Эсминцы против линкоров (СИ)

Потому и верно просчитать действия против русского флота представлялось гросс-адмиралу совершенно нестандартной задачей, которую, наверное, можно было решить лишь с помощью собственной интуиции, а также импровизации. В то же время, Редер всегда старался проявлять осторожность, чтобы избегать риска гибели кораблей и действовать наверняка. И как все это совместить в предстоящем сражении, он еще не решил. Сидя в задумчивости над картой Балтийского моря с линейкой и циркулем, он решал для себя дилемму: устроить налет на базу русских на полуострове Ханко, или же сначала атаковать Моонзунд?
* * *
Когда большое совещание закончилось, в просторном кабинете остались лишь трое: командующий флотом Трибуц, начальник штаба Пантелеев и комиссар Лебедев. Подождав, пока все уйдут, они обсуждали итоги совещания, панибратски обращаясь друг к другу по именам и на «ты».
— Женя, ну ты бы уже не позорил меня. А то, когда при всех спросил, в своем ли я уме, так я и не знал, куда провалиться от стыда, — проговорил Пантелеев, обращаясь к комиссару, сидящему напротив него, по другую сторону совещательного стола.
— Извини, Юра, вырвалось. Но, я за дело общее болею, за нашу Советскую Родину, ты же знаешь, — сказал Лебедев.
Трибуц, смотрящий на них со своего командирского места во главе огромного стола, проговорил:
— Хватит вам рассуждать о ерунде, кто кого обижает. Как дети малые. Скажите мне лучше, что чувствуете? Где немцы первым делом ударят?
— Так, Володя, понятно же, где немцев ждать: на Моонзунде. Потому что наша база там мешает им взять Ригу и продвигаться в направлении Таллина. Они же знают, что наши корабли на архипелаге боезапас пополняют, чтобы обстреливать берег Курляндии. Да и наши летчики, которые Берлин оттуда бомбят, покоя немцам не дают, — сказал комиссар.
— А я вот чувствую, что сначала их эскадра пойдет к Ханко, — высказался начальник штаба.
— Так почему не сразу на Кронштадт? — усмехнулся Евгений Лебедев, не веря в версию Пантелеева. Но, тот объяснил:
— Дело в том, что одними кораблями немцы Моонзунд взять не смогут. Это им не демилитаризованные Аланды. Чтобы на Моонзунде попытаться добиться успеха, им надо готовить серьезную десантную операцию с большим флотом десантных плавсредств и тральщиков, примерно, как уже было в Империалистическую. А быстро такую серьезную операцию им не подготовить. Обстреливать с моря острова, конечно, могут, чтобы угрозы демонстрировать, но без десантной операции смысла в этом для немцев будет мало.
— А кто, кстати, командует их эскадрой? — спросил Трибуц.
— Мне об этом пока не докладывали, — сообщил Пантелеев.
Лебедев посмотрел на них хитро, с ленинским прищуром, и проговорил:
— А мне тут информация поступила по партийной линии, что допросили какого-то немецкого моряка, случайно подобранного из воды нашими подводниками, когда их лодка всплыла ночью в районе гибели «Силезии». Так вот, он рассказал, что, якобы, сам Главнокомандующий всем немецким флотом, гросс-адмирал Эрих Редер, ведет их главные силы. Не знаю, насколько правда, эта информация сейчас проверяется.
— Если так, то точно пойдут сначала к Ханко. Редер — это лис хитрый и осторожный, — пробормотал начальник штаба.
— Маловато я про него знаю, — честно признался комиссар.
— Да и я не густо. Вроде бы деятель какой-то немецкий, вроде морского министра. Так что рассказывай нам, Юра, что о нем знаешь, — сказал Трибуц.
— Ну, если в двух словах, то весь вот этот флот с новыми линейными кораблями, который сейчас враги имеют, этот Редер, можно сказать, выстроил. Из руин Германию поднял, как военно-морскую державу, — поведал Пантелеев.
— Ну, а боевой опыт у него какой-нибудь есть? — спросил Евгений Лебедев.
Начальник штаба кивнул:
— Да, имеется. Академию он закончил и участвовал в Первой мировой войне штабистом у адмирала Хиппера, в сражении у Доггер-банки побывал и в Ютландской морской битве тоже. А после войны он какое-то время, что-то около года, командовал только что достроенным легким крейсером «Кельн», пока его не назначили в командование немецкого флота.
 
— Ну, тогда это, действительно, хитрый немецкий морской черт, — констатировал Трибуц.
— Да и наплевать, — бросил комиссар. И тут же пояснил:
— Этот Редер, значит, с восемнадцатого или с девятнадцатого года ни одним кораблем не командовал сам. А с той поры двадцать с лишним лет все по кабинетам штаны просиживал. Так что совсем не факт, что командовать эскадрой на море он будет лучше, чем те командиры, кто меньшие должности занимают, но все время на мостиках кораблей жизнь проводят.
— Между прочим, их новейшим линкором командует инженер по фамилии Топп. Тот тоже вряд ли выдающийся флотоводец, — заметил Пантелеев.
— Да и фамилия для флотоводца у него какая-то странная. Топп — это созвучно слову «утоп». Есть в этом что-то от утопленника, — пошутил комиссар.
Тут в дверь осторожно постучали.
— Да! Входите! — громко, хорошо поставленным командирским голосом произнес Трибуц.
И в кабинет вошел один из молодых помощников вице-адмирала, судя по знакам различия на рукавах летнего кителя, лейтенант. Держа в руках черную кожаную папку, он доложил прямо с порога:
— Доставил документы, которые вы просили, товарищ командующий.
— Давай сюда, Петя, — провозгласил Трибуц. Не вставая со своего большого кожаного кресла, он взял папку с бумагами из рук помощника, когда тот подошел вплотную, и не то попросил, не то приказал:
— Организуй нам чай.
А после того, как парень вышел, Трибуц раскрыл папку и, разглядывая бумаги, проговорил:
— Вот. Принесли список всех наших эсминцев и их командиров. Так что будем выбирать, кого там назначить в эти самые «Красные волки».
  
Глава 14
 
— Значит, так. Помнишь, Юра, мы с тобой перед войной список рейдерской эскадры писали, а потом распределили эти силы в разные места? Так оттуда теперь эсминцы и возьмем для ударного отряда «Красных волков». Сейчас прочту, что там у нас есть.
Командующий Краснознаменным Балтийским флотом перевернул несколько страниц и зачитал:
— Вот этот список эскадренных миноносцев проектов «Семь» и «Семь-У»: «Гордый», «Грозящий», «Гневный», «Сметливый», «Стерегущий», «Сторожевой», «Стойкий», «Сильный», «Сердитый», «Славный», «Суровый» и «Смелый». Двенадцать кораблей. Вот только «Суровый» в Кронштадте на ремонт поставлен, да у «Гневного» и у «Грозящего» поломки машин обнаружились. Значит, исправных всего девять.
Комиссар возразил:
— Нет, больше. С тех пор мы еще четыре новых эсминца получили, которые достраивались: «Скорый», «Статный», «Страшный» и «Свирепый». Заводчане наши постарались и поднажали. В три смены теперь работают. Я вопросы строительства кораблей теперь сам курирую, с руководством верфей и заводов постоянно на связи. Конечно, не только тороплю директоров предприятий, а и помогаю им по партийной линии, всем, чем могу, да и через свои связи в Москве надавливаю, чтобы центр все нужное быстро досылал, а наши чтобы вовремя все необходимое для производства получали. Поставки отладили со всей страны, потому и быстрее стали работать судостроители.
В этот момент снова вошел лейтенант по имени Петя. На этот раз с подносом, поставив который на стол перед тремя начальниками, он быстро удалился. На подносе дымился чай в хрустальных стаканах, обрамленных серебром тяжелых гербовых подстаканников, оставшихся в адмиралтействе с царских времен. Что наглядно демонстрировало присутствующим, что далеко не все разворовали в 1917-м году революционные матросы. Отдельно в серебряной конфетнице лежали сушки. Взяв одну из них, похрустев ею во рту и запив чаем, начальник штаба вдруг поинтересовался:
— Кстати, а что у нас там по тяжелому крейсеру «Петропавловск», который бывший «Лютцов», купленный в Германии? Как строительство его движется? Ускорили, надеюсь, достройку? Есть новые донесения какие-нибудь?
Комиссар кивнул, отхлебнул чай и сказал: