому что знаю, что ты её сохранишь в секрете. Эту цепочку с кулоном, — Бунн прикоснулся к украшению, лежащим на её ладони, — Хранила моя мать. Это было единственным, что ей осталось от моего отца, который бросил её ещё до моего рождения, он так и не узнал о моём существовании. Но она упрямо хранила ему верность всю свою жизнь, пока не умерла три года назад. Лишь перед смертью она сказала, что мой отец был …пиратом. Мать умерла с его именем на губах. Я хранил это в память о ней, а не о нём. Я знаю, что, не смотря ни на что, ты дорожишь памятью о пиратах. Поэтому я хочу, чтобы ты взяла этот кулон себе, тем более что его изображение есть у тебя на запястье.
— Но Бунн, эта вещь становиться ещё ценнее, если учитывать что это твоя память о матери. Я не могу этого принять!
— А я настаиваю на этом! Поэтому и притащил тебя в эту каюту, зная, что тебя придется долго уговаривать! И ты возьмешь это!
Энн в нерешительности вздохнула, с пристальным вниманием рассматривая гравировку на обратной стороне кулона:
— И как же звали твоего отца, Бунн? — подняла она на него свои полные недоумения глаза.
— Тиар, — невесело ответил он, а у Энн подкосились ноги, и она рухнула на ближайшую койку, снова хватаясь за сердце.
— Энн, что опять? Энн! — Бунн подскочил к ней, с тревогой хватая её за плечи.
— Это немыслимо, просто невероятно, просто не поддаётся никакой логике, абсолютный фатализм, — с трудом прошептала она, с изменившимся от волнения лицом. — Ты меня доконаешь, Бунн.
— Слушай, я не хотел. Я не думал, что ты так среагируешь. Ты так побледнела, давай лучше спустимся в медицинский бокс? — расстроенным тоном произнес Бунн.
— К чёрту твоего доктора! Я знаю твоего отца! Ты это понимаешь?! Он меня вырастил! Тиар и мой отец! Здесь выгравированы его инициалы! Это не может быть ошибкой, потому что он был членом братства седьмой звезды! Тиар Жерар Вэнэ — это мой приёмный отец! И он жив!
Пораженный Бунн рухнул рядом с ней. Их ошеломленные взгляды встретились в полном молчании.
— Я не верю в мистику, — глухо прошептал он.
— В каком-то смысле ты тоже можешь считаться моим братом, поэтому я и почувствовала, когда над тобой нависла опасность, — так же шепотом ответила Энн.
— Где он?
— Он на Химере. Отец не совсем здоров, и это длинная история, — тоскливо взглянула на него девушка.
— До утра ещё шесть часов. Я всё равно не смогу уснуть. Расскажи мне.
И Энн начала свой рассказ об отце, начиная с того первого момента, когда она его увидела в четырёхлетнем возрасте. Энн опускала истории о братьях, о Зуре, лишь вскользь упоминая о каких-то фактах, о которых нельзя было не рассказать, не передав полностью характера самого Тиара. Она представила перед Бунном образ мужественного, отчаянного, упрямого и опытного пирата, у которого за внешней грубостью скрывалась удивительная душа. Обрисовав все его благородные черты, его доброту и мягкость к ней самой, его вздорный, но веселый нрав, его отцовскую любовь, его преданность своим детям, и о том, как сильно она любила Тиара, как уважали его её братья.
— И вот теперь, мне пришлось покинуть их. И вернуться туда я уже не могу, — закончила она свой рассказ, не упомянув при этом ни о роли Зура в её жизни, ни о сипате.
— А вот здесь я не понял почему? Если ты так их любишь, если они так заботились о тебе, почему ты не можешь нанести визит своим братьям и отцу? — недоумевал Бунн, замечая как тяжело ей говорить об этом.
Энн крепко сжала его руку, и, наконец, произнесла это вслух, вздрагивая от напряжения:
— Потому что я предала их. … Я обманула того, кто был мне дороже всех на свете, того, кто был связан со мной особым сверхприродным слиянием души и тела. … Чтобы химеры не узнали о том, что их правитель любит девушку человеческой расы, я оставила их, дабы этим спасти Зура и братьев. … В моей душе, с того момента как я встретила Илая, стало существовать два параллельных мира, и ни от одного я не могла отказаться полностью. Я любила обоих, но по-разному. Почему любила? И сейчас люблю! Но наступил такой тяжелый момент, когда мне пришлось принять непростое решение. Вот собственно и всё.
— Значит, мой родной отец находится среди химеров, с напрочь стёртыми воспоминаниями. А когда он был в полном здравии, он терпеть не мог граждан Империи, — задумчиво протянул Бунн, вздохнув. — Даже не знаю, что из этого лучше.
— Но ведь ты так же ненавидишь пиратов, как и он имперских солдат. Вы одинаково упрямы и вспыльчивы. А теперь я вижу и внешнее сходство, у тебя такие же губы и подбородок, тот же разрез глаз и цвет волос, — с лёгкой улыбкой заметила Энн, словно заново рассматривая его лицо. — Хотела бы я увидеть выражение своего отца, когда он узнает что его сын офицер Империи. Но не увижу, — печально выдохнула она.
— И я не увижу, — бросил Бунн, — Но зато я хотя бы узнал, кем был мой отец, и каким он был. Мне через час вылетать на задание. Это была самая странная ночь в моей жизни. Пора, успеем до сигнала.
Но возле её каюты он заговорил снова:
— Странно, но теперь мне кажется, что ты частица моего отца. Которого, вроде бы и не было рядом, а сейчас он тут, в твоих воспоминаниях, в твоём лице и…
— И знание о том, что этот человек наш общий отец, устанавливает между нами какую-то родственную связь? — продолжила Энн.
Бунн кивнул.
Для неё это так же было частью того, что оставалось сейчас недостижимым и покинутым, но то, что постоянно терзало её в воспоминаниях. Поддавшись своему тоскливому порыву, Энн потянулась к Бунну и крепко обняла его, провоцируя его самого обнять девушку.
— Получается, что теперь мы не можем быть друг другу чужими людьми, — прошептал он, почему-то вспомнив тот день, когда они с Илаем впервые увидели Энн, в образе нервной фурии.
— А жаль, — улыбаясь, ответила она, — Кто же теперь будет объектом моей злой иронии? Без твоего перекошенного гневом лица, мне будет даже скучно.
Бунн засмеялся, зарывшись лицом в её густые волосы, как раз в тот момент, когда двери каюты распахнулись, а в конце коридора появилась смена дежурных постовых, предоставляя свидетелям любопытную картину.
Но, как ни в чём не бывало, Бунн попрощался с ней, и не спеша, отправился получать свой новый «томагавк». А Энн, побрызгав водой на своё сонное лицо, заторопилась на вахту. Честно выдержав ещё десять часов бодрствования в операторском кресле.
С Илаем они встретились только на следующее утро в столовой. Но вид у него был мягко говоря неприветливый. Остальные парни так же молча жевали свой завтрак, без таких привычных шуток и пересказываний курьёзных историй, без шума и гама, избегая смотреть в сторону Энн и своего командира.