Седьмая звезда (СИ)

— Нет, … не только, — прошептала она, отвечая совершенно искренне. Сдерживая гнев, Зур продолжил:
— И тебя по-прежнему разрывает напополам?
Энн кивнула.
— Энн, насколько я тебе дорог?
— Настолько, насколько дорога жизнь. Ты — это моя жизнь Зур, — тихо проговорила девушка, не сводя с его лица, своих огромных серых глаз.
— А насколько дорог он? Двух жизней у тебя нет, всего одна. — Зур прикрыл веки, так что трудно было заметить, что твориться в глубине его глаз. Энн молчала не в состоянии ответить. Она не могла сказать ему, что она дорожит ими одинаково, особенно сейчас. Жизнь у неё действительно была одна, но разорвана на две половины.
— Когда я оказалась на «Азимуте», когда он, спасая, привез меня туда, тогда я уже сделала свой выбор в пользу тебя и нашей семьи. Если бы мы не встретились на том астероиде …
— Поэтому я и хочу помочь тебе, наконец, утвердится в своём выборе! — проговорил Зур, раздражаясь её сомнениями. — Я и так был слишком терпелив, Энн! Если он останется — я убью его! Я ненавижу то, … как он на тебя смотрит. Я ненавижу то, что отражается в твоих глазах! Ты не представляешь насколько тяжело мне сдерживаться! Мне надоело Энн!!! На этой планете эта ошибка природы должна затеряться. … Что ты молчишь?
Энн понимала, что дальше такой двойственности не выдержит, это сводило с ума, высушивая душу. И нужно было окончательно разрубить этот узел, иначе чья-то смерть будет на её совести. Только вот где было взять сил, чтобы занести руку для удара? Так тяжело. … Так больно. … Зур предлагал бросить Илая на Энедре, сохранив ему жизнь, но могла ли Энн выбросить его второй раз?!! Она не могла представить себе такой жестокости по отношению к Илаю, к его любви. Но и другого выхода у неё не было. … Отказаться от братьев и Зура она тоже была не в состоянии. Проще было умереть самой, но и этого права они ей не оставляли.
— Я могу хотя бы поговорить с ним? — еле слышно прошептала она, не поднимая на Зура глаз.
— Нет! — отрезал он. — Мы сделаем всё сами!
Энн сделала несколько шагов в сторону и замерла, чувствуя, что силы покидают её, почва ускользает из-под ног, и вся вселенная сжалась вокруг неё, высосав весь воздух. Она слышала, как Зур подошел к ней, как обнял её, как прошептал на ухо:
— Так будет лучше для всех. Вам не нужно разговаривать и прощаться. Я хочу избавить тебя от боли. Вскоре он забудет тебя, человеческие чувства не длятся вечно, человек всегда в поисках новых эмоций. А ты останешься с нами, со мной. Ты ведь любишь меня? — Энн ощущала на себе его прикосновения, его горячее дыхание на своих щеках, но душа её словно вышла из тела, беззвучно крича в тишину.
— Любишь? — его настойчивый вопрос вернул её обратно, заставив вздрогнуть всем телом.
— Ты никогда не уточнял, ты и так знал, — выдавила она.
— А сейчас я хочу это услышать! — чёрные как смоль глаза ловили каждое подрагивание её ресниц и движение губ.
— Люблю. Зур, я очень тебя люблю. Ради этой любви я принесла много жертв. Моя любовь — это моё проклятье! — с горечью произнесла она.
— Значит, мы разделим это проклятье на двоих. Ты моя. И всё будет как прежде. Ты знаешь, что значит для меня наша семья. Что ты значишь для меня! Он без тебя выживет — я же умру! — В своём состоянии, Энн не особо обратила внимания на эту последнюю фразу. А ведь это были его первые и единственные слова признания химерской сути. Эти слова отражали всю правду о их связи. Но Энн пропустила более глубинный смысл этих слов, она не знала, что фраза «ты моя» никогда не договаривалась им до конца. Энн конечно чувствовала, что Зур любит её, но она не вникала дальше, ещё глубже, сквозь чувственность и эмоции химера. Он всегда говорил «ты моя», а думал «ты моя душа».
— И естественно я не могу завтра остаться на корабле? — упавшим голосом произнесла Энн, в надежде избежать участи злого свидетеля.
— Естественно ты поедешь с нами! — решительно ответил Зур.
Она не спала всю ночь. Самую длинную и тёмную ночь в своей жизни. В тяжелой гнетущей тишине, ещё отчетливей выражались бередившие душу мысли. Если братья выработали план, значит, идти искать Илая на корабле было бессмысленно — они наверняка стерегут его. … Энн многое могла ему сказать, в голове роились тысячи нежных слов, слов убеждения и прощания, но что дали бы эти слова! Зур был прав — лишь лишнюю порцию боли. Дать больше она Илаю не могла. Она уже знала, как бы скверно не было на сердце, как бы ни ныла трепыхающаяся душа — она в любом случае полетит с братьями, без своей семьи Энн не представляла себе другой жизни, она уже не единожды убедилась в этом, побывав среди имперцев. Только вот без предательства почему-то не выходило, а это просто медленно убивало её! Фактически завтра она предаст Илая. Снова.
 
С утра она даже села за панель управления челноком, чтобы не видеть его. Боялась не сдержаться, что он поймет всё по глазам, поймет, какую ничтожную девушку он полюбил. Этим Энн себя и убедила, она уговорила себя, что Илай достоин настоящей любви, другой искренней женщины, а её двойственность только погубит его. Поэтому план Зура уже не выглядел для неё таким чудовищным, тем более что сам Зур всю дорогу не спускал с неё глаз, а его присутствие всегда меняло её, заставляя каждую клеточку её тела ощущать его присутствие в себе.
Праздник набирал обороты уже прямо с восходом близнецов. От многообразия многолюдности просто темнело в глазах. Шум, смех, выкрики, вызывающие наряды, громкие аккорды музыки и … жара.
На Энн была одна лишь мокрая от пота майка и короткие облегающие штаны с многочисленными любимыми ею карманами, да неизменный пояс, укомплектованный оружием. Но ощущение было такое, что на ней надето три меховых шкуры! Капли пота стекали по лицу и падали за шиворот, ладони были липкими, а вдыхаемый воздух казался горячим паром.
— Господи, Лакур, как ты это всё выдерживаешь?!! — с сочувствием произнесла она, оглядываясь на мохнатого брата.
— Я бы сварился уже три раза, если бы меня не охлаждала благодатная мысль, скольких имперских колонистов мы сегодня облегчим на таланы! Энедрианцы мне за это заплатят! А ещё когда я смотрю на Сеярина, которому приходится намного хуже — мне становиться легче! — довольно бодро отозвался Лакур.
— Побродим среди толпы, послушаем, о чем говорят колонисты и гости с других имперских планет. Жако потрись возле ростовщиков, может, присмотришь что-нибудь, а ещё возможно мы встретимся здесь с командой Чейза, он тоже любит бывать среди подобных сборищ, — протянул Зур, вспомнив о других пиратах. — Энн, сходим на бокун? Развлечем публику, пока братья поработают в толпе.
— Поработают?! Ты хотел сказать, будут воровать! — презрительно бросил Илай, глядя в сторону.
— Нет, они будут просить милостыню! — съязвил Зур. — Мы же пираты, звери, уроды и извращенцы. Правда, имперец? А ты потанцуешь с нами?
— Я смотрю, влезая в чужое тело, ты многое можешь! — не уступал в сарказме Илай.
— Я не влажу в тело идиот, я меняю облик, а тело и навыки остаются моими. Все мои ощущения такие же, как и у тебя: чувство холода, жары, боли, … удовольствия, оргазма, — нарочно делая ударения, протянул Зур.
— Нам долго ещё идти? — сердито вмешалась Энн, недовольно взглянув на Зура. Илая она по-прежнему старалась не замечать, мысленно отпустив его этой ночью. Хотя она чувствовала, что его злость связана именно с тем, что, несмотря на все его недавние уговоры — она игнорирует его, прячась за спиной Зура.
— О, сестрёнка перегрелась, от тебя уже слышно шипение, Энн! — повернулся Зур, улыбаясь.
 
— Ты сказал, что ты мне не брат, нормальные братья с сёстрами не спят! — выходя из себя от жары, со злостью бросила Энн, нервно обгоняя всех остальных. Она уже услышала знакомую музыку, которую использовали только для танцев на бокуне.
— А это уже серьёзно, — вздохнул Зур, глядя ей в спину. — Наша вздорная малышка нервничает!
Бокун это было любимое развлечение на карнавалах. Для бокуна ставились широкие глубокие чаны, залитые теплым вязким сиропом до краёв, а посередине прокладывалась узкая рейка. Суть его заключалась в том, что танцующий должен был удержать равновесие и не упасть, кто падал, считался проигравшим. Несчастный отбивался от роя надоедливых насекомых, слетающихся на сладкий запах, отсчитывая таланы за купание под холодным душем, в этом и была суть наживы. На бокун выходили двое, обычно мужчина и женщина, и под зажигательную, очень ритмичную музыку начинали танцевать, раскачивая рейку, стараясь сбросить противника.