Штурмуя Лапуту (СИ)
— Не факт. Кстати, а сколько ей лет по твоей научной оценке?
— С этим сложно. У нее довольно сложная смесь генов, а расу и народ вообще фиг определишь. Иной раз на восемнадцать лет выглядит, а искоса глянешь — уже под сорок.
Укс глянул с изумлением — иной раз научного специалиста крепко заносило.
— Говорю же — сложно, — оправдалась Лоуд. — Видимо, это у нее личная уникальная неопределенность. Как и с глазами. Собственно, тебе какая разница? Мы с тобой все равно старше, даже без учета конкретного видового и племенного возрастного коэффициента. Можешь это самое… вступать в отношения, она явно совершеннолетняя.
— Ты оглохла? Не можешь усвоить? Не хочу я никуда вступать.
— Не, ну шмондец какой-то. Парковка разума, бесплатный отстойник оштрафованного мозга. «Сколько ей годочков? Глазки у нее какие? А пистолик у нее хороший?» — так вопросами и сыплешь. А тесные отношения — нет, не нужны. Главное, сам в это веришь. С гномками, герцогинями и представителями сферы обслуживания таких сложностей вообще не возникало, отрабатывал как миленький. Хорошо, не решаешься ее трахнуть, она тебя сама рано или поздно отбарит. Дело естественное, закономерное, интриги тут мало. Вернемся к Сан-Гуаносу. Вот ты уверен…
Нет, Укс ни в чем не был уверен, но так оно с боевыми операциями частенько и бывало. В жизни Логос частенько отлучается по своим божественным делам, оставляя почитателей в сомнениях и недоумениях. Приходится опираться на очевидное, и делать куцые промежуточные выводы. Чем непременно нужно заняться — это ремонтом аппарата.
Работать Уксу было все еще неудобно, сидел, вытянув подбитую ногу, руководил. Дамская часть команды пыхтела, сначала разбирая аппарат, потом заново собирая и приступая к штопке ткани. Восстановленная лично пилотом пострадавшая распорка встала на место без капризов, но проявились иные проблемы.
…— Шире стежки клади, шире! — тыкала перепончатым пальцем Лоуд.
— Совсем некрасиво получится, — защищалась воровка, весьма уверенно орудуя иглой.
— Что ж нам красота, если ниток в обрез⁈ Нам хоть кривенько, хоть косенько, но долететь нужно, а не великолепием обновленного дизайна блистать.
— Про дисайн не знаю, этому меня не учили, но соразмерность и ровность стежков задает дополнительную поднимательную силу. Наверное, задает, мне так кажется, — поправилась воровка и посмотрела на Укса.
— Да, рассуди-ка, барин, — ухмыльнулась Лоуд. — Что там у нас насчет дизайн-дисайна?
— Нелишняя составляющая, с ней намного лучше, — сказал пилот. — Но учитывая конкретные условия и недостаток материалов, мы сейчас идем путем максимального упрощения. Но раз уже и возможности упрощения практически исчерпаны, нам тупо нужны нитки. Ближайшее место, где их можно достать — Сан-Гуанос. Следовательно, придется туда слетать. Заодно заберем сапоги и остальное барахло.
— Туда? К святым отцам и сестрам? — кажется, воровка слегка побледнела.
— Так а выбор каков? Нитки там точно есть. Я их видела. К тому же кто-то по пистолетику очень горевал, — напомнила Лоуд. — Как раз и заберешь игрушку.
— Я⁈ — пролепетала девица, опуская иголку.
Все же не железная воровка, волнение иногда выдает. Глаза расширились, и вроде бы, действительно хороши. В большей степени именно своей выразительностью и красивы. Но все равно трудно их рассмотреть.
— Могу я слетать, мне привычнее, — сказала Лоуд. — Хотя нет, не могу. Я же тяжелая, а там багажа полно. Опять что-то бросать придется. Нет, придется тебе лететь — ты намного легкомысленнее и легковеснее. Рясы, кстати, там возьмете, а то ходим голые, как австралопитеки. Пусть сквозняки тут умеренные, но оголенность унижает мое научное достоинство. Мне рукава нужны для утирания вспотевшего от размышлений лба. И блокнот мне, наконец, привезите. И еще хлеба можно прихватить. И сарделек. О морепродуктах даже не намекаю.
— А… — воровка сдержала эмоции. — Просто хотела напомнить, что вам за побег гарантирована высшая степень сожжении. Ну, и мне тоже. За клятвопреступление и распутство согреет костер пятой степени, не меньше.
— Статья распутства всем беглецам «прицепом» навешивается, или только монашкам? — заинтересовалась Профессор.
— Я же с богохульником мужского пола сбежала, следствие это обстоятельство непременно отметит.
— Вот! Я и говорю — блокнот нужен. Щас бы я живо сочинила свидетельские показания: «присутствовала при злодейском побеге, подтверждаю отсутствие факта распутства и болезненное состояние богохульника». Определенно могли бы статью снять. Хотя, тогда надо бы приложить фото поврежденной конечности демона и врачебную справку о затруднительности процесса распутства, ввиду ограниченной дееспособности обвиняемого в указанный период времени.
Воровка только вздохнула, кажется, поняв, что издеваются. Посмотрела на Укса.
— Ты действительно легче весом. У Профессора, несмотря на стройность телосложения, кость тяжелая, — пояснил пилот. — Слетаем, много времени это не займет. Хлеб оттуда можно не брать, орехами обойдемся.
— Орехи — они калорийные, вообще не диетические. Так что нечего попрекать «кость тяжелая, кость тяжелая». Кому сейчас легко-то? — напомнила Лоуд. — Ладно, пойду, натрясу калорийных на ужин, не буду мешать обсуждению операции.
Профессор и ведро направились в орешник.
— Ну? — осведомился Укс, глядя на сменную напарницу.
— Что, собственно, «ну»? — довольно сухо уточнила воровка. — Решили уже. Надо, значит, надо. К тому же понимаю — это проверка. Мне выбирать не приходится. А если меня инквизиция спалит, непременно буду к вам ночами призрачно являться. Вздыхать беззвучно, но очень печально.
— Это не обязательно. Обойдется без костра. А если не повезет, Профессор потом за нас отомстит. Заявится и пожжет поганый город.
— Там довольно крупный город.
— Ничего, Лоуд справится. Давай дошивай, и сборку-разборку аппарата еще раз пройдем.
— Зачем? Я все равно сама не осилю.
— А куда ты денешься? Если со мной что-то случится, у тебя один шанс смыться с Сан-Гуаноса — улететь.
— Спятили, господин пилот? — довольно искренне удивилась воровка. — Я с пилотажем никогда не справлюсь, у меня от одного вида, что земли нет, все мышцы намертво сводит. Одна мысль — удержаться.
— Так это главное. Сначала удерживаешься, потом управлять начинаешь. В обратном порядке вообще не получится. Хватит болтать, шей…
Шила, расчетливо растягивая стежки. Укс, опираясь на костыль, стоял за спиной, контролировал. Всё же какая она миниатюрная. Пряди волос слегка задевают узкие плечи — чуть вьются на концах, видимо, умывалась в озерце, подмочила. Линия плеч худая, но изящная. Пахнет папоротником. Движения сдержанные, точные. Ну да, руки-то умелые, того не отнять. Показалась щека — практически девичьей гладкости, характерная линия скулы. Кто, всё-таки, у нее в предках и крови отметился?
Укс понял, что очень тянет взять за плечи, прижать к себе эту спину, такую легкую, с очевидной цепочкой позвонков, странным образом одновременно трогательную и привлекательную.
— Не делай так.
Сказал неожиданно для самого себя. Почему-то негромко и не резко.
— Стяжек поменьше? — уточнила, прямо совсем-совсем не понимая, о чем речь.
— Я не про стяжки. Просто не дури.
Недоуменно пожала плечом, но щека стала неочевидной, спина просто спиной. Лица не видно, наверняка спокойное, сосредоточенное. Но ведь весело девице, уж точно весело.
Трижды собрали-разобрали дельтаплан. Укс только указывал и объяснял, справлялась сама, разве что со скатыванием ткани имелись проблемы — девчонке много лишних движений приходилось делать — маловат шаг, и длины рук не хватает. Всё остальное тоже маловато: грудь почти девчоночья, с крошечными сосками, попка компактна, бедра узковаты, губы бледноваты. Хотя симпатично. Главное, само по себе симпатично, без фокусов.
Как же она это делает? Раз! — смотришь и думаешь о плотском. Раз! — и уже не думаешь, и даже не понимаешь, почему думал-то. Глупое ощущение, если ты себя контролируешь. Магии точно нет, по крайней мере, ощутимой и весомой. Совершенно непонятно. Логос смотрит, удивляется, опять плешь свою скребет.