Мата Хари. Подлинная история легендарной шпионки XX века
Двенадцать солдат Второго зуавского полка выстроились в два ряда по шесть человек. Справа от них стояло четыре офицера. Неподалеку за ними встали сестра Леонида, преподобный Арбу и врач. Еще дальше, за расстрельной командой, войска производили построение. Там были кавалерийские, артиллерийские подразделения и пехотинцы. Офицер, стоявший вблизи Маты Хари, зачитал: «Именем французского народа…»
Мата Хари отказалась быть привязанной к столбу, потому ей лишь слегка накинули веревку вокруг талии. Еще она не хотела, чтобы ей завязали глаза. Командующий офицер поднял саблю.
Смертельную тишину раннего утра разорвали двенадцать выстрелов. Лейтенант Шуго, военный врач, подошел к столбу, чтобы произвести «выстрел милосердия» в уже безжизненное тело. Доктор Робийар из военного госпиталя Бежен в Париже еще раз проверил, точно ли она мертва.
На часах было 6.15. Четырьмя минутами раньше, в 6.11, взошло солнце. Мата Хари – «Око дня» – была мертва.
Позже в то же утро мэтр Клюне позвонил в голландское посольство. Оно проинформировало Гаагу. Тут открылись все шлюзы для фантазий, слухов и сплетен. Уже спустя месяц после казни в дело впутали даже само голландское правительство – благодаря статье, появившейся в одной немецкой газете. Там говорилось, что Мата Хари была придворной дамой королевы Вильгельмины. Нидерландский министр иностранных дел Джон Лаудон личной телеграммой проинформировал посольство в Париже, что «я приказал опровергать все подобные абсурдные истории». Он попросил посла в Париже «предпринять все, что в его власти, если такие слухи будут распространяться и во французской прессе, и позаботиться об информировании газет, что вышеназванная особа никогда не была придворной дамой и не имела ни малейшего отношения к королевскому двору».
Расстрел Маты Хари. Кадр из фильма-реконструкции 1920 года
Владелицы дома Маты Хари в Гааге, две сестры, написали в декабре 1917 года письмо в Париж, где спрашивали, известно ли посольству, кто будет дальше платить за жилье – «ее дочь, возможно», потому что «из-за нехватки жилья в городе сейчас самое лучшее время, чтобы продать или сдать этот дом». Им вскоре представился шанс. На аукционе 9 и 10 января 1918 года мебель и прочее имущество Маты Хари было продано. Барон Эдуард Виллем ван дер Капеллен старательно держался подальше от дома своей любовницы. Он даже не забрал свою фотографию, которая заняла выдающееся место среди продававшихся с аукциона вещей.
Джон МакЛеод в многочисленных письмах в министерство иностранных дел пытался получить справку, что стало с земным имуществом его бывшей жены. «Исходя из ее больших расходов в течение жизни», он предполагал, что «она обладала немалым имуществом». Как опекун своей дочки он хотел указать французским властям на то, что по праву часть этого ее имущества принадлежит его ребенку.
Посольство в Париже, получив ответ от французских властей, сообщило ему, что «все, что находилось в ее гостиничном номере, а также ее украшения из тюрьмы „Сен-Лазар“ и все прочее имущество было продано на аукционе 30 января 1918 года». Чистая выручка составила 14 251 франк и 65 сантимов. Это соответствует в наше время двум с половиной тысячам долларов. Деньги были выплачены французскому правительству, «имевшему на это преимущественное право, для покрытия расходов на судебный процесс».
Одновременно МакЛеоду сообщили, что после тщательной проверки установлено, что умершая не передавала прав на имущество и не составила завещания.
Реакция Джона была горькой: «Моя дочь была бы единственной наследницей своей матери, если бы все, что оставила эта женщина, благодаря заботливости Французской Республики не исчезло бы полностью, не оставив и следа. Они действительно прекрасно поделили добычу».
Но даже если бы Нон и унаследовала деньги своей матери, она не смогла бы ими воспользоваться. В том же письме Джона МакЛеода в Париж от 10 апреля 1919 года, в котором он просит выслать свидетельство о смерти своей бывшей жены «для возможного замужества» его дочери, он одновременно писал, что она собирается «вскоре оставить школу и отправиться учительницей в Голландскую Восточную Индию». К этому времени она уже прошла медицинскую проверку на предмет пригодности по состоянию здоровья к жизни в тропиках. Но ровно через четыре месяца, 10 августа 1919 года, она умерла. За день до того она вместе с мачехой подбирала шелковый муслин для вечернего платья, которое собиралась носить на корабле во время путешествия. Она была абсолютно здоровой, только при выборе ткани казалась немного нерешительной, что было ей несвойственно. В 11 часов вечера Нон отправилась спать. На следующее утро Гритье МакЛеод-Мейер нашла ее под одеялом мертвой. Ночью она умерла от кровоизлияния в мозг.
Отец пережил ее на немногим больше восьми лет. В возрасте почти семидесяти двух лет он был похоронен рядом со своей дочерью на кладбище городка Ворт-Реден близ Арнема. На могиле простой камень, без фамилии: «Наша Нон – родилась 2 мая 1898 года, умерла 10 августа 1919 года – и ее отец, родился 1 марта 1856 года, умер 9 января 1928 года».
Умерли и все остальные: патетический мэтр Клюне; капитан Ладу, который по намеку англичан заварил всю эту кашу; капитан Бушардон, завершивший работу Ладу и странным образом видевший свой долг в том, чтобы довести дело до единственного вывода, казавшегося ему правильным и подходящим, а затем подписавший приказ о казни; лейтенант Морне, с ходу отметавший все объяснения и протесты; подполковник Сомпру и его присяжные; и почти все, если не все, солдаты, расстрелявшие ее. Все они сейчас покоятся в мире в своих могилах, где бы те ни находились. Все, кроме Маты Хари.
В атмосфере недоверия, царившей во Франции 1917 года, никто из ее многочисленных друзей не набрался мужества потребовать ее тело после казни, чтобы достойно похоронить. Смертные останки оказались в прозекторской городской больницы в Париже, где это тело, вызывавшее столько вожделения, споров и восхищения, послужило прогрессу медицины.
Вышло так, что все, что осталось от Маты Хари, – это немного серого пепла, где-то во Франции. Пепла, который когда-то был женщиной. Женщиной, жизнь которой началась в тихом и провинциальном голландском Леувардене, женщиной, любившей музыку, поэзию и красные платья, а позже еще деньги и мужчин, без которых она не могла жить.
Благодарность и признательность
Выразить благодарность тем многим людям, кто помог мне при поиске сведений и предварительной работе по созданию этой книги – почти безнадежное предприятие. Так как я впервые занялся делом Маты Хари больше тридцати лет назад, многие из тех, кто доверил мне свои переживания и знания, уже не принадлежат к числу живых. Прежде всего это Анна Линтьенс, услужливый дух и самое доверенное лицо Маты Хари за многие проведенные ими вместе годы. Ей я особенно благодарен.
Также я должен поблагодарить за очень ценную поддержку француза Алена Преля. Он дополнил мои собственные материалы из секретного дела Маты Хари своими скопированными оттуда выдержками, что позволило мне дополнить последнюю часть книги важными подробностями, что не удалось бы без его помощи.
Мой старый друг Лео Фауст, который, будучи репортером, в Париже встречал Мату Хари, достоин моей особой похвалы за его необычайную память. В начале тридцатых годов, когда он сменил журналистскую работу на владение и управление знаменитым голландским рестораном на Рю Пигаль, 36 (где на его фирменной вывеске было написано: «Поэт и торговец супом»), тема Маты Хари часто обсуждалась с ним за стаканчиком доброго голландского джина. За последние годы несколько встреч с ним в Голландии и многочисленные его письма дали мне немало неизвестных до сего времени фактов.
Также и госпожа Гритье МакЛеод-Мейер, третья супруга бывшего мужа Маты Хари, показала себя очень дружелюбной и гостеприимной (в этом случае, правда, вместо джина было много кофе и пирожных), хотя беседа об ее жизни с дочкой Маты Хари, похоже, вызывала в ней тяжелые воспоминания.
