Сын Войны, Дочь Хаоса (ЛП)

Я не могла уйти, не с Рорком и Джеком, которые оба были полны решимости удержать меня от этого. Я закрыла глаза, перестала сопротивляться и безвольно опустилась на землю.
Рорк держал меня одной рукой и опустился на колени рядом со мной.
— Эйслинн, всё не так плохо, как ты думаешь.
Я вспомнила царапину на его руке, полученную несколько недель назад.
— Ты убил кого-то в Аризоне, не так ли? И Дейн взял пузырёк из твоей комнаты. Ты убийца. Убийца. Убийца, — я не могла перестать произносить это слово.
Рорк снова выругался.
— Я скажу тебе, кого я собираюсь убить — Корделию.
Джек наклонился надо мной, но заговорил с моим братом.
— Мы не думали, что она воспримет это так тяжело. Я бы заткнул Корделию, если бы знал, но Эйслинн знала о флаконах. Я думал…
Рорк не обратил внимания на то, что подумал Джек. Он взял моё лицо и заставил посмотреть на него.
— Это не убийство, — сказал он. — Это справедливость. Как ты думаешь, тот дилер, Корал Симпсон, заслуживала того, чтобы жить?
Корал Симпсон была той девушкой, о которой я слышала в новостях, той, которую нашли мёртвой у канала.
— Она портила людям жизнь, — продолжал Рорк, — унося их с собой. Я убил её, и город должен поблагодарить меня за это.
Я вздрогнула, услышав, как он назвал имя своей жертвы.
— Тебе не следовало этого делать. Ты не можешь просто…
— Ты думаешь, что те парни, которые угрожали тебе сегодня вечером, заслуживали жизни? Они бы перерезали нам глотки или сделали что-нибудь похуже, если бы я их не остановил. Что случилось бы со следующими невинными людьми, которые прошли бы мимо? Полиция не может позаботиться обо всех этих подонках, но мы можем.
Прикосновение Рорка стало нежным. Он убрал спутанные волосы с моего лица, затем вытер слёзы с моих щёк.
— Эйслинн… — Его голос застрял в горле, и я поняла, как сильно он хотел, чтобы я поняла. — Мы должны были быть стражами, защитниками общества. Разве ты не видишь этого? Эйслинн… Эйслинн…
Это не казалось таким уж плохим, когда он так говорил. Я хотела верить ему, цепляться за ниточку надежды, которую он предлагал. Он не был хладнокровным убийцей. Он был линчевателем, пытающимся творить добро по-своему. Он был моим братом, и он дрожал передо мной и повторял моё имя, как молитву.
Я потянулась к нему, и он заключил меня в объятия. Я не могла ненавидеть его. Мы сидели на тротуаре, и он обнимал меня. Слёзы всё ещё застилали мои глаза, но это были уже не дикие слёзы, те, что разрывали мою душу на части. Это были слёзы смирения, потому что мир был порочным местом, и я не могла изменить то, что уже было. Рорк зарылся лицом в мои волосы. Я чувствовала его глубокое дыхание на своей коже.
Подъехала машина, дверь открылась, и кто-то вышел.
— С ней всё в порядке? — спросил папа.
Я не смотрела на него. Он не сказал мне ни о чём из этого, но должен был сказать. Он должен был с самого начала сообщить мне, что такое Сетиты.
— Она просто в шоке, — сказал Рорк.
Мой отец склонился надо мной.
— Давай отвезём её домой.
Странный выбор слов. У меня не было дома. Дом Лечеминантов определённо не был моим домом, и я не хотела туда возвращаться. Я не пошевелилась, не встала. Я так устала делать то, что велел мой отец.
Рорк поднял меня, как будто я ничего не весила, и понёс к машине. У меня никогда не было выбора в этом вопросе.
* * *
На следующее утро я проспала до одиннадцати пятнадцати. Мой долгий сон, вероятно, был вызван сочетанием усталости и снотворного, которое я запила большим количеством травяного чая миссис Лечеминант. Маленькие латунные заводные часы на моей тумбочке тикали, давая мне знать, сколько времени прошло. Я уставилась в потолок и задалась вопросом, насколько долго все оставят меня в покое. Когда кто-нибудь придёт и скажет мне, что я должна встретиться с жизнью лицом к лицу?
Я не вставала с постели. Узнав, что твой отец когда-то убивал людей, и что твой брат всё ещё убивает, что это сделает с тобой.
 
«Это как быть солдатом, — сказал Рорк прошлой ночью в машине. — Ты должен убить врага. Ты можешь испытывать жалость к врагу. Во время войны парень, которого ты встретишь на поле боя, может быть хорошим человеком. Человек, стрелявший в тебя, мог бы быть твоим лучшим другом, если бы ты встретилась с ним в другое время и в другом месте. Если ты убьёшь его, возможно, мир станет ещё хуже. Так что давай, оплакивай Дейна, потому что теперь он наш враг. Прости пилота, который сбросил скарабеев на наш лагерь, если хочешь. Но не жалей тех парней, которые тебе угрожали. Они были человеческим мусором, Эйслинн. Радуйся, что они ушли».
Может быть, это и хорошо, что те парни ушли, но как я могла радоваться, что мой брат убил их? Разве у них не было сестёр, родителей, людей, которые сейчас оплакивали их?
Когда Рорк и отец привезли меня обратно в дом, миссис Лечеминант порхала вокруг меня, спрашивая, как я себя чувствую, и что она может для меня сделать. Она снова и снова повторяла, что ей так жаль, что это произошло. Она сказала моему отцу, что я спросила Корделию о флаконах, и Корделия не представляла, что ответ может как расстроить меня. Миссис Лечеминант заверила нас, прижав руку к сердцу, что Корделия сейчас ужасно себя чувствует из-за этого.
Корделии не было рядом, чтобы самой сказать об этом, но мне было всё равно. Я сидела на диване, куда меня посадил Рорк, и ничего не говорила. Ни миссис Лечеминант, которая засыпала меня вопросами, ни моему отцу, который сказал мне, что ждал подходящего времени, чтобы объяснить о Сетитах. Со всеми травматическими событиями, которые произошли за последние несколько дней, большую часть времени мы спасались бегством, спасая свои жизни, у него просто не было шанса.
Я тоже ему не ответила. Он мог бы найти оправдания. Но он всё время знал, как я отреагирую.
Теперь ночь и большая часть утра прошла. Отец мог уже уехать, зарегистрироваться на посадку в аэропорту. Я потрогала кружевное белое покрывало и не встала. Я не хотела оставаться здесь с Лечеминантами. Я бы попросила отца подделать для меня новое удостоверение личности и разослать результаты занятий в старших классах в несколько колледжей. Я бы не стала просить об Оксфорде. Просто какой-нибудь маленький колледж где-нибудь. Место, где я могла бы спрятаться. Жизнь в общежитии была бы желанной переменой.
Я всё ещё не встала с постели. Как я могла уйти от своего брата и отца? Они были моей единственной семьёй, единственными людьми в мире, которые любили меня. Как я могла оставить их и начать новую жизнь для себя? Я даже не могла встать с постели и встретиться лицом к лицу с людьми в этом доме.
В двенадцать часов вошёл папа.
— Ты проснулась, — сказал он с фальшивой весёлостью. Он сел на край моей кровати и стал ждать, когда я заговорю.
— Я думала, ты уехал в Лондон, — сказал я категорично.
— Я решил вылететь более поздним рейсом, чтобы провести с тобой немного времени, — он взглянул на часы. — Мне действительно скоро нужно уезжать, поэтому я решил, что нам лучше поговорить.
Я села и прислонился к латунной спинке кровати.
— Я хочу поступить в колледж.
— Да, ты упоминала об этом, — он поднял бровь, как будто не знал, почему я заговорила об этом.
— Я хочу уйти прямо сейчас, сегодня. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня стенограммы.
— Мы поговорим о колледже, когда я вернусь.
Мои руки сжались в кулаки.
— Я не собираюсь быть здесь, пока остальные убивают людей. Я сама подделаю справки.
Я знала, как это сделать. Последние пару лет я помогала папе делать это каждый раз, когда они нам были нужны.
Он терпеливо вздохнул.
— Я знаю, тебе трудно это понять, но не все люди вносят свой вклад в общество. Многие на самом деле делают общество хуже. Точно так же, как львы отбирают слабых и больных из стада, Сетиты помогают гарантировать, что человеческая популяция…