Штурмуя Лапуту (СИ)

— Научную степень, её же зря не дают, да? — хихикнула Фунтик.
Она заснула сразу, мгновенно и крепко, как тумблер выключили. Укс обнимал маленькое, но приятно отяжелевшее тело. Размышлял о двигателе «Еху», о судьбах путешественников, слушал перегавкивания экипажа — общались на борту в основном краткими однообразными ругательствами. Иногда мимо навеса проходил кто-то из моряков — их уже можно было различить по оттенкам индивидуальной вони. Укс не морщился, хотя тянуло. Привык к хорошему, а ведь если вспомнить, мир не так уж и ароматен. Вон и Логос вернулся — сидит на захламленном борту, в Бездну смотрит, рожу кривит, от застарелых ароматов корабля нос воротит.
* * *
Сутки и еще сутки не самого приятного рейса. Уже ставший привычным клекот винтов, спиральный курс вверх, скучноватая пустота здешней Бездны.
Конечно, научной группе скучно не было, поскольку безделье и наука заведомо несовместимы. Беседовали, планировали — осторожно и неспешно — будущее взаимодействие. Фунтик рассказывала о своей родине то, что считала нужным и возможным, партнеры отвечали примерно тем же, разве что у них имелся куда больший выбор затрагиваемых тем, бытовых подробностей, поучительных случаев и забавных случайностей. Все же Фунтик куда меньше путешествовала, да и восприятие мира у нее было, выражаясь научным языком, «монохромное».
…— Да, вот она, жисть! — философствовала Профессор, жуя полоску пресной вяленой рыбы. — Прямо как у нас в молодости, да, Уксик? Идешь по судьбе, балансируешь, такой одинокий, свободный, легкий как обглоданный хвост черноперки. В карманах только фига и ножичек, и ведь хватает этого снаряжения при любой жизненной ситуации.
— Вообще-то я и тогда не очень ножичком умела, да и сейчас слабовата, — призналась Фунтик и посмотрела на Укса. — Меня иным манерам учили.
— «Ножичек» здесь в более широком смысле, — сказал Укс. — В общем-то, ножевое искусство оно полезное, ты подучишься, лишним не будет. А насчет иных манер это очень удачно. Научный специалист ты в редкой сфере, а еще умна и хладнокровна. За что ценим и любим.
Фунтик чуть заметно сморгнула.
— Вот ты дурак, Хозяин, да кто же так ляпает? — немедля возмутилась Лоуд. — Ты же первый раз про любовь говоришь! Нужно в торжественной обстановке, преклонить колено, распахнуть ларец — а там колечко с бриллиантом соответствующего размера. И текст уместный, проникновенный: «Я вас люблю, прям с вечера того рокового вторника. Примите мое большое сердце, ключи от дирижабля, клянусь обеспечить сытую красивую жизнь и рождение пятерых наследников!» В единственном числе «люблю», коллектив позже присоединяется, соблюдая уместную дистанцию.
— Не гони ерунды. Про мои чувства Фунтик знает, в конце концов, мы уже официально женаты, бумага в пять золотых обошлась, а это серьезная сумма, — напомнил Укс. — А вот тебя, как официального представителя коллектива, мы еще не слышали. В смысле, по данному вопросу, а не вообще. Так-то ты трещишь, как ошалелая пишмашинка.
— Вас не поймешь: то говори, то не трещи. Ладно, если серьезно и официально. Насчет моего личного отношения ты, Фунт Лиха, все знаешь. Ты догадливая, и интуиция у тебя даже почувствительнее твоих волшебных пальчиков. Собственно, потому и откровенничаем. Но там, — Лоуд указала неопределенно вперед и вверх, — действительно придется сложно. Столкновение цивилизаций, пусть и не очень гигантских, всегда жестоко и кроваво. Перед нами стоит достойная научно-политическая задача — минимизировать последствия конфликта. Геноцида не будет, это не наш путь…
— С терминами давай попроще, — попросил Укс, — не перегружай.
— Что такое «геноцид», я догадываюсь, — сказала Фунтик. — Прекрасно, что ваше командование настроено разумно. Но есть и вторая сторона. Могу поручиться, она, э-э… они, очень даже не прочь вас это самое… в геноцид вбить. Поскольку истинно безумны, и я знаю о чем говорю. Тут можно с научной точки зрения смотреть, с философской или чисто практической — все равно полное дерьмо получается. Вот ваш Логос взглянет поближе — подтвердит. Крови много прольется. Если учесть, что с вашей стороны тоже такие демоны есть…
Фунтик была очень умной, проницательной и решительной девушкой. Но, как и каждое разумное существо, она не была лишена предрассудков. Особенно вложенных с детства, въевшихся намертво.
— Да отвлекись ты от этого сказочного ужаса, — вздохнула Лоуд. — Ваша Рус-Катя — продукт нацеленной мифологизации, проще говоря — откровенная пропагандистская страшилка. Понятно, сразу поверить в это сложно, да и не нужно. Ты у нас особа недоверчивая, оно и правильно, но если доведется лично встретиться, сама убедишься — всё врут. Ну, почти всё. Взгляни с другой стороны: ты в детстве хранила свои невеликие, но важные финансовые средства под сенью стопы каменной Рус-Кати. И все ведь прошло нормально? Деноминации, хищений, ограблений не наблюдалось?
Фунтик улыбнулась:
— Нет, обошлось. Вообще она мне нравилась. Но каменная-старинная и ожившая Второго Пришествия — большая разница.
— Это уж несомненно. Кстати, Уксик, ты бы был настороже. Вот это «она мне нравилась» подозрительно…
— Уймись, Проф. Давайте к серьезным вещам вернемся, — намекнул Укс.
Вернулись к серьезным темам — планирование и осмысление гипотетических вариантов грядущих событий всегда сложно, а уж в данной ситуации…. Да еще отвлекал паршивый экипаж «Еху», вернее, его хищные взгляды и прозрачные намерения.
Насчет намерений славного экипажа стало понятно еще в первые сутки.
— Ограбят, сожрут и трахнут, — предсказала Лоуд. — В смысле, порядок будет обратный, но вполне очевидный. А со мной опять не определились. Унизительная ситуация! Я им этой оскорбительной нерешительности не прощу!
— Неопределенность — не самое страшное, — заметила Фунтик. — Вот со мной в их планах полная определенность, но это вообще не восхищает.
Да, команда не восхищала. Все пятеро уроженцы одной линзы — все крепкого квадратного телосложения, с длинными руками, сутулые, с повышенной шерстистостью тела. Одинаковые низкие лбы с выдающимися надбровными дугами, тяжелые, крепкие и желтозубые челюсти. Капитан вдвое квадратнее подчиненных, носит черный котелок с кокардой, единственный умеет внятно разговаривать и читать. У подчиненных грамотность, звания и имена отсутствуют за полной ненадобностью, обращение стандартное: «эйтыжоп».
В начале пути Укс несколько удивился — как столь одаренные моряки по Бездне могут ходить и даже больше одного рейса сделать? В пути стало понятно: ходят по нюху, в прямом смысле — вахтенный у штурвала непрерывно принюхивается, крылья широкого носа и торчащая из ноздрей шерсть шевелятся, ловят запахи. Насчет чуткости нюха и памяти на запахи у дикой команды всё было в порядке. В принципе, волосатый Логос им в помощь, мало ли какие способы навигации используются в воздухоплавании, но уж очень незамутненно они на пассажиров реагируют, особенно на Фунтика, и, как не прискорбно, на пилота. Скудная форма матроской одежды физиологической реакции не скрывает. На багаж путешественников тоже реагируют, особенно на съестное. Не удивительно, поскольку сам экипаж «Еху» питается недоваренной толченой свеклой, в которую для питательности добавляют смалец из большой древней бочки.
— Как ученый сугубо прогрессивных взглядов, гуманный и чуждый антропологическим предрассудкам, оставляю индивидам полное право на выбор внешности. Но это же шмондец какой-то! — признала Лоуд. — Особенно по факторам откровенности намерений и состоянию бортового гальюна. Может, пора как-то сгладить это природное недоразумение? Укс, как там по твоей технической линии?
— Да как-то никак, — проворчал пилот.
В двигательный отсек Укса попросту не пускали. Стоило заглянуть, как дежурный «моторист» с рычанием заслонял люк широкой амулетно-волосатой грудью. Амулеты зловеще стучали птичьими косточками и грубо пробитыми монетами, рычания и попытки толкнуть не оставляли сомнений — рассмотреть двигатель не позволят. Вряд ли в отсеке стояло что-то особо хитроумное и сложное, видимо, какой-то простой, но оригинальный двигатель капельного типа. Но оставались некоторые сомнения: до сих пор пилоту с подобными устройствами сталкиваться не доводилось, возможны какие-то тонкости в управлении, рисковать не хотелось. С другой стороны, алчные взгляды команды и состояние гальюна становились попросту невыносимы.