Сердце варвара (ЛП)

Он что думает, я намеренно пытаюсь измотать себя? Я просто пытаюсь, черт возьми, не отставать. Я сдерживаю свой саркастический ответ. Между нами нет того уюта, который был раньше, и мне больно по нему скучать. Со старым Пашовом я бы огрызнулась на него в ответ. Но этот мужчина — незнакомец, у него лицо моей любимой пары.
— Я буду иметь это в виду. — Я плотнее закутываюсь в мех и намеренно смотрю в огонь.
Он еще мгновение сидит рядом со мной, а затем вскакивает на ноги.
— Я приготовлю твою палатку.
Я должна сказать ему что-нибудь в ответ, но Пейси просыпается и причмокивает своим сладким ротиком, глядя на меня сияющими глазами, и я сосредотачиваюсь на нем. Я задираю тунику, прижимаю его к своей груди и даю ему покормиться. Это кажется проще, чем разговаривать с Пашовом, когда кажется, что все, что он говорит, разрывает мне сердце.
Я знаю, что он старается. Я знаю, что это так. Но я также знаю, что все, что он говорит, напоминает мне о том факте, что я потеряла свою вторую половинку, и это так больно.
Иногда мне кажется, что моя жизнь закончилась, когда произошел обвал.
Я вздыхаю, ругая себя за то, что так драматизирую ситуацию. На самом деле мне было легко. Я не страдала в течение «недели ада», как шесть первых девушек, когда они приземлились здесь, на Ледяной планете. Я была в трубе. Все, что я помню, — это как просыпаюсь и вижу синие лица. И Пашова. Мой милый, милый Пашов. Я полагалась на него с тех пор, как попала сюда. Мне никогда не приходилось ничего делать самостоятельно, никогда не приходилось быть независимой.
Может быть, это Вселенная говорит мне не зависеть слишком сильно от одного человека, потому что все может измениться в мгновение ока. Может быть, это карма велит мне быть более сильным человеком. Может быть, это судьба вытряхивает меня из моего самоуспокоения.
Но я не хочу, чтобы меня вытряхивали из этого. Черт возьми, мне нравилось, как обстояли дела. Вообще-то, мне это очень нравилось. Меня не волнует, что у нас нет ни туалетов, ни настоящих сковородок, ни настоящих овощей. Или яиц. Что я потеряла свою любимую работу в маленькой пекарне. У меня была моя пара, а потом и мой ребенок. Это было все, что мне было нужно.
По крайней мере, я так думала. Потому что, как оказалось, мне нужно больше.
Я сосредотачиваюсь на том, чтобы крепче прижать Пейси к себе. Со временем будет меньше больно, — говорю я себе. Просто сейчас это что-то новенькое и необработанное. Вот почему это так больно.
Время лечит все.
***
Должно быть, я заснула у костра, потому что об остальной части ночи у меня сохранились лишь смутные воспоминания. О том, как кто-то забирает Пейси с моих колен и помогает мне добраться до кровати. О том, как завернул меня в одеяла и поставил рядом со мной корзинку с моим ребенком.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, то слышу странный щелкающий звук. Я сажусь, моя голова задевает крышу маленькой кожаной палатки, и я понимаю, что это стучат мои зубы.
Здесь просто чертовски холодно.
Мое дыхание вырывается передо мной паром, а в уголках рта образуются кристаллики льда. Я смущенно вытираю их. На улице все еще темно. Почему все еще темно, если уже утро? Я толкаю одну из створок в передней части палатки…
И снег каскадом падает на вход. Внутрь проникает слабый свет, но не очень сильный. Фу. Я вздрагиваю, отползая в дальний угол палатки. Я дрожу, несмотря на то, что закутана в одеяла. На улице дьявольски холодно, и я вспоминаю, что жестокий сезон почти наступил. В прошлом году меня это почти не беспокоило, потому что я почти не покидала пещеру. Думаю, в этом году я смогу ощутить это во всей красе.
Повезло, как же повезло мне.
Я плотнее закутываюсь в меха и проверяю, как там Пейси. Он мирно спит, хотя его подгузник воняет до небес. Холод беспокоит его почти не так сильно, как меня, потому что он наполовину ша-кхай. На самом деле, больше половины. Он такого же темно-синего цвета, как Пашов, у него маленькие узловатые рожки и гибкий хвост. Почти все, что он получил от меня, — это дополнительные пальцы и маленькая ямочка на подбородке. Прямо сейчас, посапывая во сне, он сосет свой палец, не обращая внимания на то, что здесь определенно Арктика. Или Антарктида. В зависимости от того, что холоднее.
 
Я окидываю взглядом свою маленькую палатку. Должно быть, она новая, потому что я не помню, чтобы у меня была такая. Я дотрагиваюсь до внутренней стены и обнаруживаю, что это мягкая кожаная шкура двисти, вероятно, сделанная недавно за последние две недели бешеной выделки кожи. Пашов сделал это для меня? Если да, то когда? Или это просто позаимствовано у другой семьи, и я слишком много представляю себе?
Возможно. Хотя это все еще немного согревает меня.
Я надеваю столько слоев меха, сколько могу втиснуть на себя, и мне все равно холодно. Дрожа, я быстро ухаживаю за Пейси, заворачиваю его в двойные одеяла и затем выхожу из своей крошечной палатки.
Идет густой снег, бледные солнца-близнецы полностью скрыты облачным покровом. Это не метель, не совсем так. Но из-за этого путешествие превратится в кошмар. Перед моей палаткой высокие сугробы снега, и, когда я, пошатываясь, выхожу, я понимаю, что за ночь, должно быть, выпало несколько футов снега. Просто идти пешком — уже непросто.
— Хо, — кричит кто-то, и тут же появляется Пашов, берет Пейси на руки и предлагает мне руку. — Ты можешь идти? — спрашивает он.
— Я не знаю, — признаюсь я, шатаясь по снегу высотой по пояс. Мое сердце трепещет при виде него, и я чувствую себя как школьница легкомысленной из-за того, что он, казалось, ждал меня. — Я вижу, у нас за ночь немного испортилась погода.
— Это только начало, — говорит он, и в его голосе звучит веселье. Сумасшедший мужчина.
Пейзаж полностью изменился, все покрыто густым белым порошком. Там разведен небольшой костер, и группа людей прижалась к нему, чтобы согреться. Я присоединяюсь к ним, и мы пьем горячий чай и жуем вяленое мясо, чтобы позавтракать перед началом дневного путешествия. Я ем медленно, уделяя время каждому кусочку. Не потому, что это вкусно — это не так, — а потому, что я боюсь мысли о сегодняшнем походе.
В конце концов, мой чай остывает, независимо от того, как медленно я его пью, и люди начинают вставать. Вэктал приходит к группе, чтобы забрать Джорджи, и он полон энергии. Снег и холод не беспокоят ни его, ни других ша-кхаи. На мгновение я горько завидую его невосприимчивости к холоду. Кажется несправедливым, что даже с вшой в груди мне должно быть так чертовски холодно.
— Давайте потушим огонь, — говорит Вэктал нашей маленькой группе. — Доедайте, а потом нам нужно идти. Такая хорошая погода продержится недолго.
— Хорошая погода? — Джоси задыхается.
— Скоро разразится буря, — говорит Химало, указывая на небо. — Посмотри, какие темные облака.
Хор женских стонов отвечает на его комментарий.
Я медленно поднимаюсь на ноги. Все болит и кажется скрученным в узел, и от перспективы еще большей непогоды мне хочется кричать. Я сажаю Пейси на бедро и поворачиваюсь к своей палатке, только чтобы обнаружить, что ее нет.
На ее месте стоят сани гораздо большего размера, и Пашов накрывает их содержимое большим кожаным чехлом.
Я с трудом пробираюсь по снегу к нему.
— Моя палатка исчезла?
Он поворачивается и смотрит на меня, затем подбегает, чтобы выхватить Пейси из моих рук.
— Я упаковал ее для тебя.
— Ты это сделал?
Пашов небрежно прижимает Пейси к себе и ухмыляется мне.
— Конечно. Я сделал ее для тебя. И я собрал ее для тебя. — Он хватает маленькую машущую ручку Пейси и слегка встряхивает ее. — Как поживает сегодня этот малыш?
— Он великолепен. — Я немного насторожена настроением Пашова.… но довольный. В этот момент он настолько похож на себя прежнего, что мне становится больно. — Однако его мамочка борется с трудностями.
Пашов тут же удивленно оборачивается. Он подходит ко мне, пробираясь по глубокому снегу, как будто это ничего не значит.