Златорогий череп
– Меня зовут Евграф Павлович Глебов. Верно ли, сударь, что вы изволили забрать мою книгу? – бросил он с вызовом, но голосок дрогнул – вот-вот сорвется, зарыдает.
– Изволил, – подтвердил сыщик, указывая на стол, где лежали дощечки.
– Отдайте! – юноша сорвался на визг. – Сию же минуту отдайте!
Мармеладов сдвинул цилиндр в сторону и сжал рукоять револьвера.
– Садитесь на диван. Оба!
Они подчинились, сложив ладони на коленях, как прилежные гимназисты.
– Поговорим об этих табличках. Безусловно, я верну вашу собственность, но сперва хотел бы прояснить несколько вопросов. Вы живете с теткой, Глебов. Она в курсе вашего увлечения… Э-эм… Древними обрядами?
Евграф покраснел, но вовсе не от намека на ритуальные убийства – ему было стыдно до сих пор обитать под крылом престарелой родственницы.
– Княгиня не знает. Да и не поймет никогда. Она западница. Хоть и русских зодчих наняла, а дом все одно на англицкий манер перестраивает.
– А вы, стало быть, предпочтете деревянный терем? По старинке?
– Да! Мы с маменькой в Суздале в таком и жили. Но потом… Померла родительница. Тетка забрала к себе, но три года подле нее – сплошное мучение. Она деспот! Чуть что против ее слова скажешь… Раньше лозиной секла, а теперь денег не дает. Единственная отрада, запереться в павильоне и читать, – он вскочил на ноги, но тут же плюхнулся обратно, и шепотом попросил. – Верните летопись. Пожалуйста.
– Я внимательно разглядывал эти дощечки. Вот здесь и здесь, – сыщик указал пальцем, – два отверстия. При помощи кожаного шнурка можно стянуть в одну книгу. Судя по толщине, в ней может быть еще девять или десять подобных страниц. Вряд ли больше. Предположим, вы их разделили поровну. Стало быть, «внуков Сварога» всего четверо. Но для чего вы разобрали деревяшки?
Юноши переглянулись, советуясь взглядами – стоит ли рассказать правду. Потом Глебов покосился на черное дуло револьвера и сдался.
– Вы правы. Табличек двенадцать, а нас четверо. Мы с Заболоцким, – бородач привстал и суетливо поклонился, – проживаем в Москве, еще двое приезжают раз в месяц из столицы. Разделили потому, что в книге особая магия…
Он осекся, осознавая, как нелепо прозвучали последние слова, но тут же внутри вспенилась черная злость на распроклятого Мармеладова с его скептической ухмылкой и всех прочих, которые никогда не поймут и не поверят. Злость придала дрожащему голосу силы и какой-то потусторонней глубины.
– Магия, которую нельзя выпускать наружу в обыденном месте. Мы собираем все доски в святилище, непосредственно перед обрядом, чтобы книга надоумила нас и подсказала верный путь.
– Верный путь – жечь людей? – сыщик откинулся в кресле.
– Если бы вы прочитали, то…
– Я прочитал.
– Враки! – громыхнул Заболоцкий, но потом стушевался и пояснил. – Мы больше двух лет разбирали текст, по слову, по крупице. За неделю прочесть… Ну, ничего себе!
Глебов толкнул его локтем в бок, чтобы не отвлекал от мысли, а заодно, чтоб лишнего не сболтнул. Сам же продолжил, подбирая слова с нарочитой осторожностью.
– Когда к нам попали эти дощечки, никто и не думал поклоняться идолам. Мы просто изучали книгу, как памятник древней письменности. Но чем больше погружались в историю, тем сильнее она нас цепляла. Мы начали выспрашивать друг у друга: «А что бы ты содеял, владея магией? Пусть даже и черной? Ведь не отказался бы ты от мудрости всеохватной? От жизни вечной?» Сначала, вроде как шутили. Но однажды поняли, что готовы попробовать.
– В сказку поверили?
– Не просто поверили. Захотели сделать былью!
– Бросьте! Вы же еще совсем мальчик, Евграф. Уверен, пару лет назад боялись засыпать в темной комнате, и умоляли оставить свечу. А потом вдруг собрали друзей и огорошили: «Сегодня устроим жертвоприношение?» – сыщик произнес это писклявым голоском, подчеркивая дикость ситуации. – Право, не понимаю, от какой нужды вы все это затеяли?
– Не понимаете? Конечно, вы не понимаете! – Глебов распалялся, как паровозный котел, пыхтел, шкворчал и, в конце концов, излишний пар ринулся в свисток. – Где вам понять? Жили вы у родной тетки, которая относится к вам, как к собачонке комнатной? Без любви или привязанности, так, время от времени погладит по голове и тут же отвернется, а стоит заскулить от тоски – ударит наотмашь. У богатой тетки, которая сводит с ума своей скупостью? Каждое воскресенье в церковь несет золотой червонец, а на Пасху и Рождество может три отдать, а может и десять! В зависимости от состояния своего здоровья. Чем ей хуже, тем больше денег жертвует. Слово-то какое! Жертвует! Настоящая жертва – это я. Мне с теткиных капиталов и рубля в неделю не перепадает. А она еще глумится: костюмы мне шьет на европейский фасон, да нарочно из такой ткани, чтоб чесотка от нее начиналась. И вот я каждый день хожу в ненавистном платье, в кармане ни гроша, а кожа зудит так, что хочется разодрать до кости… Понравилось бы вам такое? О, с каким наслаждением я срывал всю эту одежду в тайном святилище! И когда мы плясали вокруг костра, взявшись за руки, вот только в этот миг я чувствовал себя не болонкой дрожащей, с вечно мокрыми от слез глазами, а человеком! Даже больше, чем человеком. Я был внуком Сварога!
– Вот, очень кстати вы напомнили, – сыщик стряхнул излишний пафос тирады, как сигарный пепел, – почему вы назвались именно внуками? Не дети, не правнуки…
– Сварог был богом и породил солнце, его сын тоже был богом. А внуки – это люди, которые осмелились приблизиться к богам. Пошли по солнечному пути, переступили через Правь и Навь, поднялись выше Яви. Могучие чародеи, бессмертные мудрецы.
– Сверхчеловеки! – выкрикнул Заболоцкий.
На этот раз Евграф не стал его одергивать, а наоборот, обрадовался поддержке.
– Именно! Когда мы резали ладони, чтобы освятить каменный алтарь своей кровью, то понимали: с этого момента пути назад уже не будет. Мы поклялись страшной клятвой, что…
– Это мне абсолютно не интересно, – перебил Мармеладов. – Лучше расскажите, откуда у вас эта мраморная тумба и кто состряпал истукана?
Юноша закусил губу от обиды и отвернулся. Но его соратник сжал бородку в кулаке, дернул пару раз и горделиво сказал:
– Лики я вырезал. Такое увлечение с детства. Когда отец запирал меня в сарае, чтобы не мешал ему блудить, я научился выстругивать из дерева самые разные фигурки и узоры. Дуб спилил слуга Кондратий, оставшиеся ветки и чурбачки мы собрали для первого костра. Алтарь привезли из Архангельского. Там в усадьбе фонтан новый строили, от старого осталась…
– Умолкни, чумичка! – набросился на него Глебов. – Мы же поклялись чужих в тайны не посвящать.
– Слуг, однако же, посвятили, – хмыкнул сыщик.
– Они бы и так полянку нашу обнаружили, рано или поздно. Припугнули мужиков: кто тетке или кому из соседей сболтнет, того привидение каждую ночь мучить станет, пока в могилу не сведет.
– Ловко. Без их помощи вы бы не справились. Камень катить, символы на нем долбить, дорогу в реке мостить – это не для белоручек. Ну, ну, Евграф Павлович, не серчайте. Скажите лучше, откуда вы узнали, как капище должно выглядеть?
– Из летописи же, – снова встрял Заболоцкий. – В тех дощечках, что у меня, хранятся, детально расписано: Перун смотрит на восток, Свентовит на север, а…
– Да заткнись ты, чертова борода! – юный язычник влепил болтуну пощечину и повернулся к Мармеладову. – Отдайте книгу и мы уйдем.
– Куда? Очередную жертву искать?
– А это уже не ваша печаль! – отрезал Глебов.
– Верно, не моя. Печалиться придется только вам, когда после дюжины костров вы не превратитесь в бессмертных колдунов, а так и останетесь голозадыми идиотами, пляшущими вокруг резного чурбана. Ведь эти деревяшки насквозь фальшивые.
– Как вы смеете?! – вспыхнули щеки под щенячьим пушком. – Если не верите сами в записанные истины, то не оскорбляйте веру других. Пусть даже их идеалы и стремления кажутся ложными…
– Я не про идеалы, – сыщик сунул револьвер в карман и вышел на середину комнаты, сжимая в руках деревянную страницу. – Сама летопись – подделка.