Красавчик Саша

Все стало на свои места. Картинка окончательно сложилась. Только получилась она очень уж грустной и безрадостной. Теперь я доподлинно знаю: никто, ни единая душа даже не попытается защитить меня. Более того: меня отправляют, дабы лишить возможности самому защищать себя.
Но все же мне не хотелось бы отчаиваться. Из самого невозможного положения должен быть хоть какой-то выход. Там, на покое, в шале, я еще раз как следует обдумаю, что же мне делать с венгерскими бумагами.
Я давно, еще на заре моей финансовой деятельности, выработал золотое правило, которое прежде никогда не подводило меня: у всякого дела должен быть подстрахочный вариант, на случай, когда оно вдруг начинает заваливаться…
Измена Шотана — не стану скрывать, конечно, потрясла меня. Но не сошелся же клином свет на этом недостойном, бесстыдном существе, вознесенном на самый верх! На этом олимпе одному никак не удержаться.
Однако к черту Шотана! Впрочем, и о венгерских бумагах, кажется, не стоит думать теперь, что обидно до крайности, я ведь так на них рассчитывал. Но ничего не поделаешь.
Как бы то ни было — я еду.
Прощай, Арлетт! Прощайте, дети! А вдруг свидимся еще и на этом свете?! Вот было бы чудно.
  
Вводная часть
 
Л. Флейшин (г. Стэнфорд)
«Красавчик Саша», Баб-Эль и другие, или шпионы в Париже
(Очерк, созданный на основе фактов и некоторых вполне достоверных домыслов)
Нижеследующие материалы, скрупулезно собранные мэтром Ж.С. («Хроника жизни великого афериста» плюс криминологические заметки того же автора), без всякого сомнения, представляют совершенно исключительную историческую ценность. Они определенно дают ключ к разгадке многих захватывающих тайн, связанных со скандальным делом Александра Стависского и фашистским путчем 1934 года.
Однако один ключик, едва ли не самый важный, мэтр Ж.С., видимо, не желая привлекать к собранным материалам внимания службы безопасности, решил припрятать и не демонстрировать. Я уверен, что мэтр просто не мог не знать о фактах, на которые я сейчас укажу.
Ведь без дела Стависского, громчайшего, вскрывшего гнилостную основу тогдашней демократии, история Франции первой половины 20-го столетия никак не может быть полной. Поэтому то, что мэтр Ж.С. решил скрыть, побоялся обнародовать, я просто вынужден теперь вытащить на свет божий.
* * *
На протяжении многих лет, после того как Александр Стависский стал чрезвычайно крупным дельцом, проворачивающим грандиознейшие финансовые аферы, его пытались засадить за решетку 19 раз, но так и не смогли. Запросы полицейских комиссаров тонули где-то наверху, так и не будучи ни разу переданными в суд. Однако причина данного обстоятельства кроется не только в том, что Стависский ублажал высших чиновников кипами ассигнаций и пухлыми пачками чеков.
Все было гораздо сложнее и неизмеримо пикантнее. Дело в том, что Стависский (до того мелкий жулик, за коим рьяно, но безуспешно охотилась уголовная полиция) позарез стал необходим Третьей республике и посему должен был пребывать неизменно на свободе, где преспокойненько и пребывал. Он являлся персоной неприкосновенной, в том смысле, что уголовная полиция не смела к нему даже прикоснуться.
А причина тому была вот какая, хоть и весьма неожиданная. Оказывается, «красавчик Саша» состоял на службе не где-нибудь, а в самой «Сюрте Женераль», то бишь в службе безопасности, которая занималась обезвреживанием иностранных шпионов на территории Франции. И принес он этой службе немалую пользу, получив, кстати, в награду за целый ряд сделанных им разоблачений серебряные шпоры.
Разве могла обычная «уголовка» тягаться с «Сюрте Женераль»? Нет, конечно: никоим образом. «Сюрте Женераль» — это поистине великолепное, даже гениальное прикрытие для грандиозных финансовых афер (правда, как выяснилось, лишь до поры до времени). Хотя Саша начал сотрудничать с «Сюрте» тогда, когда он совсем не был еще даже мелким жуликом, зато у женщин, правда, уже пользовался колоссальным успехом, особливо у богатых американок.
 
Итак, уголовная полиция пыталась изловить «красавчика Сашу», а служба безопасности его истово охраняла. Ничего не скажешь: очень хитроумная, если не гениальная, комбинация, обеспечивавшая Стависскому легкое, непринужденное балансирование меж двух лагерей.
Но Саша не надеялся только на «Сюрте Женераль» и еще упрочивал комбинацию, раздавая нужным и даже как будто не очень нужным людям чеки — десятки, сотни, тысячи чеков — целые состояния.
Он покупал себе высокопоставленных «друзей» и записывал в них людей, которые просто могли пригодиться. Такой открытой, наглой коррупции Франция, кажется, еще не ведала. Мало того, что Саша устраивал совершенно немыслимые торги, — они еще и имели грандиозный успех.
Вот Стависский и гулял на свободе, фактически имея негласный статус персоны «нон грата». И руки у него были развязаны. И был он то ли почти депутат, то ли своего рода человек-невидимка. Так что комиссарам полиции, ведавшим финансовыми нарушениями, оставалось только локти кусать. Пока в Стависском позарез нуждалась «Сюрте Женераль», надежды уголовной полиции заполучить «красавчика Сашу» были совершенно несбыточны и даже, пожалуй, откровенно фантастичны.
Стависский, знавший в совершенстве несколько европейских языков, знакомился с туристами и особенно с туристками, заводя с последними бешеные романы, в ходе развертывания которых разоблачил не одного иностранного агента.
Однако особенно в «Сюрте Женераль» ценилось знание Стависским русского языка. Это был весьма значимый фактор в сочетании с тем, что Саша отнюдь не воспринимался как эмигрант, а скорее наоборот — как истый, до мозга костей, парижанин, каковым он и являлся.
Поначалу «красавчик Саша» за каждую добытую им «голову» или «головку» получал из секретных сумм агентурного фонда никак не менее трехсот франков. Но благодаря финансовым аферам немыслимо разбогатев, он к великой радости комиссара Байяра решительно отказался от наградных и стал работать исключительно ради собственного удовольствия. Из патриотизма, так сказать — французского, естественно, — и в надежде (чисто романтической), что служба безопасности в случае надобности сумеет защитить его от судебных инстанций, неуклонно пытавшихся посягнуть на Сашину свободу.
Серебряные шпоры Саша, правда, принял — еще бы! Это ведь столь почетно и неизменно служит предметом гордости. От Серебряных шпор граждане Третьей республики никоим образом не отказывались. Не было такого случая! Стависский велел прикрепить их серебряными гвоздиками к подставке из слоновой кости и прибить к стене в великолепном своем кабинете, который располагался в его громадных апартаментах в отеле «Кларидж».
Между прочим, Саша по личному указанию комиссара Байяра неизменно «пас» Исаака Бабеля (псевдоним Баб-Эль) — знаменитого писателя Страны Советов и по совместительству чекиста, во время наездов того из Москвы в Париж, и особливо летом 1933 года — кстати, последним летом в необыкновенно стремительной жизни Стависского. Он даже составил подробнейший дневник парижских встреч Бабеля, который (план, естественно) был в «Сюрте Женераль» оценен чрезвычайно высоко.
Из этого дневника стало ясно, что сей писатель встречался не только с деятелями русской эмиграции, но и с резидентами ОГПУ в столице Третьей республики. Так, Бабель, как оказалось, виделся неоднократно и с эсером Борисом Николаевским, и с режиссером Грановским, и с разведчиком-нелегалом Яковом Серебрянским, который скрупулезно собрал со всей Европы и держал при себе в Париже целый отряд похитителей и террористов («группа Яши»).
Однако Бабель заводил в Париже не только политико-литературные знакомства. Этот маленький, необычайно любопытный, плотоядный человечек был необычайно охоч до женского полу и амурился в Париже, хотя у него имелась законная супруга. Так вот Саша умудрился вычислить и зафиксировать имена и адреса большинства французских зазнобушек Бабеля (правда, совсем уж мимолетные связи установить не удалось, несмотря на то что писатель-чекист очень даже прибегал к услугам жриц наемной любви).