Заложник зла (ЛП)
На полпути по длинной улице, у дома с вывеской «Продается», вывешенной на лужайке, Рэт сигнализирует нам остановиться. Мы въезжаем на подъездную дорожку и глушим двигатели. Рэт указывает на то, что кажется старым двухэтажным домом в конце улицы. Никаких вывесок, никого снаружи. На самом деле, вся улица кажется городом-призраком, или все на работе.
— Это оно, — говорит Рэт.
Я оцениваю дом. Он выглядит обычным, с окрашенным забором, который проходит через заднюю часть дома с обеих сторон, вероятно, для защиты от хищников и для уединения. Ближайшие дома с обеих сторон находятся на расстоянии ста футов или больше. Подъездная дорожка проходит вдоль боковой части дома вокруг задней части. Там есть ухоженный сад и низкий кустарник, аккуратно выстилающий подъездную дорожку, а каменная дорожка ведет к входной двери.
Чистый американский пригород, прямо из «Проделки Бивера».
Я спешиваюсь вместе с остальными, которые снимают шлемы. — Я пойду и проверю это место. Рэт, ты идешь со мной, — я жестом подзываю его. Высокий, но стройный, с приятным лицом, он вряд ли кого-нибудь там напугает. — Мы не хотим пугать дорогую старушку Рози в следующей жизни, когда все мы будем стоять на ее крыльце. Рипер и Страйкер, вы остаетесь здесь и смотрите в оба.
Рэт и я оставляем Страйкера и Рипера позади и идем по дорожке к входной двери. Я бросаю на Рэта взгляд и указываю на табличку, вывешенную на ухоженной лужайке перед домом. На табличке написано «Защищен системами сигнализации Бейтса».
— Я вижу, — говорит Рэт тихим голосом, выглядя совсем не обеспокоенным. — Я позабочусь об этом, если нам придется.
Я оглядываюсь на окна. Нет жалюзи. На подъездной дорожке нет машины. Может быть, дома никого нет. Я стучу медным молотком в дверь.
Никто не отвечает, и я ничего не слышу изнутри, поэтому стучу снова, на этот раз громче.
Через несколько секунд щелкает замок. Дверь открывается, и в щель выглядывает лицо молодой девушки.
— Да? — она говорит так тихо, что я почти не слышу ее.
Мне сразу бросается в глаза несколько вещей. Ее лицо желтоватое и бледное, как будто она годами не видела солнечного света. Ее светло-каштановые волосы длинные и вьющиеся. Ее одежда выглядит старой и поношенной, мешковатые джинсы свисают с ее очень худого тела. На ней выцветшая черная футболка «Харлей», эмблема наполовину стерта. У нее вид нездорового человека, который сильно похудел за очень короткое время. Черт, ей не может быть больше девятнадцати.
На ее лбу тоже выступает пот, и как только ее взгляд падает на наши порезы, то немногое, что осталось на ее впалых щеках, исчезает с них.
Запугивание не сработает с этой девушкой. Если мы собираемся попасть в этот дом, нам нужно действовать осторожно. Я отступаю назад, позволяя Рэту взять верх.
— Привет. Рози здесь? — спрашивает он.
Девушка качает головой. — Ее сейчас здесь нет, — и снова ее голос едва слышен, но он недостаточно низкий, чтобы я не заметил в нем дрожи. Люди обычно успокаиваются, когда Рэт разговаривает с ними, любая нервозность по поводу нашего статуса байкера успокаивается. Но когда он шагнул вперед, отнюдь не спокойно, она вздрогнула. — Не хотите ли оставить сообщение?
— У вас есть свободные комнаты? У нас в городе есть несколько парней, которые ищут место, где можно остановиться на несколько ночей.
— Рози вернется только завтра, — она заламывает руки. Я замечаю, что они мозолистые и потрескавшиеся. Ди назвала бы их руками посудомойки. — Я не знаю, что есть прямо сейчас.
Рэт бросает на меня взгляд, и я слегка киваю ему, молча говоря ему, чтобы он продолжал говорить, пока я перехожу через парадную лестницу и заглядываю в окна, как будто пытаясь понять, тот ли это тип жилья, в котором мы бы остановились.
Рэт получает сообщение. — Сколько стоят комнаты? И что входит в них?
Слева от дверей большое эркерное окно выходит в безупречно чистую гостиную с чистым бежевым ковром, ужасной мебелью с цветочным рисунком и уродливыми лампами на боковых столиках. Дальше я разглядываю лестницу, ведущую на второй этаж.
Это похоже на бабушкин дом, место, где маленькая старушка хлопочет на кухне, выпекая печенье и сытные завтраки для своих постояльцев. Я был бы готов бросить все на хрен и отправиться обратно прямо сейчас, списав эту поездку на пустую трату времени, если бы не знал, что что-то не так.
Эта женщина связана с Адамсоном, парнем, из особняка которого сбежали боевики, и эта чертова цыпочка выглядит слишком нервной. Она что-то скрывает.
Я возвращаюсь к Рэту, когда он ее о чем-то спрашивает.
— Я ничего не знаю о том, сколько она берет, — говорит девушка тем же дрожащим, тихим хрипом. Она переступает с ноги на ногу. — Я всего лишь экономка.
Она выглядит так, как будто вот-вот скажет нам убираться, но она слишком чертовски боится сказать это. Она также не смотрит ни одному из нас в глаза, ее взгляд устремлен в пол.
Рэт смотрит на меня через плечо. Его брови хмурятся от беспокойства, прежде чем он четко произносит: — Она в ужасе.
Я подхожу ближе к двери.
Ее поведение кричит о покорности. Она так сильно напоминает мне Эмму, что это выбивает меня из колеи. Что, черт возьми, здесь происходит?
Я смотрю ей за спину, но в коридоре слишком темно, чтобы сказать, есть ли там кто-нибудь. Затем я сокращаю расстояние между нами. Она вздрагивает, ее рука сжимает дверь так, что костяшки пальцев побелели, но я замечаю, что она не закрывает ее. Я кладу руку на дверной косяк, создавая впечатление секретности.
— Все в порядке? — спрашиваю я, понижая голос.
Наконец ее глаза устремляются на мои, и они расширяются, как будто она видит что-то в моем лице, что пугает ее.
— Все в порядке. Мне просто нужно вернуться к домашним делам, — она делает небольшой шаг назад. — Все в порядке, — говорит она почти твердо. — Рози вернется завтра. Пожалуйста, уходите.
С этими словами она закрывает дверь, и замок щелкает.
Рэт смотрит на меня, как будто хочет что-то сказать, но я слегка качаю головой и жестом приглашаю его следовать за мной. Мы идем по дорожке, никто из нас ничего не говорит, пока мы не выходим на улицу.
— Она была чертовски напугана до смерти, — тихо бормочет Рэт.
— Черт. Да, — я сопротивляюсь желанию оглянуться на дом и насторожить ее, если она наблюдает за нами.
— Может быть, она просто боится нас, — говорит Рэт, указывая на наши порезы.
Большинство людей в Неваде знают, кто мы такие. Черт возьми, Эмма, должно быть, единственная женщина, которую я встречал, которая не понимала, что означают наши нашивки. Но я могу сказать, что Рэт не больше, чем я, верит, что эта цыпочка отреагировала не только на появление двух байкеров на ее пороге.
Рэт и я идем по улице к дому с табличкой «Продается», где ждут Рипер и Страйкер.
Меня поражает, почему поведение этой девушки беспокоило меня. Это больше, чем просто страх, который я увидел в ее глазах, когда подошел к ней. Как бы Эмма ни боялась меня иногда, это не идет ни в какое сравнение. Я уже видел такое поведение раньше. Я видел это каждый день, пока рос.
Всякий раз, когда незнакомые люди подходили к двери или кто-то новый приходил в гости, у нее было такое же выражение лица. Моя мать принимала тот испуганный вид человека, который боится, что ее тайна будет раскрыта, и последствий, которые за этим последуют. Она выглядела разбитой, сломленной, как будто борьба покинула ее настолько, что она больше даже не знала, как держать себя в руках. Как будто она сдалась.
Моя мать была сукой, женщиной, которая больше заботилась о себе и кайфовала, чем о собственном гребаном ребенке, но даже я не перестаю видеть, что она была жертвой, женщиной, пойманной в ловушку брака с монстром.
Каким бы идеальным и привлекательным ни казался этот дом снаружи, эта девушка выглядела так, как будто сам дом медленно высасывал из нее жизнь. Точно так же, как выглядела моя мать, когда была достаточно трезва, чтобы заботиться.