Штурмуя Лапуту (СИ)

…Заросли, высоченные деревья, ну, как без этого… Логос-то бдит…
…Вот теперь пассажирки завизжали… прямо в один голос, не разберешь, кто ученый-земноводный, кто вороватый-предательский…
…Метнулся навстречу лес и холм. Деревья показались фантастически огромными, в последний миг пилот смог накренить аппарат, чудом проскочили меж чудовищных стволов, с хрустом влепились в подлесок…
…Швырнуло Укса не то чтобы далеко от аппарата, но жестко. Кувыркаясь, пытался сгруппироваться, не особо преуспел, от очередного удара боль прожгла ногу от ступни и выше…
…— Эй, живы? — завопила Профессор, выбираясь из кустов и отряхиваясь. — По моей рабочей версии, мы в заповедном краю. Как оно… реальная зазубренная пуща! Меня орехами так и обсыпало. Орехи, товарищи, это хорошо! В малину приземляться намного хуже — она колючая и липкая. Чего сидишь, Уксик? Нога?
— Она.
— Ничего страшного, сейчас зафиксируем, полежишь, отдохнешь, орешков погрызешь. Зубы-то не выбило?
  
Глава седьмая
 
На орехи
 
Пригревало сквозь ветви здешнее неочевидное солнце, Укс лежал на приятно пахучих ветвях и менее приятно пахнущей, слегка заплесневевшей ткани, и бездельничал. Ну, не то чтобы совсем бездельничал, просто размышлять в столь неспешном темпе казалось отдыхом.
Вообще островок был неплох. Лесистый, густо заросший огромными деревьями, с крошечным, четко «отцентрованным» по середине линзы озерцом. Профессор утверждала, что деревья — секвойи рода Тихоокеанско-Удаленная. Ну, пусть будут. Собственно, оценивать деревья полноценно, вместе с кронами, Уксу было лень — это нужно на берег выбираться, голову задирать, вершины разглядывать. И так понятно: высоченные, ствол толщиной с корпус безвременно усопшего «Фьекла». Никакого толку от такой флоры. Хотя, конечно, выглядят деревья грандиозно.
Вторым лесным слоем шел орешник — пышные кусты, высотой метров в пять, заполняли все пространство между массивными стволами секвой, сплетаясь листвой в единый тенистый шатер. Ниже произрастал мелкий кудрявый папоротник. Растительность насчитывала не так уж много видов, но чахлой она не казалась, даже наоборот.
Лагерь разбили на берегу озерца, без труда отысканного Лоуд еще в первой разведке. Укс тогда доковылял и вновь завалился спать — организм настоятельно требовал.
Ну, трое суток — достаточное время для отдыха. Организм отдохнул и слегка отожрался, его хозяин тоже слегка расслабился. Следовало принять решение.
Укс скептически глянул на берег: папоротники зверски вытоптаны, земля густо усыпана ореховой скорлупой — прямо многолетняя стоянка древнего человека, если не сказать «деятельной обезьяньей стаи».
Орехи, это да. Вкусные, крупные, сорт «Лещина Фатоостровная» — это по классификации главного научного ума. Что интересно, видимо, произрастают в «вечно-спелом» виде. Остается лишь собрать, прокалить-поджарить на костре, и можно полакомиться. Набрать новых ничего не стоит — дамы «ведро» минут за десять натрясают.
Ведро, ткань, профессорская обувь — все было найдено на месте. Конечно, ведро было не особо удобным — просто шлем закрытого типа, с остатками красивого черного лака на своде. Унаследован от предшественника, разбившегося на Орешнике много лет назад — обломки самолета наполовину поглотила мягкая земля и кудряшки папоротника. Кости пилота нашлись у озера. «С тоски застрелился, следов насилия не обнаружено» — немедленно закрыла следственное дело Лоуд. Оружие при покойнике действительно имелось — компактный двуствольный кремневый пистолет. Но пистоль порядком сгнил, да и вообще судьба человека, летавшего на аппарате из неизвестного легкого металла, носившего роскошный композитный шлем с забралом из дымчатого, алмазной твердости стеклоподобного материала, но имеющего на личном вооружении лишь сомнительный пистолетик — тот еще сюжет, лучше в него не вдумываться. Собственно, никто о покойнике не спорил, женщины захоронили кости, Лоуд произнесла краткую речь о бесстрашных покорителях воздушных пространств и поблагодарила покойника за завещанную хорошую обувку. Ботинки покойника действительно были недурны: легкие, крепкие, из непонятного, но определенно не склонного к гниению и плесневению материала, да еще с удобными само-застежками. В чем Профессор права, так это в том, что когда время выдастся, родину покойника нужно будет непременно посетить и прибарахлиться на предмет обувки — очень годные ботинки.
Всё верно — когда регулярно терпишь авиакатастрофы, с обувью возникают определенные проблемы. Был бы Укс в момент посадки обут, травмы можно было избежать. Сейчас нога пилота была забинтована, особой болью не донимала, отек быстро сходил. Это благодаря воровке.
…— Если позволите, могу заняться, — сказала она тогда.
Укс сидел, пытался рассмотреть что, собственно, с конечностью случилось — порой собственные ноги не очень-то оценишь: и больно, и неудобно.
— Так-так, а щипачка-то у нас к медицине отношенье имеет, — догадалась Лоуд, распарывая на бинты подол пилотской рубашки.
— Не совсем к медицине, врать не стану, я безграмотная. Но слегка помочь могу, — пояснила девица, не вдаваясь в подробности.
— Ладно, не ври пока, с этим можно повременить, — разрешила Лоуд. — Можешь помочь, помогай. Чего уж церемониться после столь интимных полетов, меня так страстно лет десять никто не обнимал.
— Я не специально. Испугалась немного, — вежливо пояснила воровка, и взялась за ногу пилота…
Странное это было ощущение. Нет, прикосновение маленьких ладоней не обладали мгновенным обезболивающим эффектом. Нога по-прежнему болела, и довольно сильно. Но манипуляции с подпорченной конечностью боль не усугубляли, хотя должны были. Прикосновений Укс попросту не чувствовал. Как ложатся витки драного бинта, ощущал, а сами прикосновения отсутствовали.
— Все ж магия, а? — поинтересовалась Лоуд, с любопытством следя за процессом. — Или не магия, просто опыт, к примеру, на профессиональном бальзамировании рука набита?
Воровка не ответила, да и не ее спрашивали — понятно, что все равно искренне не ответит. Это Профессор по своей отвратительной привычке всяческие научно-следственные гипотезы вслух озвучивала.
Тогда Укс с облегчением вытянул ногу и заснул. Позже к допросу непосредственно по медицинским умениям пассажирки и не возвращались. Ногу она трижды в день осматривала и перематывала, кратко спрашивала об «изменении чувства». Укс отвечал, пытался разгадать, как она это делает. Лоуд тоже присматривалась — Логос свидетель, островок был хорош, но с развлечениями негусто, только вот загадки и отгадывать.
— Ну, так магия или точно не магия? — не утерпела Лоуд, когда непонятная лекарша пошла к озерцу стирать сменный бинт.
— Видимо, ни то и ни другое. Есть капля магии, наверное, училась у кого-то, но сама не имеет способностей, — предположил Укс. — Хотя навык жутко полезный.
— Угу-угу. А она тебя крепко прельщает.
— Нет. Тут сложнее. Вот как с ее магией.
— Да я поняла. И нравится, и не нравится одновременно? Парадоксально. Но так оно, видимо и есть, со стороны даже виднее.
Воздухоплаватели смотрели на загадочную воровку. Та стояла по колено в воде, полоскала бинт. Явно понимала, что о ней говорят, но ничем не показывала своего напряжения. Вот в этом умении притворяться она определенно недурна. Остальное спорно.
Смотрел тогда Укс на почти обнаженную девушку и пытался сформулировать. Собственно, все жертвы беглого кораблекрушения оказались практически раздетые: все имущество пришлось на берегу проклятого Сан-Гуаноса побросать. Лоуд ворчала насчет утраты бесценных универсальных ШУПЭ, сам Укс остался в трусах-боксерах и теперь уж окончательно укоротившейся рубашке, а воровка совсем уж обнищала — в одних трусиках. Нет, не то чтобы совсем трусы — на ней был довольно странный элемент белья, по сути, узкая лента, схожая с тем же бинтом, не очень длинная, и довольно оригинальным манером охватывающая бедра. Ничего подобного воздухоплаватели ранее не встречали, хотя Уксу доводилось раздевать дам в самых отдаленных регионах миров, а Профессор женским бельем интересовалась из научных соображений — нет, не с чисто академическими целями, просто данная «сравнительно-бельевая» тема очень интересовала прекрасную Блоод, да и иных влиятельных дам — они о всякой экзотике слушали с большим интересом, как раз весьма практическим.